строки. Теперь в нескольких случаях, как он обнаружил, начало и конец
строк не совпадали с его выписками.
Непостижимым образом профессор увязывал исчезновение и появление
книги Гонсалеса с проведением эксперимента "Критерий истины". Получалось,
что никто не выкрадывал, "Десант из прошлого", никто его и не возвращал.
- Возможно, именно потому исчезла эта книга, что содержание ее первой
части точно соответствовало фактически имевшему место эксперименту.
Возможно, - вещал профессор, взволнованно расхаживая по своему кабинету, -
каким-то образом эта информация вошла в резонанс с квантово-матричной
структурой... Но это, конечно, только мои предположения, догадки... А вот
мелкие изменения, которые мною были обнаружены по выпискам, это
безусловное свидетельство флуктуативных изменений! Мы живем, если так
можно назвать наше теперешнее существование, мы живем в мире, который
будет отныне накапливать все больше и больше случайностей, флуктуаций,
уводящих его все дальше и дальше от того мира, где остались настоящие мы -
вы и я, и подлинный мир... - Он звучно высморкался. - Возможно, что наше
существование будет продолжаться сколь угодно долго, но, быть может,
накопление флуктуаций не остановится и приведет к полному его разрушению.
Я слушал профессора с отвращением, преисполняясь сознанием, что нет
ничего хуже, чем научная фантастика, выдающая всерьез свои гипотезы. Как я
понимаю, это удавалось только немногим авторам, как правило -
профессиональным ученым, обращавшимся к этому жанру. Да и то не всем.
Остальная же братия фантастов творила благое дело, занимаясь имитацией
научного мышления, своего рода игрой по определенным правилам. Для
тренировки читательских мозгов это безусловно полезно. Но дилетант,
смертельно далекий от науки в ее подлинном, не адаптированном виде,
дилетант, решивший после чтения десятка научно-популярных брошюр, что
разбирается в подлинной сути научных проблем, мало того - решительно
уверенный в своем праве выдвигать научные гипотезы, - это зрелище было
невыносимым. Компотов истово верил в научную правомерность своих
фантастических измышлений.
"Гонсалес известным сдвигом..." Это профессор Компотов был с
известным сдвигом!
- Скажите, Леонард Гаврилович, - сказал я, - а почему вы не в
университете? Мне помнится, по четвергам с утра у вас лекция, вы еще меня
приглашали...
- Ах, Сбитнев, оставьте. Какое имеет значение лекция? - пробормотал
Компотов, меряя кабинет ногами в ботинках размера тридцать один с
половиной. Весь он был похож сейчас на скелет - высокий, хорошо одетый и
размахивающий конечностями. Его вдруг обуяла мировая скорбь, он
остановился и с глубокой горечью произнес:
- Что же, в сущности, изменилось? Ничего. Все оказалось на своих
местах. Жизнь шла заведенным чередом; отец пас крысиные стада, мать, как
всегда, безмятежно несла яйца...
Я не сразу понял, что это какая-то цитата. Профессору, маячившему на
фоне бесконечных застекленных стеллажей, было из чего цитировать! Один
лишь Чугунец в прижизненных собраниях, блестя золотым тиснением добротных
коричневых переплетов, занимал не менее полутора погонных метров, а мелкие
книжонки "стихийной семерки" проще было бы мерять центнерами.
- А где ваша жена, дети? - спросил я, озираясь.
- Что жена, что дети? - откликнулся рассеянно профессор. - Моя ли это
жена? Мои ли дети?
- Гм, - сказал я. - Вы знаете, у меня два вопроса к вам. Один, боюсь,
надолго. Я привез ксерокс первоначального, "старого" варианта Гонсалеса.
Вы извините, я вам не сообщил: один экземпляр этой книги, по некоторой
случайности, сохранился в библиотеке Института времени, и я привез ее
копию. Вот давайте-ка вместе и проверим, много ли там несовпадений в
переносах строк...
