распоряжение комиссара о твоем ознакомлении с уже имеющимися материалами
по делу о попытке захвата Гловицкой атомной электростанции. Через полчаса
начнется информационное совещание руководителей групп. Твоя фамилия в
списке приглашенных. Это примерно на час. После этого можешь взять отпуск
на три дня. И позвони сегодня Димчеву, он тебя спрашивал.
На совещании такого ранга я присутствовал впервые. А уровень его
можно было бы определить хотя бы тем, что присутствовали советники ООН,
которых весь мир обычно видел по телевидению. Группа этих лиц напоминала
сейчас экзаменационную коллегию, принимавшую не то коллективный зачет, не
то проводившую коллоквиум.
Руководители групп, принимавших участие в ликвидации заговора,
поднимались один за другим и коротко докладывали об итогах операций. В
целом операция "контрпутч" была завершена, полным ходом начали работать
следственные группы.
Среди всех участников совещания я был, похоже, самым неосведомленным,
а потому общую картину мне пришлось складывать, как мозаику, из услышанных
частностей. Странное я испытывал чувство, занимаясь этой мозаичной работой
и начиная наконец видеть в целом весь тот узор, в одном из завитков
которого я безуспешно пытался разобраться: временами чудовищную гордость
от каких-то своих догадок, временами - столь же чудовищный стыд от того,
что ходил рядом с истиной, но не мог ее разглядеть.
В докладе одного из разработчиков рабочей версии заговора, которая
теперь, после разгрома боевой группы, обретала характер истины,
практически повторялась та же мысль, которую я сам (сам!) два дня назад
сбивчиво пытался изложить шефу.
Да, вектор устремлений "бывших" изменился. Да, оправившаяся после
поражения в Большом путче подпольная группировка пришла к выводу, что
теперь, после полной ликвидации ядерного оружия, попытки выступить против
человечества с оружием обычным обречены на провал. И эта цель была
оставлена безоговорочно. Возникла иная цель - вначале фантастическая, а
потом ослепительная: уйти в прошлое. И это было решено. Захватить не
город, не страну - планету! Больше того - Вселенную!
Докладчик сообщил, что есть данные о некоем списке из трехсот
человек, разбитых на тройки. Для каждой тройки был определен период
переноса во времени, готовились соответствующие документы, экипировка.
Предполагалось в полной мере использовать разработки и документы ИАВ, а
также придать каждой тройке экземпляр робота серии "Оборотень".
Но чтобы захватить Институт времени впрямую, не могло быть и речи.
Во-первых, ИАВ был надежно защищен. И эта защита в свое время сыграла
роль, когда оппозиция пыталась разрушить хроноархитектурную установку.
Во-вторых, энергия подавалась в институт извне и захват ИАВ практически
ничего бы не дал.
Выход оставался один: шантаж. Захватить атомную электростанцию и
угрожать ее взрывом. Под давлением подобной угрозы человечество должно
было разрешить использование хроноархитектурной установки и дать энергию:
чтобы избавиться от угрозы... и от самих "бывших".
Захват электростанции требовал значительной подготовки. И эта
подготовка была проведена в течение двух последних лет. Разработан
детальный план операции. Накоплено оружие. Проведена учеба боевой группы.
Здесь на совещании прозвучала вдруг и моя фамилия. Оказывается, до
последних дней было совершенно не ясно, каким образом удалось подготовить
к штурму несколько тысяч человек - и соблюсти при этом полную конспирацию.
Инспектор Сбитнев (я дернулся) сумел установить, что обучение членов
боевой группы проводилось с помощью легально изданной - под видом
научно-фантастического романа - инструкции.
Члены боевых групп - это было точно установлено в результате допросов
арестованных участников заговора - об истинной, конечной цели всей
операции не имели понятия. Для них была вполне очевидной прямая версия:
захват - перманентный шантаж - установление своих порядков на определенной
части территории Европы.
