компетентны его утверждения.
Некоторое время Хардин молчал. Потом он спросил:
- Когда Ламет написал эту книгу?
- О, я думаю примерно восемьсот лет назад. Конечно, он в основном
опирался на предыдущую работу Глина.
- Зачем же тогда доверять ему? Не проще ли полететь на Арктур и
самому изучить раскопки?
Лорд Дорвин поднял брови и быстро втянул в себя табак.
- Да, но с какой стати, мой дорогой друг?
- Для, того чтобы получить информацию из первых рук.
- Но где необходимость? Это какой-то очень сложный и запутанный метод
получения информации. Смотрите сами, у меня собраны работы всех старых
мастеров, великих археологов прошлого. Я сравниваю их друг с другом,
нахожу разногласия, анализирую противоречивые суждения, решаю, какое из
них наиболее правдивое и прихожу к заключению. Это и есть научный метод.
По крайней мере - так я его понимаю. Как неимоверно грубо будет
отправляться на Арктур, или например, в Солнечную систему, и шататься по
планетам, когда великие ученые прошлого уже изучили все куда более
эффективно, чем мы можем когда-либо надеяться.
- Я понимаю, - вежливо пробормотал Хардин.
Какой там к черту научный метод! Ничего удивительного, что Галактика
должна быстро развалиться.
- Пойдемте, милорд, - сказал Пирени. - Я думаю, нам лучше вернуться.
- Ах да. Наверное нам пора.
Когда они уже выходили из комнаты, Хардин сказал:
- Милорд, могу я вам задать вопрос?
Лорд Дорвин очаровательно улыбнулся и подчеркнул свой ответ изящным
движением руки.
- Бесспорно, мой дорогой друг. Я очень рад быть хоть чем нибудь
полезен. Если мои скромные познания могут помочь вам...
- Это не из археологии, милорд...
- Нет?
- Нет. Дело вот в чем. В прошлом году до нас на Терминусе дошли вести
о взрыве энергостанции на планете у Гаммы Андромеда. Но мы не знаем
абсолютно никаких подробностей. Не могли бы вы сказать мне, что там
случилось?
Рот Пирени скривился.
- Меня удивляет желание задавать его светлости абсолютно никчемные
вопросы.
- Ну, что вы, доктор Пирени, - перебил его канцлер. - Все хорошо. Да
и к тому же об этом деле почти нечего сказать. Энергостанция взорвалась, и
это была довольно большая катастрофа, знаете ли. Я помню, несколько
миллионов людей погибло и почти половина планеты лежало в руинах. Наше
правительство даже серьезно подумывает выпустить закон об ограничении
использования атомной энергии - хотя это между нами, не для публикаций,
знаете ли.
- Я понимаю, - ответил Хардин, - но по какой причине взорвалась
станция?
- Видите ли, - безразлично ответил лорд Дорвин, - кто это может
знать? Она начала выходить из строя еще несколько лет назад, а починка и
замена деталей была произведена плохо. В наши дни так трудно найти людей,
которые действительно разбираются в наших энергетических системах.
И он с сожалением взял в руку щепотку табака.
- Вы понимаете, - сказал Хардин, - что независимые королевства на
периферии совсем утратили секрет атомной энергии?
- Правда? Я совсем не удивлен. Варварские планеты... О, мой дорогой
друг, не называйте их независимыми. Ведь это не так, знаете ли. Договоры,
которые мы с ними заключили, полностью подтверждают это. Они признают
суверенитет Императора. Им пришлось это сделать, конечно, иначе мы с ними
не будем торговать.
- Может быть это и так, но им предоставлена очень широкая способность
речи.
- Да, вы правы. разумная свобода. Но вряд ли это имеет большое
значение. Императору будет значительно лучше, если периферия будет
опираться на свои собственные резервы, и все останется как оно есть...
более или менее. Нам они не к чему, знаете ли. Очень, очень варварские
планеты. Едва цивилизованные.