Профессор издал вопль, от которого у него выпала челюсть. Он сунул ее
в карман, выхватил у меня из рук ксерокопию и впился в нее взглядом. Потом
с треском раскрыл один за другим все двенадцать ящиков письменного стола,
разбросал по полу ворох бумаг и после этого обнаружил спокойно лежащий на
столешнице экземпляр "нового" Гонсалеса.
Три с лишним часа после этого мы вновь изучали инструкцию к
перевороту, программу фашистского путча; и она все меньше казалась мне
причудой не очень нормального литератора. Если отбросить фантастическое
начало, это был рабочий документ, генеральный план переворота...
Карандашом я ставил на ксерокопии птички, отмечая строки, в которых
мы обнаружили изменения в переносах.
Во всей книге не было изменено ни слова, вот только лишь переносы.
Что стояло за всем этим? В конце концов была проведена немаленькая
операция: похищена книга - нам было известно около тридцати библиотек,
частных, клубных и государственных, где имелся и исчез Гонсалес. А теперь,
выходит, появился вновь. С несколькими страницами, которые были набраны
заново, отпечатаны и аккуратно вклеены на место удаленных.
Зачем все это?
Наконец, нужно было вновь поставить книгу Гонсалеса на те же самые
места... Это была нешуточная операция, и я был полностью уверен, что
она-то и имела место в действительности, а вовсе не "флуктуативные
изменения в связи с резонансом квантово-матричной структуры", как полагал
профессор Леонард Гаврилович Компотов.
Замененных страниц в книге оказалось не так уж много.
Наконец мы закончили. Последние строки романа заставили меня
вздрогнуть. Вот они какими были: "Начало операции - по получении
телеграммы. Возможен сдвиг. Селас Гон".
Телеграмма была! И сдвиг! Но сдвиг чего?
Мы так и этак искали закономерности в измененных строках. Во-первых,
их было по две на страницу. Во-вторых, они находились через три строки
одна от другой, с каждой страницей, которой коснулись изменения,
опускаясь, сохраняя интервал, с верха полосы до низа. Все. Больше
закономерностей не было.
Компотов понес совершенный бред о математической структуре возможных
флуктуаций, а потом вдруг сказал:
- Давайте выпьем, инспектор. - И вынул бутыль коньяка, спрятанную за
книгами на одной из полок.
- Момент, профессор. Подпишите вот это.
- Что это? - спросил он. - Зачем? Ах, кому теперь все это нужно... -
И подписал отказ от своего заявления. Следствие по делу о попытке
уничтожения памятника мысли можно было считать закрытым.
Мы выпили. Меня не оставляло чувство тревоги, какой-то близкой
опасности, исходящей от неразгаданной тайны книги "Десант из прошлого".
Разумеется, я оба всем доложу, к делу подключатся эксперты... Но инспектор
Сбитнев, не справившийся со своим первым делом, не мог спокойно утешаться
профессорским коньяком, заедаемым украдкой антиалкогольными таблетками.
Компотов замолчал, уставясь в рюмку круглыми жуткими глазами. Вот он
недрогнувшей рукой налил свою рюмку вновь, затем бутыль в его руке бреющим
полетом прошла кругом над плоскостью стола, нацеливаясь спикировать
горлышком в мою рюмку, но я держал ее в руке, и бутыль совершила точную
вертикальную посадку в заданном районе. Взлетела рюмка. Компотов поднес ее
ко рту и выпил. Повторил. И вновь, словно взбесившийся робот, с той же
точностью налил свою рюмку, поставил бутыль, выпил. Поставил рюмку, взял
бутыль, налил, поставил бутыль, взял рюмку, выпил...
- Эй, эй, Леонард Гаврилович, - сказал я. - Остановитесь.
Он поглядел на меня и с подвыванием, клацая челюстью, стал
декламировать:
Непостижимый смысл Вселенной,
Ее всемирный акростих,
Не прочитаешь на коленях
У алтарей богов своих,
И телескопа приближенье
Не близит богова лица,
И нет другого продолжения,
Как выпить доброго винца.
