чаще они мигали, тем выше была скорость.
Объекты совершали полет на высоте предположительно от 1000 до 7000 метров.
Движение НЛО не сопровождалось никакими звуками и отличалось поразительной
маневренностью. Казалось, что НЛО вовсе лишены инерции. Иными словами, они
каким-то образом "ладят" с гравитацией. На сегодняшний день земные
механические аппараты подобными возможностями вряд ли располагают.
На экранах радиолокационного прицела самолета и экранах местных
радиолокационных станций радиотехнических подразделений объект наблюдался
как "отметка" от радиолокационной цели. На одной станции это наблюдение не
зафиксировано".
КОСЫГИН
Жизнь всегда порождает вопросы. Если говорить строго, то сегодня вся наша
жизнь - это вопросы без ответа и ответы без вопроса.
К концу 1976 года чем больше я втягивался в проблему НЛО, тем больше
недоумевал. Как же так? В нашем небе, да и на земле, беспрепятственно
хозяйничают инопланетяне, их техника демонстрирует более чем завидные
качества, а этим делом ни в передовой советской науке, ни в непобедимом и
легендарном воинстве никто не занимается. Более того, по газетным
публикациям, по приватным встречам с учеными я стал убеждаться, что
официальная наука держала прочную круговую оборону против любых
поползновений навязать ей изучение этой экстравагантной темы. И тогда я
решил, что наступила пора использовать карт-бланш, выданный мне Алексеем
Николаевичем Косыгиным семнадцать лет назад.
В начале 1959 года после первого успешного экспедиционного плавания
научноисследовательской подводной лодки "Северянка", во время которого было
сделано научное открытие, тогдашний министр рыбного хозяйства А.А.Ишков
решил доложить об этом не кому-нибудь, а тогдашнему Первому заместителю
Председателя Совета Министров СССР А.К.Косыгину. Меня, как начальника
экспедиции и автора проекта переоборудования боевой субмарины в научную,
обязали подготовить двадцатиминутный доклад. Косыгин назначил прием на 17
часов в один из дней в конце февраля.
Я первый раз попал в Кремль. Процедура попадания запомнилась. В бюро
пропусков на бумаге с водяными знаками и разводами, похожей на банкноты,
филигранной вязью да еще черной тушью был выписан пропуск. У входа в
Спасские ворота охранники сличали его с паспортом. При входе в здание Совета
Министров СССР - это на нем мы всегда видели красный флаг на фоне Мавзолея -
снова охранники, пропуск и паспорт. В вестибюле - фонтан с нимфами и
гардероб. Лифт, способный вместить взвод. Выход на третьем или четвертом
этаже, точно не помню. Охранники с автоматами, пропуск, паспорт. Кажется,
именно после этой процедуры у меня родилось стихотворение "Бумажный век".
Царит на планете бумажный век.
Жизнь без бумажки - мистика.
Какой, к примеру, ты человек
Без, скажем, характеристики.
И без отчета ты не ученый,
А просто так - огурец моченый.
Измыслил новую галиматью -
Пиши доклад, подавай статью.
А вышепоставленные арапы
требуют справку, требуют рапорт.
В общем, нет спокойного места
без машинописного текста.
Я жду - не дождусь благодатного дня,
Когда без бумажного пропуска
В инстанции всякой примут меня
Вот так, нараспашку, попросту.
Когда собрав со света всего
Мегатонны макулатуры,
Отдам их за королеву Марго
Или части ее фигуры.
Но поскольку к тому времени обмен всего бумажного на Марго еще не произошел,
я двигался к приемной, ориентируясь на номер, который был обозначен в
пропуске. Паркет, лакированные двери, сияющие в благоговейной тишине
таблички: "Председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилов",
"Председатель Совета Министров СССР Н.С.Хрущев" и т.д.