Что предполагалось дальше? По результатам допроса К. П. (услышав
полностью имя и фамилию кинопродюсера, я снова вздрогнул) установлено:
боевикам предполагалось сообщить истинные цели заговора уже после захвата
станции. И в течение года (столько времени, по расчетам, требовалось для
ста запусков) боевики продолжали бы держать Европу под страхом взрыва. В
надежде самим получить ту же награду! Но нет, избранные вовсе на
планировали облагодетельствовать своих солдат и генералов. Существовала
еще одна деталь во всем этом плане: после ухода последней тройки избранных
электростанция все-таки должна была быть взорвана автоматическим
устройством. Последнее прости Земле-один!
Другой докладчик сообщил о том, что захвачен секретный документ,
определявший последовательность отправки троек. Двадцать минут он
перечислял фамилии - лишь изредка комментируя то или иное имя: большинство
лиц было, по-видимому, известных.
Между прочим, Аугусто Арренио Мендеса в этом списке не было: я
обратил на это внимание.
Еще один из выступивших остановился на таком выявившемся моменте:
один из авторов плана исчез на ранней стадии разработки заговора, около
трех лет назад, предполагая внедриться под чужим именем в отряд
темпонавтов. Шансы его докладчик оценивал низковато, но следовало
проверить и эту версию в ближайшие дни.
...Впечатления от этого совещания я получил ошеломляющие, однако,
может быть, в связи с услышанным предположением о внедрении заговорщика в
отряд темпонавтов, вспомнил о просьбе Димчева и позвонил в ИАВ.
- Юра, - сказал Димчев - помнится, мы с вами большей частью все
говорили о неприятном. Хотите, сделаю вам приятное? Завтра запуск. Если
хотите - можете посмотреть. Пропуск у вас действителен? Ах, да, он
действует до сегодняшней полуночи. Я подготовлю новый...
- Вы говорили: или завтра, или через год...
- Да, получилось почти буквально. Бедняга Ользевский. Впрочем, мне
еще больше жаль Константина Гринчева. Два года выброшено у него из жизни,
и если бы этим все кончилось... По-видимому, психологический шок. Штука
очень неприятная.
- Он в больнице?
- Нет, сейчас - у себя в коттедже... Его никто не занимал, ведь
знали, что Гринчев в фантомате.
- А кто уходит в прошлое? Костас Георгиадис?
- Да.
Я почувствовал вдруг, что надо что-то делать.
- Цветан, возможно ли отложить запуск? Ведь в свете... э...
произошедших событий необходима проверка...
Димчев помолчал. Он все понял и наверняка ждал этого вопроса, и в то
же время ему этот вопрос был неприятен. Он сказал:
- К сожалению, это практически невозможно. Вопрос о дате запуска, в
сущности, зависел не от нас, а только от срока выключения фантомата.
Правда, оппозиция вплоть до вчерашнего вечера могла воспользоваться своим
правом наложить вето. Но сейчас срок истек, и запуск состоится.
Мы оба молчали. Потом он сказал:
- Завтра в девять часов утра. Пропуск будет вас ждать. - И положил
трубку.
Так. Надо собраться с мыслями. Сколько времени осталось? Меньше
двенадцати часов. В сущности, у меня ведь нет точных доказательств. У меня
вообще нет доказательств. Одни подозрения. Может быть, Костас Георгиадис
не имеет никакого отношения к Гонсалесу. Я теперь был уверен, что
исчезнувший автор проекта - Гонсалес. Может быть, Гонсалесу не удалось
попасть в отряд темпонавтов. Но так же вероятно, что это он и есть. И
тогда завтра уйдет в прошлое не миссионер XXI века - века добра и
справедливости, а проникнет туда осколок темных сил, с которыми XXI век
успешно борется. Он осядет в своей Греции и мало-помалу пересоздаст ее
такой, какой она ему видится в горячечных мечтах человека, всю жизнь
жаждавшего власти. И Грецией дело там не кончится. Я не был склонен
преуменьшать возможности темпонавта, оснащенного всем возможным именно для
того, чтобы изменять ход развития общества.
