она сразу тронулась.
- Познакомьтесь, - сказал Ханин. - Ваван Татарский, один из наших
лучших специалистов. А это, - Ханин кивнул на незнакомца, выруливавшего
на дорогу, - Вовчик Малой, почти твой тезка. Еще Ницшеанцем зовут.
- Да ну это так, хуйня, - быстро пробормотал Вовчик, смаргивая. -
Давно это было.
- Это, - продолжал Ханин, - человек с очень важной экономической
функцией. Можно сказать, ключевое звено либеральной модели в странах с
низкой среднегодовой температурой. Ты в рыночной экономике понимаешь
немного?
- Децул, - ответил Татарский и свел два пальца, оставив между ними
миллиметровый зазор.
- Тогда ты должен знать, что на абсолютно свободном рынке в силу
такого определения должны быть представлены услуги ограничителей
абсолютной свободы. Вовчик - как раз такой ограничитель. Короче, наша
крыша...
Когда машина затормозила у светофора, Вовчик Малой поднял на
Татарского маленькие невыразительные глаза. Непонятно было, отчего его
называли "малым", - он был мужчиной крупных размеров и изрядного
возраста. Его лицо было типичной бандитской пельмениной невнятных
очертаний, не вызывавшей, впрочем, особого отвращения. Оглядев
Татарского, он сказал:
- Короче, ты в русскую идею въезжаешь?
Татарский вздрогнул и выпучил глаза.
- Нет, - сказал он. - Не думал на эту тему.
- Тем лучше, - влез Ханин. - Как говорится, со свежей головой...
- А зачем это нужно? - спросил Татарский, оборачиваясь к нему.
- Тебе заказ на разработку, - ответил Ханин.
- От кого?
Ханин кивнул на Вовчика.
- Вот тебе ручка и блокнот, - сказал он, - слушай его внимательно и
делай пометки. Потом по ним распишешь.
- А че тут слушать, - буркнул Вовчик. - И так все ясно. Скажи,
Ваван, когда ты за границей бываешь, унижение чувствуешь?
- Я там не был никогда, - признался Татарский.
- И молодец. Потому что поедешь - почувствуешь. Я тебе точно говорю
- они нас там за людей не считают, как будто мы все говно и звери. То
есть когда ты в каком-нибудь "Хилтоне" весь этаж снимешь, тогда к тебе,
конечно, в очередь встанут минет делать. Но если на каком-нибудь фуршете
окажешься или в обществе, так просто как с обезьяной говорят. Чего,
говорят, у вас крест такой большой - вы что, богослов? Я 6 тебе, блядь,
такое богословие в Москве показал...
- А почему такое отношение? - перебил Ханин. - Мнение есть?
- Есть, - сказал Вовчик. - Все потому, что мы у них на пансионе. Их
фильмы смотрим, на их тачках ездим и даже хавку ихнюю едим. А сами
производим, если задуматься, только бабки... Которые тоже по всем
понятиям ихние доллары, так что даже неясно, как это мы их производить
ухитряемся. Хотя, с другой стороны, производим же - на халяву-то никто
не дал бы... Я вообще-то не экономист, но точно чувствую - дело гнилое,
какая-то тут лажа зарыта.
Вовчик замолчал и тяжело задумался. Ханин собирался что-то
вставить, но Вовчик вдруг взорвался:
- Но они-то думают, что мы культурно опущенные! Типа как чурки из
Африки, понимаешь? Словно мы животные с деньгами. Свиньи какие или быки.
А ведь мы - Россия! Это ж подумать даже страшно! Великая страна!
- Да, - сказал Ханин.
- Просто потеряли на время корни из-за всей этой байды. Сам знаешь,
какая жизнь, - пернуть некогда. Но это ж не значит, что мы забыли,
откуда мы родом, как негры эти козлиные...
- Давай без эмоций, - сказал Ханин. - Объясни парню, чего ты от
него хочешь. И попроще, без лирики.
- Короче, я тебе сейчас ситуацию просто объясню, на пальцах, -
сказал Вовчик. - Наш национальный бизнес выходит на международную арену.
А там крутятся всякие бабки - чеченские, американские, колумбийские, ну
ты понял. И если на них смотреть просто как на бабки, то они все
одинаковые. Но за каждыми бабками на самом деле стоит какая-то
национальная идея. У нас раньше было православие, самодержавие и
народность. Потом был этот коммунизм. А теперь, когда он кончился,
никакой такой идеи нет вообще, кроме бабок. Но ведь не могут за бабками
стоять просто бабки, верно? Потому что тогда чисто непонятно - почему
одни впереди, а другие сзади?
- Во как, - сказал Ханин. - Учись, Ваван.
- И когда наши русские доллары крутятся где-нибудь в Карибском
бассейне, - продолжал Вовчик, - даже на самом деле не въедешь, почему
это именно русские доллары. Нам не хватает национальной
и-ден-тич-ности...
Последнее слово Вовчик выговорил по складам.
- Понял? У чеченов она есть, а у нас нет. Поэтому на нас как на
говно и смотрят. А надо) чтобы была четкая и простая русская идея, чтобы
можно было любой суке из любого Гарварда просто объяснить:
тыр-пыр-восемь-дыр, и нефига так глядеть. Да и сами мы знать должны,
откуда родом.
- Ты давай задачу ставь, - сказал Ханин и подмигнул Татарскому в
зеркальце. - Это ж мой главный криэйтор. У него минута времени больше
стоит, чем мы с тобой вместе в неделю зарабатываем.
- Задача простая, - сказал Вовчик. - Напиши мне русскую идею
размером примерно страниц на пять. И короткую версию на страницу. Чтоб
чисто реально было изложено, без зауми. И чтобы я любого импортного
пидора - бизнесмена там, певицу или кого угодно - мог по ней развести.
Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли и стальную
дверь поставили. Чтобы такую духовность чувствовали, бляди, как в сорок
пятом под Сталинградом, понял?
- А где я ее... - начал Татарский, но Ханин перебил:
- А это уж, родной, твое дело. Сроку у тебя день, работа срочная.
Потом ты мне для других дел нужен будешь. И учти: кроме тебя, мы эту
идею еще одному человеку заказали. Так что старайся.
- Кому, если не секрет? - спросил Татарский.
- Саше Бло. Слышал про такого?
Татарский промолчал. Ханин сделал знак Вовчику, и машина
остановилась. Протянув Татарскому сотенную бумажку, Ханин сказал:
- Это тебе на такси. Езжай домой работать. И больше сегодня не пей.
Выйдя на тротуар, Татарский дождался, пока машина уедет, и достал
визитку кавказского пленного. Она выглядела странно - в центре была
нарисована секвойя, а все остальное место занимали звезды, полосы и
орлы. Поверх этого римского великолепия было напечатано кудрявыми
золотыми буквами:
ОТКРЫТОЕ АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО
"ТАМПОКО"
ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЕ НАПИТКИ И СОКИ
Менеджер по размещению акций
Михаил НЕПОЙМАН
- Ага, - пробормотал Татарский. - Помним-помним.
Спрятав визитку в карман, он повернулся к потоку машин и поднял
руку. Такси остановилось почти сразу.
Таксист был толстощеким увальнем с выражением сосредоточенной обиды
на лице. У Татарского мелькнула мысль, что он похож на переполненный
водой презерватив, которого достаточно слегка коснуться чем-нибудь
острым, чтобы он выплеснулся на окружающих одноразовым водопадом.
- Скажите, - спросил Татарский неожиданно для себя, - вы случайно
не знаете, что такое русская идея?
- Ха, - сказал водитель, словно только и ждавший этого вопроса. - Я
тебе сейчас расскажу. Я же сам мордвин наполовину. Так вот, когда я в
армии служил, в первый год, в учебке, там один сержант был по фамилии
Харлей. "Я, - говорил, - мордву и чурок ненавижу!" Посылал меня зубной
щеткой очко драить. Два месяца, сука, надо мной издевался. А потом вдруг
приходят к нам в учебку сразу три брата-мордвина - и все штангисты, ты
себе можешь представить? Кто здесь, говорят, мордву не любит?
