Все это вызывало удивление у Юлия. Он знал Вутру. Вутра был великим
духом, к которому в минуту опасности обращались с молитвой его родители,
Алехо и Онесса. Они представляли себе Вутру как благосклонное божество,
несущее свет. И, насколько он помнил, они никогда не упоминали Акху.
Различные переходы, такие же запутанные, как и законы, издаваемые
священниками, вели к многочисленным комнатам, примыкающим к Рынку. В
некоторые комнаты был открыт доступ простому люду, в некоторые вход был
запрещен. Люди с неохотой говорили о запретных местах. Но он вскоре
заметил, как туда по крутым ступеням волокли преступников с завязанными за
спиной руками. Некоторых в святилище, других в лагерь для наказаний,
Твинк, расположенный за Рынком.
Доводилось Юлию затем попадать и в пещеру внушительных размеров под
названием Рек. Здесь тоже находилась огромная статуя Акха, у которого с
шеи на цепи свисало животное, что означало, что данная пещера была
предназначена для проведения учебных боев, выставок, спортивных состязаний
и боев гладиаторов. Ее стены были выкрашены в ярко-красный цвет. Обычно
пещера пустовала, и лишь редкие голоса отдавались под ее куполом. Но
иногда сюда заходили особо набожные жители, и тогда темнота сводов
оглашалась завываниями фанатиков. А в праздничные дни состязаний здесь
звучала музыка и пещера была полна народа.
От Река можно было попасть и в другие не менее важные пещеры. На
восточной стороне целый ряд небольших площадок или полуэтажей вел между
лестничными маршами, украшенными балюстрадой, к обширной жилой пещере,
имевшей название Вакк, поскольку здесь на поверхность выходила река, с
шумом извергавшая свои бурлящие воды из глубокой расселины. Входная арка
была украшена искусной резьбой, где, среди волн и звезд переплетались
шаровидные тела. Но большая часть этого орнамента была разрушена в
незапамятные времена, когда рухнула крыша.
Вакк, наряду с Реком, был самой древней пещерой. Здесь располагались
жилые сооружения, созданные сотни лет тому назад. Любому, вступающему на
порог пещеры и обозревающему идущую вверх путаницу террас, погруженных в
полутьму, Вакк в этом неровном свете казалась каким-то кошмарным видением,
где невозможно отличить реальность от тени. Поэтому сердце сына Перевала
дрогнуло перед представшей его взору картиной. Только сила бога Акха могла
спасти того, чья нога ступала в этом жутком лабиринте теней.
Но Юлий быстро освоился благодаря гибкости, присущей юности. Он
вскоре стал считать Вакк богатым районом города. Попав в компанию таких же
подмастерьев, учеников гильдий, он бродил со своими сверстниками по
хаотично нагроможденным жилым помещениям, кучами лепившимся на каждом
этаже и часто соединенным между собою. В каждой из этих каморок была
мебель, высеченная, как пол и стены, из скальной породы. Право прохода
через эти кроличьи норы было довольно запутанным, но всегда основывалось
на системе гильдий, существовавшей в Вакке. И если кто-либо нарушал его,
посягая на чью-то привилегию жить в уединении, то такой случай становился
предметом разбирательства суда или священников.
В одной из таких нор Туска, добросердечная жена Киале, отвела Юлию
комнату. Она не имела крыши и ее стены изгибались наружу, так что Юлию
казалось, что его поместили внутрь какого-то гигантского каменного цветка.
Вакк освещался естественным светом, но здесь было темнее, чем на
Рынке. Воздух был полон сажи от коптивших ламп, но тем не менее духовные
лица взимали с каждой лампы налог, согласуясь с номером, высеченном в
глиняном основании. Поэтому лампы старались жечь поменьше. Таинственные
туманы, клубившиеся на Рынке, были здесь почти незаметны. От Вакка прямо к
Реку вела галерея. Ниже была расположена пещера с высокими сводами под
названием Гройн, где воздух был чист и свеж, но обитатели Вакка смотрели
на жителей Гройна как на варваров, в основном потому, что те были членами
низших гильдий - мясников, дубильщиков кож, копателями сланца, глины,
ископаемого дерева...