Открыв дверь в приемную Косыгина, я обомлел. В не очень большой комнате
сидели, стояли, а в общем, маялись около двадцати солидных мужчин. Как
выяснилось, это были, в основном, директора заводов, работники министерств,
то есть, как тогда говорили, командиры производства. Некоторые ждали еще с
обеда. Начальник канцелярии, остриженный под бокс, в темном пиджаке и
почему-то в военных брюках с кантом, одной половиной тела говорил по
телефону, а другой объяснял присутствующим, что расписание шефа нарушил
высокий визитер - английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. В половине
шестого вечера было объявлено, что сегодня никакие разговоры не состоятся,
ибо высокие персоны сговорились посетить балетный спектакль. "Северянам"
назначили на завтра, в 11 утра. Но на завтра к Косыгину опоздали мы,
примерно на двадцать минут. Именно это время потребовалось сотрудникам КГБ,
чтобы выяснить, почему вчера в нашей группе было восемь человек, а сегодня
только семь. Их волновало, где сейчас научный сотрудник С.Потайчук? Устное
заявление директора Всесоюзного института морского рыбного хозяйства и
океанографии В.П.Зайцева о том, что Потайчук не прибыл, так как простудился,
было перепроверено, и только тогда все нормализовалось. Алексей Николаевич
Косыгин стоял у громадного Тобразного стола и был лицом похож на Керенского
из фильмов об Октябрьской революции. Второе, что меня поразило, так это
пассивное рукопожатие его вялой и тонкой, как у женщины, руки. Кстати, и
манера поведения хозяина кабинета, и, в частности, его высказывания были
такими же вялыми и никак не энергичными. Но высокий интеллект и
подготовленность к предмету нашего разговора Косыгин обнаружил быстро.
Я, подталкиваемый в спину А.А.Ишковым и В.П.Зайцевым, рассказал о проекте
переоборудования подлодки, целях и результатах ее двух экспедиций, об
эффективности нового средства исследования и, наконец, об открытии в области
биологии северо-атлантической сельди, имеющем значение для промышленного
рыболовства. Ровно двадцать минут, отрепетированные дважды дома.
Завязалась беседа. "А сколько стоит серийная боевая подлодка, из которой
переоборудована "Северянка"?- обратился Косыгин к присутствующему в нашей
команде начальнику Главного штаба ВМФ адмиралу Ф.В.Зозуле. Вопрос касался
неатомных подлодок 613 проекта. Их навыпускали сотни штук, продавали за
границу десятками. Почтенный адмирал подумал, а затем попросил разрешения
выйти, чтобы справиться по телефону. "Не стоит беспокоиться, оставайтесь",-
сказал Косыгин. И тут влез я: "Три с половиной миллиона рублей".- "А на
какую глубину рассчитана такая подводная лодка?" - задал Косыгин Зозуле
спасительный вопрос. И опять, к моему величайшему стыду за адмирала,
отвечать пришлось мне. Среди присутствующих я оказался единственным
профессиональным подводником. Затем Косыгин, говоря о перспективах, упомянул
об американском проекте глубоководной научной лаборатории "Алюминаут". Для
этой подводной лодки, рассчитанной на глубину четыре с лишним километра, был
даже изобретен сверхпрочный металлический сплав на основе алюминия.
Государственный деятель спокойно сыпал судостроительными и морскими
терминами, называл технические характеристики, сопоставлял расходы с
возможным эффектом. Внезапно он обратился к адмиралу: "Федор Владимирович,
как я понял, там у Вас какие-то срочные дела. Я Вас больше не держу". Зозуля
покраснел и откланялся. А мне стало жалко этого старого человека,
прожженного войной опытного штабного работника, но, видимо, не очень
подкованного по части научно-технического прогресса в подводном
кораблестроении.
А Косыгин завершил встречу своеобразным гимном этому прогрессу, призвал
дерзать и пробовать, поблагодарил за работу. Прощаясь, он снова подал мне,
как ближе всех стоящему, свою усталую руку. И сказал: "Если у Вас будут
возникать проблемы в научных делах, прошу обращаться непосредственно ко мне.