- Но раньше они были цивилизованны. Анакреон был одной из богатейших
окраинных провинций. Насколько я помню, его небезуспешно сравнивали с
самой Вегой.
- О, но, Хардин, это было столетия назад! Вряд ли можно делать из
этого выводы. В старые великие дни все было по-другому. Сейчас мы уже не
те, что были когда-то, знаете ли. Смотрите-ка, Хардин, да вы настойчивый
парень. Я ведь сказал, что не хочу сегодня заниматься делами. Доктор
Пирени предупредил меня о вас. Он говорил, что вы попытаетесь сбить меня с
толку, но я слишком старый лис для этого. Перенесем все дела на завтра.
На этом все кончилось.
5
Это было второе заседание Комитета, на котором присутствовал Хардин,
если конечно не считать тех неофициальных бесед, которые они имели с
лордом Дорвином. И тем не менее мэр ни на секунду не сомневался, что
произошло по меньшей мере одно, а возможно два или три заседания, на
который он каким-то образом не получил приглашения.
Не пригласили его и на это, как ему казалось, если бы не ультиматум
то, по крайней мере, это можно было назвать ультиматумом, хотя вежливое
письмо заключало в себе множество самых дружеских слов об единстве двух
планет.
Хардин осторожно потрогал письмо пальцами. Оно начиналось пышной
фразой и приветствием "Его Величества Короля Анакреона своему любезному
другу и брату доктору Льюису Пирени, председателю Комитета Энциклопедии
Первого Основания" и заканчивалось огромной вычурной многоцветной печатью,
слишком даже символичной.
Но тем не менее это был ультиматум.
- Значит нам осталось не так уж и много времени, - сказал Хардин. -
Всего три месяца. Но и те три месяца, что у нас были, мы не могли ни на
что использовать. Это письмо дает нам неделю. что будем делать.
Пирени взволнованно нахмурился.
- Должен же быть какой-то выход. Перед лицом того, что сказал нам
лорд Дорник об отношении к нам Императора и Империи, после его заверений,
это просто невероятно, чтобы они могли пойти на какие-нибудь крайности.
Хардин поднял голову.
- Понятно. Вы, что, информировали короля Анакреона о том, что у нас
появился сильный защитник?
- Да, информировал. После того, как я доложил о своем намерении
Комитету и за мое предложение голосовали единогласно.
- И когда же состоялось голосование?
Пирени вновь обрел свое достоинство.
- Мне кажется, я не обязан отвечать на ваши вопросы, мэр Хардин.
- Прекрасно. Я не так уж в этом заинтересован. просто, по моему
мнению, ваша дипломатическая почта со ссылкой на лорда Хардина, - тут он
поднял верхнюю губу, оскалившись в улыбке, - была причиной этого
маленького дружеского послания. В противном случае они бы еще подождали,
хотя не думаю, что это помогло бы Терминусу в какой-то степени, исходя из
того, как настроен Комитет.
- Как это вам удалось прийти к такому замечательному заключению? -
спросил Ят Фулхам.
- Довольно просто. Для этого требуется то, на что вы не обращаете
никакого внимания - здравый смысл. Видите ли, существует одна такая наука,
известная под названием символической логики, которая позволяет
отсортировать человеческую речь от всякого ненужного хлама, обнажая голую
истину.
- Ну и что с того? - спросил Фулхам.
- Я применил ее. Помимо всего прочего, я применил ее вот к этому
документу. Мне самому это, конечно, ни к чему, потому что я прекрасно
понимаю, о чем идет речь, но мне кажется я смогу скорее символами, чем
словами, объяснить содержание этого документа пяти ученым физикам, то есть
вам.
Хардин вынул несколько листов бумаги из папки, лежащей у него под
рукой и разложил их.
- Между прочим это сделано не мной, - сказал он. - Мюллер Холк из
отдела Логики подписался под этим анализом, как вы можете видеть.
