оборудование. И вдруг проводится срочная реорганизация и сектор упраздняют.
Партия быстро навела порядок "своей мозолистой рукой". Я и девять неповинных
заложников оказались на улице.
Конец 1977 года. Не без помощи друзей устраиваюсь в ЦНИИ "Агат" старшим
научным сотрудником в отделение перспективных разработок. Сразу же
проводится "тайная вечеря". Генеральный директор А.А.Мошков без лишней
огласки добровольно-принудительно собирает в кабинет доверенных
руководителей подразделений и просит меня ознакомить присутствующих с
проблемой НЛО. Секретарь парткома не присутствует. А беседовавшие со мной
люди просто удовлетворяли свой естественный интерес "из первых рук".
Дуэт: партайгеноссе Владимир Николаевич Захаров и заместитель генерального
по режиму Александр Кузьмич Шингарев возник позже. Первая встреча носила
явно душевный характер: "Мы из вас душу вынем, если вы не прекратите
компрометировать нашу фирму".
Надо же так случиться, что в эти дни мне позвонил из Соединенных Штатов
корреспондент еженедельника "Нешнл Инквайр" Генри Грис и испросил разрешения
встретиться в Москве. Нам, сотрудникам почтовых ящиков, категорически
запрещалось встречаться с иностранцами. Но не скажу же я нормальному
человеку, что мне не велено с ним видеться и что я даже не имею права
пригласить его в свой дом на чашечку чая. Я пришел к Шингареву: "Был
такой-то разговор с заморском корреспондентом. Что делать?" - "Для начала
пиши объяснительную записку. А когда приедет американец, решим".- "А если
это случится в выходной день?" - "Позвонишь мне домой. Вот телефон".
В одну из суббот Грис позвонил уже из Москвы. Он прекрасно владел русским и
пригласил меня в гостиницу. Я попросил его перезвонить через пару часов. А
сам срочно набрал шингаревский номер. В трубке женский голос. Я: "Будьте
любезны, пригласите Александра Кузьмича". Голос: "Сейчас. Саша, тебя к
телефону!" Пауза малой продолжительности. Голос: "Простите, а кто
спрашивает?" Я называюсь. Пауза средней продолжительности. Голос: "Извините,
я вас ввела в заблуждение. Он, оказывается, ушел". Я: "А когда вернется?"
Пауза долгой продолжительности. Голос: "Вот мне тут сказали, что он уехал и
приедет только утром в понедельник". Полковник госбезопасности А.К.Шингарев
скрылся от ответственности под юбкой жены.
Что делать? Через справочную узнаю телефон дежурного по Комитету
госбезопасности. "Слушаю, Красильников". Объясняю ситуацию, прошу совета.
Красильников: "Конечно, идите на встречу. И вы, как специалист, лучше меня
знаете, что можно говорить, а что нет. И не бойтесь таких встреч. Не хватало
еще, чтобы мы у себя дома прятались от иностранцев".
Грису я был нужен, как возможный носитель сенсаций, меня в нем - о, святая
простота!- интересовала возможность дать объективное интервью об
уфологической ситуации, позаимствовать литературу. Через полгода я прочитал
сочиненное Грисом и сначала ничего не понял. Там я фигурировал как секретный
физик из Академии наук, доверительно сообщивший ему о том, что в якутском
городе Жиганске в тайной лаборатории хранятся замороженные трупы инопланетян
с разбившейся "тарелки". Первым делом я взял географический атлас и разыскал
Жиганск, о котором до этого не слышал. Представляется, что только это и
соответствовало действительности в объемной публикации американской акулы
пера.
Шингарев затребовал очередную объяснительную бумагу и наложил вето на мою
служебную командировку на флотилию атомных подводных лодок Северного флота.
Арбитром выступил приехавший с Лубянки парень с хорошей инженерной
эрудицией. Я поехал на Север. Победила производственная необходимость.