- Пардон, - сказал он, окончив декламацию, - пардон, пардон...
В этот раз, наливая коньяк в мою рюмку, он разлил его, но не
огорчился.
- У меня есть еще, - сообщил он, неумело подмигивая.
- Вы знаете, Леонард Гаврилович, - сказал я, - пожалуй, не буду у вас
засиживаться. Дела, дела. А коньяком вы того... не злоупотребляйте.
Я поднялся и снова сел.
- Послушайте, - сказал я. - А если прочитать отмеченные нами строки
акростихом?
...И то, что было написано акростихом, усугубило мои самые тяжкие
опасения. "Тринадцатого на час позже" - эти четыре слова подтверждали, что
был, был какой-то заговор, раскрыть который я не сумел. Было двенадцатое,
оставались сутки или около суток. До чего? До момента, когда извлеченные
из прошлого бароны, князья и графья, эти десантники из прошлого, которых
нет и не может быть, начнут штурмовать ядерный арсенал, которого тоже нет?
Вот тебе и непостижимый смысл Вселенной, подумал я. Гонсалес со
сдвигом, действуйте. Но ведь приказ начинать! Неужели путч возможен -
опять?
Наверное, умственное усилие сильно исказило черты моего лица, потому
что профессор Компотов, широко ухмыляясь и пьяно подмигивая, стал меня
утешать:
- Не расстраивайтесь, инспектор! Часом позже, часом раньше - не все
ли равно? Однова живем! - заорал он вдруг, опасно размахивая бутылкой.
Затем внезапно стал неподвижен, нахмурился и авторитетно сообщил: - Все
это глупости.
Профессор Л. Г. Компотов был безобразно пьян.
Черная тоска охватила меня - я был слепым среди радужных красок мира
и глухим в органном зале, я не осязал, не слышал, не видел, и только
шестое чувство, чувство тревоги, во весь голос кричало во мне какие-то
невнятные, неразборчивые слова.
Доложить, подумал я. Доложить! Немедленно! Шеф умен! Он велик и
могуч, он поймет! Мне, ничтожнейшему инспектору, темна вода во облацех, но
чую я, чую - время не ждет! Быть может, прольется кровь, и падет она на
меня. Где, где она должна пролиться?
Я лихорадочно перелистал "Десант из прошлого". Вот начало операции по
захвату арсенала. Все, все здесь расписано: кто, в каком составе, с каким
оружием и на каком направлении действует. Складки местности, автомобильные
развязки, железная дорога, ориентиры... Неужто все это возможно? Атака,
убийство охранников, захват ключей, ядерный шантаж?
Господи, просвети! Ведь нечего захватывать - арсенал ликвидирован!
- Вы знаете, - сказал профессор, глядя на мои усилия, - автор этой
книги, он... вы понимаете, что я хочу сказать?
Я уставился на Компотова, ожидая откровения. Оно последовало.
- Это гра-фо-ман! - доброжелательно сообщил профессор, покачивая
длинным пальцем, словно указкой. И пока я, наливаясь злобой, готовил на
это откровение достойный ответ. Компотов деловито продолжил:
- Могу доказать. На па-ра-док-сальном примере! Графоманы бывают
исключительно то... точны в обрисовке второстепенных деталей, они мелочно
у... утомительны в перечислении подробностей... Там, где таланту
достаточно штриха, графоман в поте лица исши... испишет страницу, но все -
впустую! Знаете ли вы, что автор этой жо... книжонки не ошибся ни в одной
с... строке описания нападения на арсенал? За исключением самой
существенной детали!
Компотов мог был доволен. Ответное слово застряло у меня в глотке. О
чем он говорит?!
Насладившись паузой, профессор поведал, что как-то раз ему довелось
выступать по приглашению перед группой любителей научной фантастики в
одном из уголков Старого Света, а именно - местечке под названием Гловице.
Совершенно случайно, при подъезде к назначенному месту, Компотову
бросилось в глаза, что автомобильная развязка и характерные ориентиры:
