предприятия в графе, подтверждающей, что я допущен к секретной работе по
такой-то форме. Заметьте, не разрешающую подпись, а констатирующую. Ведь
против фактов не попрешь. Допущен к секретам - значит, допущен. Тем более,
что допускал не директор, а КГБ. Не знаю, надолго бы затянулась пауза,
срывающая поездку, но после того, как я пожаловался заместителю председателя
Госкомитета, подпись была получена. Видимо, руководство в силу инерции
боялось, что на моем примере начнутся массовые загранпоездки застоявшихся в
родной стране сотрудников почтовых ящиков. Во всяком случае, я первым пробил
лунку в многолетнем запретительном льду и, оформив отпуск, укатил вместе с
Аллой в Болгарию.
Когда у гостившего за границей земляка спрашивают, какая там была погода, он
обычно отвечает: хорошая. Еще бы, когда в гостях, да еще за границей, погода
всегда будет хорошей. Болгарское гостеприимство, свежие харчи, почет,
уважение и неподдельный интерес к твоему делу - что может быть приятнее... И
встречи, выступления, выступления, встречи.
С обаятельным космонавтом Георгием Ивановым обсудили принципы создаваемой им
общественной организации по изучению аномальных явлений; с директором
Института космических исследований Борисом Боневым говорили о необходимости
развития отдельного направления - измерительной уфологии или уфометрии.
Димитр вытащил меня на болгарское телевидение. Обливаясь потом в свете
юпитеров, я полтора часа читал свою накатанную годами лекцию, а затем
отвечал на вопросы Димитра. Кончилось тем, что партийное руководство Софии
определило мое выступление как "образец научно-популярной пропаганды" и
наградило двухнедельной путевкой на Золотые пески.
Запомнилось выступление в Электромеханическом институте имени Ленина и
колоритная фигура энергичного Стамена Стаменова, молодого, гораздого на
фантазии инженера, превратившегося с годами в одного из лидеров болгарской
уфологии.
На лекциях в Софии я впервые поставил под сомнение инопланетное
происхождение НЛО. Я заявил, что проблема НЛО и проблема поиска внеземных
цивилизаций - это два различных научных направления. Такой перелом, отход от
того, что я проповедовал целые десять лет подряд, вызвал недоумение многих.
Если не с других планет, то откуда?
ПИСЬМО САНТЕХНИКА АРК. ГОЛИКОВА КАНДИДАТУ ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК В.Г.АЖАЖЕ
Уважаемый товарищ В.Г.Ажажа,
я прошу ответить вас по сути -
можно жить нормально или жить дрожа
с этою летающей посудой?
Все-таки вы бывший командир-подводник,
все-таки держите кое-что в уме...
Может быть, они к нам летают за водкой?
Почему же плохо с водкой на Луне?
Если есть тарелки, значит есть кастрюли.
Уважаемый товарищ Владимир Ажажа,
со мной такое было в минувшем июле,
что до сих пор вибрирует душа!
Я живу в Медведково (которое Топтыгино),
в пятницу, как водится, шел я под хмельком.
Вдруг во тьме кромешной лампочка вспыхивает
красно-сине-розовым нездешним огоньком.
Сразу стало как-то мне холодно-невесело,
члены онемели, как от паралича,
тут я наконец-то и докумекался,
что лампочка не наша - не Ильича.
Дорогой Георгиевич товарищ Ажажа,
дальше что - не помню, как память отшибло...
Очнулся - вижу: рядом лежит хороша
баба обнаженная не нашего пошиба.
Я, конечно, в сторону и бубню молитву,
хоть не верю в Бога, а бубню.
Думаю - как двинется, я ее поллитрой,
спрятанной в кармане,- убью!
Тут она взлетела (или, может, встала)
золотая, словно солнышко внутри,
и - чтоб мне ослепнуть!- где у наших пара,
Ажажа Георгиевич, у нее - три!
Дальше фотопленка памяти засвечена.
...И когда о ЗАГСе я заговорил,
мне она шепнула: Узнаешь колечко,
что в начале эры ты мне подарил?
Я тебя четыре столетия искала.
