мучительно больно за бесцельно прожитые годы..." Прав, прав ты был в этом,
зашоренный ты наш Павка Корчагин. Но как от лозунгов перейти к конкретному?
К концу 1977 года во мне вызрела некая перспективная триада, три
магистральных пути, по которым я был намерен действовать: просветительская
деятельность, начиная с ликвидации уфологической безграмотности населения;
организация в стране сети быстрого реагирования на уфологическую ситуацию на
местах и, наконец, возведение уфологии в официально признанное научное
направление.
Просветительская деятельность началась стихийно. Сначала с приглашения
рассказать о Бермудском треугольнике, а потом об инопланетянах. Число заявок
росло в геометрической прогрессии, особенно после опубликования в печати
сообщений о петрозаводском диве. Выступал я два-три раза в неделю вечерами,
а иногда и в урочное время, что не могло не вызывать осложнений на работе.
Меня так вдохновляла тема, что я на лекциях пел как соловей, вплетая
фантастические по своей необычности кружева инопланетного сюжета в канву
нашей повседневности. Щедро ознакомив аудиторию с экзерсисами посланцев
высокоразвитых цивилизаций, а в том, что они с других небесных тел, у меня
сомнений не возникало ("если не мы и не американцы, то кто же"), я начинал
подводить научно-техническую базу под возможность межпланетных сообщений,
убеждая в этом слушателей и себя. Рассказывают, что тогда я обладал
удивительной способностью будить живую мысль даже у спящей аудитории и
вызывать "ажажиотаж" (словечко, придуманное в ту пору Анатолием Чубайсом, о
чем он поведал мне во время случайной встречи на фуршете в Доме актера).
В очередную лекцию я добавлял новые факты о головокружительных маневрах
"летающих тарелок" в околоземном пространстве, о перспективах извлечения
энергии из космического вакуума для обеспечения межгалактических перелетов,
о новациях белорусского физика Альберта Вейника, обосновавшего достижение
скоростей, превышающих скорость света многократно, и т.д. и т.п. Я бежал,
бежал вперед, вовлекая массы людей в новое миропонимание. Каждое выступление
завершалось хеппи эндом: дозревайте до контакта, приближайте его, ибо только
он сулит нам гигантский взлет в науке, технике и культуре. Одним словом,
товарищи, привечайте инопланетян, в них наше благо!
Я выступал везде, куда приглашали,- в институтах, министерствах, ЖЭКax,
родильных домах, летней ночью на огромной плоской крыше здания во Львове, в
казармах, в Домах культуры, Дворцах спорта, в театрах - до или после
спектакля, индивидуально или в составе случайного конгломерата исполнителей,
скажем, в "устном календаре" или в "Клубе интересных встреч". В такой связке
в декабре 1976 года мне довелось познакомиться с Геннадием Хазановым.
Произошло это, правда, не в кулинарном техникуме, а в Московском
авиационно-технологическим институте у Петровских ворот. Хазанов, шедший за
мной вторым номером, выразил со сцены желание отдать своего ребенка, когда
он подрастет, в институт, который я когда-нибудь организую. Я ответил, что,
если такое случится, его сына мы примем вне конкурса. Хазанов: но у меня,
простите, дочь. Я: и ее мы примем без экзаменов. А недавно я смотрел по
телевизору, как Алиса Хазанова демонстрировала превосходный танец на юбилее
отца. Хорошо, что обернулось таким образом. А пойди она в уфологи - не
состоялась бы талантливая балерина.
А вот география выступлений: Москва и Подмосковье, Ленинград, Киев, Одесса,
Симферополь, Тольятти, Львов, Вильнюс, Рига, Таллинн, Тбилиси, Нальчик,
Петропавловск на Камчатке, Томск, Североморск, Полярный, Западная Лица,
Днепропетровск, Запорожье, Северодвинск, Архангельск, Калуга, Подольск,
Дмитров, Сухуми, Феодосия, Харьков, Самара, Ярославль, Ивано-Франковск,
Кисловодск, Плес.
София, Пловдив, Тырново, Будапешт, Токио, Хакуи, Альбукерке, Розвелл, Оулу.
