тящую навстречу пустую в это время суток дорогу.
- Ты преувеличиваешь, Максик, - сказал на это Горбовский. - И не хо-
чешь почему-то увидеть очевидное: у Руди обыкновеннейший, зауряднейший
эдипов комплекс. Он знал, что его родители Странники, но не знал, кто
они такие. И в результате - отвечал агрессией на любые проявления их де-
ятельности. А теперь, в конце жизни, он понял, что ошибался, что не уг-
рожать и бегать надо было, а просто пойти и поговорить.
Каммерер, явно не слушая Горбовского, чуть наклонился к Серосовину:
- Что на детекторе?
- Детектором мы его не найдем, - отозвался Серосовин напряженным го-
лосом. - Там же масса сплошная впереди. И все в движении, все излучает.
- Тогда гони вдоль Дороги, - распорядился Каммерер, - возьмем его на
выходе.
- Рискованно, шеф, - подал голос Сандро. - А если не успеем?
- Будем стрелять! - отрезал Каммерер жестко.
- Максик! - Горбовский не находил слов.
Они успели.
Серосовин посадил глайдер рядом с Дорогой. В том ее месте, где машины
плотным, без зазоров, потоком уходили в тяжелый стелющийся у самой земли
дым. Каммерер сразу же откинул фонарь и выскочил из глайдера. Комконовцы
последовали за ним. В руках Каммерера появился скорчер, при виде которо-
го у Вадима появилось как никогда яркое ощущение дежа вю. Казалось, сей-
час Каммерер нахмурится и скажет: "Нельзя изменить законы истории, но
можно исправить некоторые исторические ошибки!". Но ничего подобного
глава отдела Чрезвычайных Происшествий не сказал. Он молча поднял скор-
чер и, словно пробуя свои силы, один раз выстрелил. Ярко полыхнуло. Мол-
ния миллионвольтного разряда ударила по плоской с вытянутыми формами ма-
шине. Машина разлетелась сотней обломков, что, впрочем, не остановило
бег всех других.
- Отлично! - подытожил Каммерер. - Теперь если он...
Договорить Каммерер не успел. Совсем с другой стороны, от подтаявших
сугробов к нему вдруг ринулась длинная тощая тень. Все произошло нас-
только быстро, что даже Вадим с его подготовкой Прогрессора не сумел
отследить ситуацию. Сикорски сильно и точно ударил разворачивающегося
Каммерера в солнечное сплетение и перехватил скорчер.
- Стоять! - хрипло крикнул он прыгнувшему вперед Серосовину. - Halt,
массаракш!
Вновь полыхнула молния - на этот раз над головой Серосовина. Водолей
замер. Замер и напрягшийся рядом с Вадимом Мтбевари.
Каммерер корчился и булькал у его ног, а Сикорски, удерживая комко-
новцев на мушке и пятясь, стал отступать к дороге. На нем была арес-
тантская роба, и весь он казался изможденным, вымотанным до предела.
- Взять его! - прокаркал с земли Каммерер.
- Не надо, Максик, - сказал Горбовский. - Не надо, мальчики. Пусть
идет с богом...
- Что вы слушаете этого старого остолопа?! Уволю всех!
Серосовин медленно двинулся к застывшему на обочине Сикорски. Пошел
за ним и Мтбевари.
- Гриша, я буду стрелять! - предупредил Сикорски ровным голосом. - Я
буду стрелять, ты меня знаешь!
Гриша его знал, поэтому, несмотря на приказ Каммерера, остановился.
На минуту воцарилось молчание. Потом Сикорски сказал:
- Извините, ребята, но я не могу иначе...
Продолжая пятится, он вышел на дорогу, и сразу же одна из машин - Ва-
дим опознал ее как "Сандалию Великого и Могучего Утеса с ногой на земле"
- остановилась. Сикорски запрыгнул ей на борт, и машина тронулась.
- Прощайте, ребята, - очень тихо сказал он.
Машина унесла его в туман.
Серосовин помог Каммереру подняться.
- Ушел, - сказал Каммерер. - Ушел-таки.
- И слава богу, - мягко сказал Горбовский. - Неужели бы ты, Максик,
стал стрелять? Неужели бы взял грех на душу?
- Не знаю, - Каммерер покусал губу. - Не знаю!
Он присел на корточки, запустил руки в ближайший сугроб и стал умы-
ваться снегом. Гриша и Сандро растерянно стояли в сторонке.
- Что же теперь с нами будет? - глупо спросил Серосовин.
- Ничего нового с вами не будет, - сказал Горбовский. - Не переживай-
те, мальчики.
А Вадим смотрел на дорогу, на серый нескончаемый поток машин, на
черное небо, и сами собой у него сложились стихи:
На далекой, на планете,
Где закат, как аметист,
Молча бродит - тих и светел -
Структуральнейший лингвист.
И бредет без всякой цели
Под зловещий вьюги свист
Символ грусти и сомнений -
Структуральнейший лингвист.
А потом пошел снег.
10.
В малоизвестной широкой публике монографии Тима Вандерера "Всплеск в
тишине" приводится наряду с другими и такой любопытный факт. Если в ва-
шем распоряжении имеется стандартный БВИ-терминал 91-го года выпуска, то
попробуйте нажать одновременно на три клавиши: "Ctrl", "Alt" и "Del".
Экран терминала при этом должен погаснуть, а еще через некоторое время
из его темной глубины всплывет ярко-алая строка, состоящая всего из двух
слов: "СТРАННИКИ, МАССАРАКШ!".
97 Санкт-Петербург
Антон ПЕРВУШИН
ОДНОГЛАЗЫЙ ВОЛК
Фантастический рассказ
Флокен спустился в жилой бункер только под утро. Протопал по слабо
освещенному коридору, на ходу сдирая с себя грязную потную одежду, вва-
лился в свою комнату, всхрапнув, упал на застеленную кровать. Потом, от-
дышавшись, перевернулся на спину, чувствуя, как отходит, отпускает тело
судорога напряжения, расслабляются мускулы, исчезает дрожь.
Ночь выдалась тяжелой. Волки, совсем обнаглев, лезли сворой прямо на
заграждения;_их косили из пулеметов, а они все лезли и лезли по телам
друг друга, а потом все-таки не выдержали, отхлынули, убрались, поджав
хвосты и огрызаясь, в дюны, и более не показывались.
- Есть будешь? - спросила Лия.
- Буду.
Она принесла ему четыре ломтика копченой рыбы в алюминиевой миске и
кружку подслащенной воды. Не вставая, он стал жадно есть.
- Ты пойдешь на Утренний Ритуал?
- Нет. - Он доел рыбу и поставил миску на пол. - Не пойду.
- Вожак-Волкодав будет недоволен.
- Плевать! - Он снова с безразличием смотрел в потолок.
Лия подошла к кровати, остановилась, глядя на Флокена сверху вниз.
- Ты уже третий раз на этой неделе пропускаешь Ритуал. Ты хоть пони-
маешь, что о тебе могут подумать?
- Помолчи, - сказал Флокен. - Я устал, очень устал.
- А я не устала?! - закричала вдруг Лия. - Я, думаешь, не устала?!
Думаешь, приятно мне слушать, что говорят о тебе люди?! Думаешь, мне
нравится краснеть за тебя перед Вожаком? Думаешь... - Она кричала все
громче, с каждым словом распаляя себя больше и больше, сыпля руга-
тельствами и брызгая на Флокена слюной.
Он не слушал; он смотрел на свою жену и удивлялся, недоумевал: что же
такое он нашел в ней в свое время? Ведь ничего, совсем ничего не оста-
лось от той девушки, пусть и не красивой, но симпатичной, милой и доб-
рой. Теперь перед ним была старуха с бесцветной кожей, обтягивающей че-
реп, ввалившимися щеками и растрепанной грязной копной волос. Она замол-
чала, и он вздрогнул от наступившей вдруг тишины.
- Дура ты, - сказал он, поворачиваясь лицом к стенке. - Всегда была
дурой.
- А ты... ты... вонючая свинья, - сказала она неожиданно ровным голо-
сом и вышла, хлопнув дверью.
Флокен остался один. Он лежал неподвижно, глядя теперь на стену: шер-
шавую, в мелких трещинках. В голову назойливо лезли мысли: странные, не-
ожиданные, а потому - пугающие.
Почему он не пошел на Ритуал? Устал? И это тоже, но не главное.
Раньше он не пропускал ни одного из них. Опостылело, опротивело, надое-
ло. Всегда одно и то же. Разнообразие вносят лишь редкие праздники по
случаю больших побед. Странно, что раньше он как-то не задумывался над
этим. Ведь он - мужчина, он еще помнит мир до Потопа, не то, что эти са-
мовлюбленные, никогда ни в чем не сомневающиеся юнцы... Да нет, задумы-
вался, конечно, только вот не мог почему-то представить себе жизни без
Ритуалов - привык? Они казались неотъемлемой ее частью. Перестать посе-
щать Ритуалы совсем недавно значило для него примерно то же самое, что
перестать дышать. Но теперь все по-другому. Он стал думать об этом. И к
нему пришли воспоминания.