Какие неудобные у вас века....
Где я ни бывала, пока не узнала,
что переселился ТЫ - в сан-тех-ни-ка!
Владимир Георгиевич, я еще не двинулся
и в моем послании - ни крохи лжи.
Помню птицу Феликса (или, может, Финиста),
на которой с ней мы улететь должны.
Я, конечно, чувствую - бабу заносит
и сказал: "Иди-ка ты, откуда пришла!"
Но с тех пор - как будто душу отморозил,
чувствую - пустая у меня душа.
Вроде бы я знал ее до того, как встретил,
и колечко вроде бы... Товарищ Ажажа,
только вы не думайте, что все дело в третьей,
она и с двумя была бы хороша.
Я с тех пор ни грамма, бросил без таблеток.
Пусть меня высмеивают, но мое - мое.
Мне бы только встретить в моем Медведкове
Финиста-тарелку-лампочку ее.
Ровно в полночь выйду, сосчитаю звезды,
постою у темного гаража.
Пусть душа надышится - ЕЮ пахнет воздух.
Как же дальше жить мне, товарищ Ажажа?!
Петр Вегин
ПОВОРОТ
- Трагизм - или трагикомизм?- положения был в том, что я с 1976 года вбивал
в голову тысячам людей: нас постоянно посещают инопланетяне. Я это принял
как догму, слепо поверив Циолковскому. В этом меня также постоянно укрепляли
контактанты, выносящие из каждого близкого общения с пришельцами
уверенность, что они прибыли с той или другой планеты. Да какие, черт
возьми, могли быть сомнения, когда мы сами уже щупаем другие небесные тела
зондами и луноходами, и представители рода человеческого прошлись по Луне.
Но осторожность в суждениях, оказывается, надо соблюдать всегда, особенно,
когда громоздишься на трибуну и говоришь не о прошлогоднем урожае в
Австралии, а на тему, которая волнует каждого. Лекции лекциями, но ведь
сколько разошлось конспектов. А сколько магнитофонных лент? Множество людей,
поверив тому, что я проповедовал не щадя живота, основательно и надолго
вписали инопланетян в выстроенное в каждом из них понимание
естественно-научной картины мира. Люди шли за мной, как школьники из легенды
о хаммельнском флейтисте, не ведая, что окажутся в западне. "Судить меня
надо праведным судом или с позором сжечь на костре как носителя ереси". Да,
и такие мысли посещали меня в те дни. Но были и другие, оправдательные.
Ведь в пирамиде НЛО я заменил только один камень: откуда они. Сама проблема
от этого не проиграла, она лишь усложнилась. Еще в 1980 году в рукописной
книге "Кое что о НЛО" мы вместе с Никитой Шнее (как я уже упоминал, Шуринов
из числа соавторов самоустранился, боясь не угодить режиму) привели не одну,
а несколько гипотез происхождения НЛО, допуская не только внеземной вариант.
Но ко мне конкретное осознание того, что это - не инопланетяне, пришло
вдруг, как удар молнии. И причина тому - время пребывания НЛО на земле, то
есть длительность посадки. Как раз Шнее перевел с английского каталог
посадок НЛО, составленный Тэдом Филлипсом. Не везде там указан временной
промежуток, но среднее арифметическое из того, что удалось извлечь,
составляет около пяти минут, из нескольких сообщений по СССР удалось
получить еще меньше - около трех минут, но здесь число случаев для анализа
было совсем мало, то есть, как говорят в науке, выборка была
нерепрезентативной.
Всего пять минут. Спрашивается, для чего же тогда пускаться в непростые
транспланетарные или трансгалактические путешествия? Чтобы посидеть на
вожделенной цели каких-то триста секунд? Так ведь за это время не только
какое-то изыскание, но, простите, малую нужду совершить не успеешь. Ведь
даже у альпинистов, покоряющих вершины ради спорта, финишная пауза длится
гораздо дольше.