Не колеблясь, я набрал домашний номер шефа, хотя раньше, в другой
ситуации, мне это и в голову не пришло бы: полагалось звонить - в любых
случаях - оперативному дежурному. И тот, основываясь на сообщенной ему
категории срочности, приводил в действие ту или иною систему оповещения.
Отчего я не воспользовался официальным способом связи? Только ли потому,
что находился в трехдневном отпуске? Нет, видимо, предчувствие дремало во
мне - предчувствие поражения. Мне нужна, нужна была поддержка шефа!
- Понимаю, - сказал он после паузы, после того, как я изложил суть. -
Действительно, в свете известных нам фактов не исключено, что он - там. И
сделать ничего нельзя?
- Только через ООН, - сказал я поспешно. - Только через
соответствующую комиссию.
- Значит, надо поднять их всех на ноги, - сказал шеф каким-то
странным голосом. - И сообщить, что мы имеем некоторые подозрения. - Он
помолчал и повторил: - Некоторые подозрения.
Пауза на этот раз длилась ровно столько, чтобы я понял: шеф не
поддержит меня.
- Я думаю, - сказал он ровным тоном, - нам не надо лишать сна столь
почтенных людей. Дня через три станет ясно, куда исчез... автор сценария.
Тогда и доложим.
Я молчал.
- Отдыхай, - сказал шеф. Он чуть дольше подержал трубку после этого
заключительного слова, чуть дольше, чем он делал всегда - резкий, деловой,
не любящий ненужных пауз. Но все-таки положил трубку.
Итак, мне не мог помочь Димчев, мне не помог шеф. Но принять этого я
не мог. Оставалось одно: протопресвитер Пафнутий - постоянный
представитель оппозиции при ИАВ.
Никогда в жизни я не видел священнослужителей, кроме как по
телевидению, и представлял их всегда одетыми в рясу, с длинными волосами,
бородой. Встретивший меня невысокий пожилой человек (165-167, вес около
70), одетый в синий потертый тренировочный костюм, провисший пузырями на
коленях, коротко стриженный, в очках со стеклами без оправы и гладко
выбритый, никак не походил, на мой взгляд, на священнослужителя.
- Вы Сбитнев? - спросил он. - Здравствуйте. Не ожидал вас столь
скоро. Пойдемте.
Сбитый с толку, я пошел за ним.
- Слушаю вас, - сказал он, - слушаю внимательно. Расскажите мне все
как можно более подробно.
- Простите, - сказал я, - как к вам обращаться?
Он усмехнулся.
- Меня зовут отцом Пафнутием. Так и обращайтесь. Мирское имя мое
записано лишь в паспорте.
- Разрешите начать с вопроса. Запуск произойдет завтра в девять утра.
Располагаете ли вы такими возможностями, чтобы передвинуть его на
некоторый срок?
- А у вас есть серьезные основания добиваться подобной отсрочки? -
ответил он вопросом на вопрос.
Я вздохнул. Видимо, без подробностей обойтись было нельзя. И я
рассказал с подробностями, опуская лишь те моменты, говорить о которых
пока не имел права. Эти моменты касались операции "Контрпутч". Я вообще не
сказал ему ни слова о том, что против вероятного - именно "вероятного"
заговора уже приняты и осуществляются меры. И, наверное, напрасно. Потому
что он заговорил именно об этом. Главную опасность он видел в настоящем, и
в этом, конечно, был прав. Тогда, чтобы перевести разговор в нужное русло,
я сказал ему, что если заговор реальность, то приняты соответствующие меры
и пусть его это больше не беспокоит.
Он несколько секунд внимательно смотрел на меня.
- Это правда? - спросил он.
- Да, - сказал я, - это правда. Но ведь я пришел к вам не с этим,
отец Пафнутий. Здесь справятся без нас с вами. А вот с вопросом о