Несмотря на то, что генеральный директор, главный инженер, начальник
отделения мне симпатизировали, Захаров и Шингарев продолжали чинить козни.
То я оказывался вычеркнутым из списка на премию, то кто-то задерживал для
печати рукопись моего научного отчета.
К этому времени я решил активизировать защиту докторской диссертации. В ней
обосновывались принципы использования исследовательских судов нового класса
- подводных. Теория подкреплялась практикой экспедиционных работ,
выполненных на "Северянке". Было несколько предзащит в Государственном
океанографическом институте, на географическом факультете МГУ, в Институте
техникоэкономических исследований рыбного хозяйства, в Ленинградском
гидрометеорологическом институте и, наконец, в ЦНИИ "Агат". Были письменные
отзывы от организаций и неофициальные договоренности с возможными
официальными оппонентами. Не было главного - ученого совета, который
юридически был бы правомочен принять к защите комплексную работу, какой была
диссертация. В ней переплелись техника и методы ее использования, биология и
физика моря, промышленное рыболовство, навигация и маневрирование, теория
вероятностей и стохастических процессов. Ни один институт не брал на себя
ответственность разобраться в этом винегрете, выделяя для себя только долю
своей специализации. И вдруг я получаю содействие заместителя директора
Института истории естествознания и техники АН СССР А.С.Федорова и его
рекомендацию: получить у Высшей аттестационной комиссии разрешение
единовременно кооптировать в их ученый совет на мою защиту с правом
решающего голоса докторов наук, способных оценить диссертацию. Оценив состав
возможных специалистов, мы пришли к решению, что защищаться возможно только
на соискание степени доктора географических наук. Свой запрос я
собственноручно передал в ВАК вместе с ходатайством от ЦНИИ "Агат",
собственноручно же, сговорившись по телефону, через три месяца получил и
письменный отказ.
"ВАК не сочла возможным дать направление в Институт истории естествознания и
техники АН СССР для организации защиты Вашей докторской диссертации, так как
экспертная комиссия по географическим наукам отнеслась к этому отрицательно.
Заместитель ученого секретаря ВАК П.С.Костычев".
Добрые люди из "Агата" сообщили мне, что перед этим в ВАК заезжали Захаров и
Шингарев.
Осенью 1979 года я принял предложение руководства вновь созданного ЦНИИ
"Курс" и перешел туда из "Агата" на должность руководителя научного
подразделения. Заместитель генерального по режиму А.И.Плеханов был антиподом
Шингарева. Смотрел открыто, улыбался, похлопывал по плечу: "А как по-другому
с человеком, благодаря которому я во Франции побывал".
Всплыла одна загадочная история. В 1971 году по приглашению известного
океанографа Жака Ива Кусто я оформился в поездку в Бордо на
Океанографический конгресс по развитию подводной исследовательской техники.
Предварительно выслал доклад. За неделю до отъезда численность советской
делегации сократили на две единицы. Я оказался одной из них. Плеханов
рассказал, в чем дело. Эти две единицы были замещены представителями КГБ,
которые съездили во Францию под видом инженеров-судостроителей. Одним из них
и был Плеханов, запомнивший, как Жак Ив Кусто, заглядывая в программу,
выкликал меня из зала, приглашая на трибуну:
"Месье Айяйяй! Месье Айяйяй!" Все тайное становится явным. О взаимных обидах
здесь не могло быть и речи: на этот раз фортуна повернулась лицом к чекисту.
За Плехановым я был как за каменной стеной. Я не раз удивлялся, как таких
доброжелательных людей, как Назаров, Плеханов и им подобные, могли назначать
на "собачьи" должности блюстителей режима. Со времен военной службы я
встречал стольких монстров, вершащих секретные дела, что и не перечесть, а
вот с интеллигентной среди них публикой довелось сотрудничать лишь теперь.
К этому времени я уже трижды выезжал на места предполагаемой посадки НЛО,
часто получая служебный транспорт и необходимые бумаги от службы режима.