Водитель счастливо засмеялся, и машина широко вильнула на дороге,
чуть не выскочив на встречную полосу.
- А при чем здесь русская идея? - вжавшись в сиденье, спросил
испуганный Татарский.
- А при том. Этот Харлей таких пиздянок получил, что потом две
недели в медсанбате отлеживался. Во как. И еще потом раз пять его
метелили, пока до дембеля дотянул. Если 6 только метелили...
- Вот здесь, пожалуйста, остановите, - не выдержал Татарский.
- Здесь нельзя, - сказал шофер, - развернуться надо. Я говорю, если
бы его только били... Не-ет!..
Татарский смирился, и, пока машина везла его домой, шофер посвятил
его в такие подробности судьбы сержанта-шовиниста, которые уничтожили
даже малейшую возможность сострадания - ведь за ним, в сущности, всегда
стоит короткий миг отождествления, а здесь оно было невозможно, потому
что на него не решались ни ум, ни душа. Впрочем, это была обычная
армейская история. Когда Татарский вылез, водитель сказал ему вслед:
- А насчет идеи этой я тебе прямо скажу - хрен его знает. Мне бы на
бензин заработать да на хань. А там - что Дудаев, что Мудаев, лишь бы
лично меня мордой об стол не били.
Возможно, из-за этих слов Татарский снова вспомнил о прикованном
менеджере, который набирал в пустоте телефонный номер. Войдя в подъезд,
он остановился. Только тут до него дошло, чего требует ситуация на самом
деле. Вытащив из кармана визитку, он записал на ее обороте:
АКЦИИ ТАМПОКО!
СЕГОДНЯ - ЛИСТ БУМАГИ,
А ЗАВТРА - ВЕДРА СОКА!
"Хвойное дерево, значит, - подумал он. - Ладно. Дадим человеку
последний шанс. Позвоню, когда Гусейн его отпустит. А пока пусть
сворачивает доллары трубочками".
ИНСТИТУТ ПЧЕЛОВОДСТВА
Часто бывает: выходишь летним утром на улицу, видишь перед собой
огромный, прекрасный, спешащий куда-то мир, полный невнятных обещаний и
растворенного в небе счастья, и вдруг мелькает в душе пронзительное
чувство, спрессованное в долю секунды, что вот лежит перед тобой жизнь,
и можно пойти по ней вперед без оглядки, поставить на карту самого себя
и выиграть, и промчаться на белом катере по ее морям, и пролететь на
белом "мерседесе" по ее дорогам. И сами собой сжимаются кулаки, и
выступают желваки на скулах, и даешь себе слово, что еще вырвешь зубами
много-много денег у этой враждебной пустоты, и сметешь с пути, если
надо, любого, и никто не посмеет назвать тебя американским словом loser.
Так действует в наших душах оральный вау-фактор. Но Татарский,
бредя к метро с папкой под мышкой, был равнодушен к его требовательным
позывам. Он ощущал себя именно "лузером", то есть не просто полным
идиотом, а вдобавок к этому военным преступником и неудачным звеном в
биологической эволюции человечества.
Вчерашняя попытка сочинить русскую идею кончилась первым в карьере
Татарского полным провалом. Сначала задание показалось ему несложным,
но, сев за стол) он с ужасом понял, что ничего, абсолютно ничего не
приходит в голову. Не помогла даже планшетка, к которой он в отчаянии
обратился, когда стрелки часов переехали за полночь. Че Гевара, правда,
отозвался, но в ответ на вопрос о русской идее выдал какой-то странный
кусок:
Россияне!
Правильнее было бы говорить оборально-анальном вау-воздействии, так
как эти влияния сливаются в один импульс, и именно этот комплекс эмоций,
этот их конгломерат и считается социально ценной проекцией человека.
Отметим, что реклама изредка предпочитает квазиюнгианский подход
квазифрейдистскому: бывает, что за приобретением материального объекта
стоит не голый акт монетаристического совокупления, а поиск магического
свойства, способного убрать орально-анальную стимуляцию на второй план.
Например, сине-зеленая зубная щетка гарантирует каким-то образом
возможность безопасно перелезать с верхнего балкона на нижний,