За двадцать своих уфологических лет с лекциями, докладами, сообщениями я
выступал несколько сотен раз, сочинил сотню статей, десятки книг и брошюр,
дал несть числа интервью в печати, по радио и телевидению.
Охотнее всего я шел на встречи с журналистами, видя в них потенциальных
ретрансляторов моей информации - в Дом кино, Агентство печати "Новости",
радиокомитет. В АПН 24 ноября 1977 года я привел свою маму, Евгению
Михайловну. Видавшая виды, фронтовой врач, она с трудом протиснулась в зал,
где искателями истины было заполнено все, кроме потолка. Накал, царивший в
аудитории, достиг апогея, когда посыпались вопросы. После благополучного
финала устроитель лекции благодарил меня и маму, заметив: "Ну, сегодня вы
так ажажахнули по ортодоксам!"
В тот вечер, который для мамы стал душевным бальзамом, она жутко гордилась
своим пятидесятилетним отпрыском, наверное, не меньше, чем лет десять назад
прочитав обо мне в 5 томе "Краткой географической энциклопедии". Там за
осуществление плаваний "Северянки" мне было посвящено десять строчек рядом с
Амундсеном и Аристотелем.
Незабываемы были выступления в Доме актера, когда он еще располагался на
Пушкинской площади, в Госплане СССР, что был напротив гостиницы "Москва", у
радиокомитетчиков на Новокузнецкой, где опоздавшие сломали двери и,
построившись "свиньей", внедрились в зал. Но случалось и по-другому.
Мне учинили обструкцию в Институте космических исследований, где я выступал
по приглашению заместителя директора Г.С.Нариманова. В конце лекции
засвистели и застучали. Я стоял молча. Потом, положив микрофон, сунул в рот
пальцы и сам протяжно свистнул. Все умолкли. С микрофоном в руке я спустился
в зал и спросил у первого недавно свистевшего: "Вы почему свистите?" -
"Потому что вы несете чепуху по поводу скорости света".- "Так бы и сказали.
Давайте разберемся. А вы знакомы с трудами Вейника?" И дальше все пошло, как
у людей: папиросы, матросы, вопросы, ответы, улыбки...
Наиболее типичным для всех категорий слушателей был вопрос: почему
инопланетяне не вступают с нами в контакт? Вторым - откуда они и что делают
на Земле?
В записках были вопросы и шуточные, и даже провокационные. "Я балерина. Я
слышала, что НЛО преследуют балерин. Как поступать, если меня будет
преследовать НЛО?" - "Если вы мне откроетесь, какой мужчина скрывается за
инициалами НЛО, может быть, я смогу вам что-нибудь посоветовать".
Или: "Влияют ли НЛО на сельское хозяйство?" - "Влияют. На местах приземления
НЛО несколько лет ничего не растет. Но мне в этом вопросе усматривается
другое - переложить на НЛО ответственность за наше собственное неумение
поднять сельское хозяйство".
Вопрос в анонимной записке: "Не состоите ли вы на учете в психиатрическом
диспансере?" Ответ: "Записка без подписи. Я мог бы на нее не отвечать. Но я
все-таки позволю себе задать товарищу анонимщику встречный вопрос: а вы,
случаем, не состоите? Молчите? Ну, а поскольку молчание всегда означало
согласие, значит состоите. А я нет". Хоть этот ответ нельзя отнести к
разряду изящных, он вызвал аплодисменты. Такие же, как и случай в Доме
культуры "Буревестник" у метро "Сокольники".
Когда я ответил на записки, с места встал холеный мужчина райкомовского типа
и спросил: "А вам не кажется, что своими лекциями вы делаете черное дело?
Вот я вас слушаю третий раз и все больше в этом убеждаюсь. После ваших
выступлений люди их обсуждают, падает производительность труда. Вон, Госплан
три дня не работал".
Я: "Простите, а как у вас лично с производительностью труда?" Он:
"Нормально". Я: "Вот видите. А вы на лекции третий раз. Если бы о НЛО
подробно и часто сообщали средства информации, то и обсуждать бы было
нечего. Кстати, я, например, на плохой фильм три раза не хожу".