Можно, конечно, полагать, что НЛО - это сателлиты, разлетающиеся с
базыносителя. А можно и не полагать, а полагаться только на факты. А фактов,
указывающих их инопланетное пристанище, увы, пока нет. Никто не видел, как
они взлетают с других планет или туда возвращаются. Их хитроумная техника и
необычные маневры тоже не показатель. Мы реагируем на них так же, скажем,
как отреагировали бы сегодня папуасы Новой Гвинеи на новизну
телерадиоэлектроники, найдя ее, допустим, в зарослях бамбука. Им и в голову
не придет, что эта штука сработана на Земле.
А нести свои сомнения и свои новые, еще пахнущие нафталином мысли в
аудиторию я уже не мог. Запрет на мои выступления действовал повсеместно,
моя фамилия стала одиозной, я был, как волк, обложен красными флажками со
всех сторон.
В этой обстановке НТОРЭС Украины собирает в Киеве научно-техническое
совещание по изучению аномальных явлений в атмосфере. Знаю, что оно будет
очень представительным и сугубо научным. Справляю себе туда командировку,
благо, что в Киеве были учреждения, с которыми взаимодействовал мой почтовый
ящик. Приезжаю, звоню И.С.Кузнецовой. Она поначалу испугалась. Мое
присутствие могло сорвать мероприятие, на которое с трудом получили согласие
властей и Украинской Академии наук. Но мы решили разыграть пессимистическую
комедию. Кузнецова внесла меня в список присутствующих, но не меня, а
некоего В.Г.Ажаяна из Москвы. А если возникнут вопросы на пропускном пункте,
я должен буду изворачиваться сам, ссылаясь на опечатку в списке. Но да
здравствует советская караульная служба - самая бдительная служба в мире!
Вахтер даже не взглянул на мои документы. И я, забившись на последний ряд,
молча, как Штирлиц при свидании с женой, проучаствовал в интереснейшем
обмене мнениями. Более десятка докторов наук, с полсотни кандидатов под
председательством академика Г.С.Писаренко высказались в решении за то, чтобы
дать научную путевку в жизнь изучению НЛО на украинской земле. В последние
годы, если мне не изменяет память, в Киеве прошло еще четыре подобных
совещания.
Вот так. В условиях несвободы даже свой брат уфолог при встрече со мной был
вынужден делать вид, что мы не знакомы. Я хочу, чтобы меня правильно поняли.
Судорожная моя усмешка относится не к этим людям, которым я заочно
благодарен за их усилия, а исключительно к малым возможностям, которыми они
тогда располагали. Вольтеру принадлежат крылатые слова: "Мне могут быть
ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли их
свободно высказывать". От таких слов хочется воспарить. Но, к сожалению, в
отличие от Вольтера люди страны советов еще до Морковкина заговения будут
сгибаться под тяжестью единомыслия. Несмотря на перестройку и демократию.
На крыльях перестройки, кроме надежд и новых правил выезда за границу,
пришла отмена цензуры на публикации о НЛО и долгожданная гласность. "Мы все
живем в эпоху гласности. Товарищ, верь! Пройдет она, и Комитет
Госбезопасности запишет наши имена" (шутка).
А я вопреки повеявшим надеждам был вынужден уйти из закрытого института.
Во-первых, в силу инертности начальства, то есть свойства сохранять
состояние покоя или прямолинейного равномерного движения, из которого его не
способна вывести даже такая сила как перестройка. Уж больно много осело в
отделе режима и в отделе кадров телефонных звонков и рекомендаций по моему
поводу. Время для меня не шло, а бежало, и мне трудно стало работать с
людьми, которые категорически отрезали "нет!", а потом, подумав года два,
добавляли: "А впрочем, давайте!" Во-вторых, и я сам, особенно после поездки
в Болгарию, все чаще ощущал себя Лаокооном, опутанным змеями секретности.
Я устроился на правах доцента читать в институте повышения квалификации курс
по теории и практике принятия управленческих решений. Чтобы идти в ногу со
временем, там свою квалификацию, в основном, повышали руководящие работники
министерств и предприятий.
Обычно, проведя с ними деловые игры и приняв зачеты, я завершал цикл
уфологическим ликбезом. Сам планировал себе расписание, стал высыпаться и,