Первая поездка - в Солнечногорский район к художнику Анатолию Малышеву,
которого на "летающей тарелке" прокатили "на тот свет" и обратно. Малышев
три года носил в себе эту информацию, но потом решился открыться приятелю
Юрию Титову. А тот, не выдержав и трех дней, ночью разыскал меня по
телефону. Зная по опыту, что ночной звонок обычно касается срочного
вмешательства или контакта, я сразу же спросил: "Контакт?" - "Да".- "Когда
можете приехать?" - "Да хоть сейчас". Благо, что в это время все мои
домочадцы были в отъезде. В принципе они все меня понимали и поддерживали.
Сын и дочь безусловно, всегда и с гордостью, теща молчаливым согласием в
рамках дипломатического протокола, Алла по настроению, то сочувствуя, то
раздражаясь, особенно когда нарушались семейные планы. Беспокоить их ночью
мне бы не хотелось.
Титов поведал историю Малышева, а потом вытащил его на встречу со мной.
Одиссея Анатолия Николаевича Малышева представлена в этой книге подробно и
под различными ракурсами. Для меня этот случай особенно ценен тем, что он
стал первой самостоятельной пробой в исследовании, пожалуй, самого
интересного аспекта уфологии - близких контактов. Сейчас этот пласт нашей
комплексной науки перерастает в отдельный раздел - контактологию.
Кроме Титова, с нами поехал московский уфолог Лев Чулков и
подполковникинженер авиационной службы Николай Александрович Носов -
авторитет в практической парапсихологии.
Малышев поджидал наш автомобиль у дома. Добрый, как оказалось, по натуре, но
мрачноватый с виду парень, был не очень словоохотлив. Выяснилось, что он
почти не читает, не смотрит телевизор, не ходит на танцы, не курит, не
балуется алкоголем. Забвение он находит в природе. Читает следы зверя в
лесу, знает язык птиц, любит писать пейзажи. "Созерцание природы - вот
единственное, что возблагодаряет человека за неизбежные огорчения жизни",-
этот афоризм оставил нам какой-то мудрец. Малышев - живая этому иллюстрация.
И даже слова у него свои, особенные: "дымкость", "жуткость". О встреченных
им пришельцах он сказал, что они были "комсомольского возраста".
Километра за полтора до поляны, куда мы пошли за Малышевым, Носов, водя в
воздухе ладонями, определил направление на аномальное место, а потом уточнил
азимут, взяв в руки проволочные рамки. Биолокация вступила в действие. А на
поляне Носов быстро обнаружил три кольцевые структуры, свойственные местам
посадки НЛО. Все мы и особенно Малышев облегченно вздохнули.
Похоже, что теперь его слова не выглядели фантазией. После обследования трех
колец (размеры, пробы, доступные в этих условиях измерения "ин ситу", т.е. в
месте нахождения, описания обстоятельств) остались вопросы. Например, почему
нет видимых следов посадок НЛО, а они фиксируются только рамками? Как можно
всего за три астрономических часа слетать на другое небесное тело, побывать
там какое-то время, определенное, правда, не своей волей, и вернуться
обратно целехоньким?
Вторая поездка на Пироговское водохранилище была организована для проверки
мюнхаузеноподобных рассказов контактанта М.В., офицера-химика.
Обратите внимание, я здесь употребляю термин "контактант", а не "контактер".
Сейчас, пока уфологическая терминология не устоялась, еще можно уберечься от
несуразностей. Дело в том, что в ряде европейских языков термин "контактер"
существует уже давно и означает не человека, побывавшего в соприкосновении
или общении с кем-то, а "электромеханический или электромагнитный аппарат
для дистанционного включения, выключения и переключения электрических
цепей". По-русски этот аппарат называется контактор. Тем более, что
"контактант - это звучит гордо".
И во втором случае места, где проходил контакт М.В., определялись по
аномальным отклонениям биолокационных рамок, а также по засечкам и