В этот день вообще было немало чудес. Когда в вестибюле Дома культуры я
передавал на вешалку свое пальто, оно затрещало и мощная искра ударила
гардеробщика. От неожиданности он упал. А встав заявил, что от меня пальто
принимать не будет. Между прочим это была не последняя демонстрация
заложенной во мне энергомощи. Помнится, на собрании партийно-хозяйственного
актива ЦНИИ "Курс" председательствующий спросил: "Кто еще хочет выступить?"
Я поднял руку, и над головой раздался взрыв. Многие видели, как мини-молния,
соскользнувшая с моих пальцев, ударила в лампу дневного света и вывела ее из
строя. Все замерли. А я, сконфузившись, заявил, что от предоставленного
слова отказываюсь.
Но вернемся в ДК "Буревестник". В середине лекции я почувствовал, что
внимание зала переключилось на что-то за моей спиной. А в это время я вел
речь о том, что среди инопланетных пришельцев значительную долю составляют
низкорослые существа, то есть карлики. Я обернулся и обомлел. Из-за сцены по
боковому проходу неторопливо и с достоинством, живой иллюстрацией к теме шел
карлик. Он осторожно ступал в мрачной тишине полутемного зала, и люди
вжимались в кресла, настолько фантастика обернулась явью. Недаром у Уильяма
Роджера есть фраза: "Все забавно, пока это касается кого-нибудь другого". И
только когда лилипут где-то уселся, а я продолжил разговор, все заулыбались.
Самой длительной была встреча с коллективом авиаконструктора Олега
Константиновича Антонова в Киеве. Антоновцы доставили меня из Москвы в их
Дворец спорта к девяти часам утра в субботу и не отпускали с арены до трех
часов дня. Слушателей было несколько тысяч. В перерыве руководитель киевских
уфологов Инна Сергеевна Кузнецова выдала мне допинг - кофе из термоса, и я
продолжал вещание с новой силой. А у выхода уже ждал длинный черный лимузин,
чтобы ехать к главному конструктору, который был нездоров. Резиденция
Антонова была огорожена глухой стеной. Ворота раздвинулись, и мы поехали к
особняку. В прихожей первого этажа приветливо улыбался небольшого роста
стройный и подтянутый человек с английским пpoбором: "Мы вас заждались". И
без лишних слов Антонов проводил меня на второй этаж, где громадная столовая
была изготовлена для публичной лекции. Стояла аппаратура для показа слайдов,
висел экран, сидели родственники и знакомые талантливого человека. И я снова
ринулся в словесный бой с неотступной тенью - человеческим незнанием.
В конце мне уже не хотелось ничего - ни есть, ни пить, кроме одного - домой.
И - "Пионерская правда" часто употребляла это словосочетание - "усталый, но
довольный" я на антоновском лимузине был доставлен на вокзал и водружен в
ближайший поезд на Москву.
Надо же было так случиться, что моим соседом по купе оказался полярный
летчик Валентин Иванович Аккуратов, который первым из пилотов докладывал
вышестоящим инстанциям о встречах в воздухе с НЛО. Я был знаком с этими
документами, и разговор получился интересный. Аккуратов полностью отвечал
своей фамилии: вежливый, чистенький, обаятельный, приятный. И весьма
ироничный по поводу толстокожести и умственной неповоротливости властей и
руководящих ученых. Ученые рангом ниже из Института физики высоких энергий,
что в подмосковном городе Протвино, пригласили меня в гости. Осмотрев чудо
науки и техники Серпуховской синхрофазотрон, я с подъемом прочитал лекцию и
достойно, как мне показалось, ответил на вопросы. Это подтвердил и
приезжавший со мной ответственный сотрудник общества "Знание" Пантелеев. В
графе "отзыв о лекции", которая тогда существовала в путевке, выдаваемой
"Знанием" лектору, он написал: "отлично, и по содержанию и по исполнению".
Через неделю он разыскал меня по телефону и сообщил, что на совещании
президиума общества мою лекцию оценили как идеологически враждебную,
исключили меня из членов этого общества, а ему влепили выговор за