Охотники шли по самой кромке черного безжизненного леса, переступая
через огромные, поваленные стволы деревьев. Назвать рейд удачным было
нельзя: проверенные к тому времени капканы и ловушки были пусты. Флокен
представил себе обрюзгшее недовольное лицо Вожака-Волкодава и решил, что
думать о возвращении пока не стоит - только портить себе охотничий наст-
рой.
В рейде, кроме Флокена, участвовали еще одиннадцать охотников. Все
они шли молча, лишь изредка перебрасывались парой фраз и снова надолго
замолкали. Шли неторопливо один за другим, ни на шаг не отступая с тро-
пы. Флокен шел в хвосте цепочки перед замыкающим и яму увидел одним из
последних.
Это была старая яма. Теперь таких не рыли. Она была выкопана шагах в
десяти правее тропы и прикрыта ветками, хорошо замаскированна. Просто
удивительно, что в нее раньше никто не попал. На дне ямы сидел волк.
Старый, с ободранным боком, но еще очень сильный и очень опасный. Он
поднял морду и посмотрел на людей снизу вверх тусклым взглядом. Зарычал.
Тихо, с угрозой, страшно. Но ненависти в его глазах не было. Флокен ее
не увидел. Что-то другое было в этих глазах.
Командир рейда, из Волкодавов, вытащил пистолет и направил его на
волка. Волк снова зарычал, и тогда Волкодав выстрелил. Стрелял он отмен-
но, попал волку в голову, прямо между глаз. Голова у волка мотнулась, и
он сразу рухнул всем телом в песок. Волкодав спрятал пистолет и посмот-
рел на стоящего рядом Флокена:
- Достань его.
Обвязавшись веревкой, Флокен спустился в яму, стал обматывать концом
веревки задние лапы волка. И тут снова увидел его глаза - теперь уже
мертвые, подернутые пленкой смерти. В глазах волка была тоска, но нена-
висти в них не было.
У Флокена был друг, единственный настоящий друг. Они были одногодки и
помнили мир до Потопа. Звали его Стен. Однажды группа Стена не вернулась
из рейда. Через несколько дней другая группа обнаружила в лесу два обг-
лоданных человеческих тела. Одно из них удалось опознать по нашивке на
клочке одежды. Это был Стен.
Жена Стена бегала потом по коридорам жилого бункера, вопила истошно,
бросалась на соседей, билась головой о стену.
Флокен запомнил это навсегда.
Как-то раз волки напали днем. Нападения этого никто не ждал, поэтому
стае без труда удалось прорвать заградительную линию и подойти вплотную
к жилым бункерам. В тот день в отчаянной схватке погибло два десятка
мужчин, а потом не досчитались еще и одного грудного ребенка. Как так
получилось, что ребенок пропал, узнать не удалось. А через три года
группа Флокена наткнулась на логово волчицы-одиночки. В логове сидел го-
лый и грязный человек-волчонок. Он не понимал речи, рычал, кусался, бе-
гал на четвереньках. Его поймали и притащили к Вожаку-Волкодаву. Тот,
брезгливо морщась, с минуту разглядывал ребенка, потом сказал:
- Двух мнений быть не может. Это волк-оборотень. Убить его просто так
нельзя - только в огне.
И по его приказу ребенка сожгли во время Вечернего Ритуала при общем
скоплении народа. Как он кричал, этот ребенок!
Флокена разбудила Лия.
- Вставай, - сказала она, глядя в сторону. - Вожак-Волкодав хочет ви-
деть тебя.
Флокен поднялся и увидел перед собой Левую Лапу Вожака-Волкодава. Ле-
вая Лапа высокомерно улыбался. У него за спиной стояли еще двое. Волко-
давы. Они были вооружены. Флокен пошел с ними.
Они провели его по коридору жилого бункера к апартаментам Вожака,
пропустили внутрь, а сами остались за дверью.
Вожак сидел в мягком, удобном кресле с высокой спинкой и деревянными,
украшенными затейливой резьбой подлокотниками. Каждый предмет в комнате
Вожака был атрибутом Ритуалов: или - ежеутренних, или - ежевечерних.
Каждый, кроме, пожалуй, огромного глобуса - предмет, дорогой Вожаку как