Пирени наклонился через стол, чтобы лучше рассмотреть документы, а
Хардин продолжал:
- Письмо с Анакреона было, естественно, простой проблемой, потому что
люди, которые писали его, были скорее людьми дела, а не слов. В нем ясно,
хотя и не совсем квалифицированно высказано одно утверждение. если
смотреть на символы, то увидеть его не просто, но словами оно переводиться
следующим образом: "Или вы в течении недели дадите нам то, что мы хотим,
или мы перебьем вас к чертовой матери и все равно возьмем то, что нам
нужно".
Пока пять членов Комитета рассматривали строчки символов, была
тишина, а потом Пирени уселся в кресло и неуверенно откашлялся.
- Так какой же выход вы видите, доктор Пирени? - спросил Хардин.
- Кажется, никакого.
- Прекрасно.
Хардин сложил листки.
- А теперь вы видите перед собой копию договора между Империей и
Анакреоном, договора, между прочим, подписанного по поручению Императора
лордом Дорвином, который был здесь на прошлой неделе. Рядом с договором вы
можете видеть его символический знак.
Договор заключал в себя пять страниц мелкого шрифта, а анализ был
написан всего на полстраницы.
- Как вы видите, господа, примерно около девяноста процентов выпало
из анализа, как полная бессмыслица, а все важное можно описать весьма
интересным способом: "Обязательства Анакреона по отношению к Империи:
никаких! Власть Империи над Анакреоном: никакой!"
И вновь все пятеро внимательно следили за договором, тщательно
сверяясь с доводами, и когда они оторвались от бумаг, Пирени обеспокоенно
заявил:
- Кажется, все верно.
- В таком случае вы признаете, что договор этот не больше и не
меньше, как декларация полной независимости Анакреона и признание этого
статуса Императором?
- Кажется, да.
- И вы думаете, что Анакреон не понимает этого и не хочет усилить
свою позицию независимости - так что естественно стремится не обращать
внимания, ни малейшего на намек, что им может чем-то грозить Империя? В
особенности, если вполне очевидно, что Империя беспомощна и не может
выполнить ни одну из своих угроз, так как в противном случае им никогда бы
не была предоставлена независимость.
- Но тогда, - перебил его Сатт, - как мэр Хардин относится к
утверждениям лорда Дорвина в том, что Империя окажет нам поддержку? Его
гарантии были... - он пожал плечами. - они были удовлетворительными.
Хардин откинулся на спинку кресла.
- Вы знаете, это самое интересное из того, что только происходит. Я
признаюсь, когда увидел его светлость, я решил, что он самый настоящий
глупый осел, но в конце концов выяснилось, что он - законченный дипломат и
исключительно умен. Я взял на себя смелость записать на пленку все его
утверждения.
Раздались протестующие крики, и Пирени в ужасе открыл рот.
- Что здесь такого? - требовательно спросил Хардин. - Да, конечно,
нарушение правил гостеприимства и вообще то, чего не сделал бы ни один
порядочный джентльмен. К тому же, если бы его светлость поймал меня за
руку, это было бы не очень приятно, но ведь все обошлось, а пленка у меня.
Я записал его, переписал на бумагу, потом так же послал Холку на анализ.
- И где же этот анализ? - спросил Ландин Краст.
- Вот это, - ответил Хардин, - и есть самое интересное. Это был самый
трудный анализ из всех трех, проведенных в лаборатории. Когда после двух
дней тяжелой работы Холку удалось устранить все бессмысленные утверждения,
смутные намеки, бесполезные определения, короче, всю ерунду, оказалось,
что у него не осталось ровным счетом ничего, ни единого слова. Лорд
Дорвин, господа, за все пять дней обсуждения, не сказал ни одной
определенной фразы, и причем так, что вы этого не заметили. Вот вам
заверения и гарантии нашей драгоценной Империи.
Хардин мог положить на стол бомбу замедленного действия, но и она не