Спасибо". И, обращаясь ко всем: "Если товарищи не возражают, то есть
возможность показать участникам экспедиции квартиру, где жил великий Ленин".
Товарищи не возражали.
Семнадцать лет... За это время Косыгин стал Председателем Совета Министров
страны, а я из подводников пришел в уфологию. Вспомнит ли? Добиваться приема
у главы правительства по поводу "летающих тарелок" в то время было бы пустым
номером. Видимо, логичнее было бы использовать правила "бумажного века", то
есть писать. И не рассчитывать, что письмо попадет адресату. Но его
содержание непременно должно было бы - а иначе какой смысл писать -
затронуть патриотические и прагматические струны его помощников, которые
смогут переадресовать его заинтересованным лицам. В партийно-хозяйственном
конгломерате державы я видел только одно такое лицо, к тому же еще и щедро
финансируемое - Военно-промышленную комиссию Совета Министров СССР или
сокращенно - ВПК. Поэтому в коротком заявлении на имя А.Н.Косыгина я первым
делом спекулятивно сослался на наше личное знакомство, а затем просил
Предсовмина употребить все свое влияние для организации исследования
феномена НЛО в нашей стране, чтобы использовать возможные результаты в
военной и народнохозяйственной сфере. И еще я указал, что за рубежом к этому
уже приступили. Аналогичные письма, но с некоторыми вариациями я направил
руководству КГБ (НЛО - угроза нашей безопасности) и президенту Академии наук
(НЛО - это вызов науке и неподнятая целина для постановки цикла
фундаментальных исследований).
Первым среагировал Комитет госбезопасности. Меня пригласили в небольшое
здание на Кузнецком мосту, напротив "Зоомагазина", предназначенное для
переговоров с просителями со стороны. Часа полтора-два со мной говорил
респектабельный и вежливый собеседник по фамилии, кажется, Демин.
Я до конца так и не понял, откуда он - из органов безопасности или
приглашенный этими органами представитель Государственного комитета по науке
и технике. Демин пытался выяснить объем и источники моей информации, а я
убеждал его в необходимости срочно приступить к исследованию НЛО и включать
в задание внешним разведкам заимствование сведений и по этому направлению.
Собеседник заверил, что он все доложит руководству.
Второй отреагировала ВПК. Оказалось, что этот орган размещался в том же
здании, куда я ходил на прием к А.Н.Косыгину. Разговаривал со мной невысокий
запенсионного возраста Борис Александрович Киясов. Суть разговора: я далеко
не первый, кто обращается с подобными предложениями. Сейчас их собирают "до
кучи", анализируют, изучают дополнительную информацию, определяют свою
позицию. Мои доводы будут изложены начальству, я буду обязательно приглашен
для участия в формировании распорядительных документов. Беседа шла у окна с
видом на Мавзолей.
Вот стихотворение того времени, связанное с Мавзолеем. Написал бы я так
сегодня? Вряд ли.
Лежит Ильич в гробу холодном,
Не греет кондиционер.
Лежит Ильич в костюме модном,
А рядом - милиционер.
Без орденов и без медалей
Лежит Ильич, устал и прям.
Его ничем не награждали,
А дали бы, не взял бы сам.
Лежит Ильич потехи ради.
А на трибуне, что над ним
Стоят приветливые дяди
По нашим праздникам большим.
Из них кому-то стало горько,
Что Ленин был иных скромней,
И вот исчезла гимнастерка,
В которой лег он в мавзолей.
В его ногах алело знамя
Парижских дымных баррикад.
И знамя невзначай изъяли,
Стал кто-то знамени не рад.
Они стоят над ним, над нами,
При жизни в бронзу перейдя,
Способные упрятать знамя
И перелицевать вождя.
Академия наук СССР до сих пор на мое письмо не ответила. Правда, у индусов