В скале, соединяющей Гройн и Рек и напоминающей пчелиные соты,
находилась еще одна пещера, полная жилищ и скота. Это была Прейн, которую
многие избегали. К моменту появления Юлия она начала энергично расширяться
гильдией саперов. Прейн служил приемником для фекальных стоков, которые
затем подавались на поля, засеянные культурами, прекрасно растущими в
темноте и тепле, созданном гниющей фекальной массой. Фермеры в Прейне
вывели новый сорт птиц по названию прит, у которых были светящиеся пятна
на крыльях и вокруг глаз. Местные жители держали притов в клетках как
домашних птиц, хотя они также облагались налогом в пользу бог Акха.
В Гройне люди грубы, а Прейне тверды, - гласила местная пословица. Но
Юлию весь этот народ казался лишенным жизни, за исключением моментов,
когда его охватывал азарт игр. Редкими исключениями были те немногие
торговцы и охотники, которые жили на Рынке в жилищах, принадлежащих их
гильдиям, и которые имели возможность регулярно выезжать по делам на волю,
как те два господина, с которыми жизнь столкнула Юлия.
От всех основных пещер и от более мелких к глухой скале вели
многочисленные туннели и тропинки, которые поднимались и опускались. В
Панновале ходили легенды о мифических зверях, которые приходили из
первобытной тьмы скалы, о похищенных ими людях. Лучше уж сидеть не рыпаясь
в Панновале, где Акха присматривал за своим народом недремлющим слепым
оком. И, наконец, лучше уж Панновал и все эти налоги, чем холод неуютного
внешнего мира.
Все эти легенды хранила в своей памяти гильдия сказителей, члены
которой стояли на каждой лестнице или околачивались на террасах, плетя
свои фантастические сказания. В этом мире туманного мрака слова были
подобны зажженным свечам.
В одну из частей Панновала, о которой в народе говорили только
шепотом, путь Юлию был закрыт. Это было Святилище. В эту святая святых
можно было попасть по галерее и лестнице из Рынка, но они охранялись
милицией. Молва об этом месте была дурная, так что добровольно туда никто
не хотел даже приближаться. В Святилище жила милиция, охранявшая закон
Панновала, и жрецы, охранявшие его душу.
Все это общественное устройство выглядело настолько великолепным в
глазах Юлия, что он не мог понять всю его мерзость.
Юлию понадобилось совсем немного времени, чтобы убедиться, как жестко
регламентируется жизнь этого народа. Местные жители не высказывали
какого-либо удивления по поводу той системы, в которой они родились. Но
Юлий, привыкший к просторам и само собой разумеющемуся закону выживания,
был чрезвычайно удивлен тем, что каждое их движение было ограничено
рамками закона. И все же все они считали, что находятся в особо
привилегированном положении.
Располагая запасом шкур, приобретенных вполне законным путем, Юлий
собирался открыть лавку рядом с лавкой Киале и начать торговлю. Он,
однако, обнаружил, что существует много положений, которые запрещают ему
это весьма простое дело. А торговать без лавки он не мог. На это нужно
было иметь особое разрешение, которое выдавалось только урожденному члену
гильдии разносчиков. Ему нужны были справки о прохождении ученичества в
подмастерьях и о членстве в гильдии. Все это могло выдать только
духовенство. Кроме того, ему нужно было иметь удостоверение, выдаваемое
милицией вместе с характеристикой, и документы о страховке. Точно так же
он не мог стать полным владельцем комнаты, которую для него сняла Туска,
пока милиция не выдаст ему соответствующие документы. Он не удовлетворял
даже самому элементарному требованию: наличию веры в бога Акха и справки о
регулярных приношениях богу.
Капитан милиции, перед которым предстал Юлий, изрек:
- Поскольку ты являешься дикарем, тебе прежде всего следует
обратиться к святому лицу.
Разговор происходил в небольшой каменной комнате с балконом,
выходящим на одну из террас Рынка. С балкона можно было прекрасно
наблюдать за всем происходящим на Рынке.
Поверх обычных шкур на капитане был накинут черно-белый плащ длиной
до пола. На голове у него была бронзовая каска со священным символом Акха
- колесом с двумя спицами. Кожаные сапоги доходили до середины икр. За ним
стоял фагор с черно-белой лентой, повязанной вокруг волосатого белого лба.
- Слушай меня внимательно! - прорычал капитан. Но глаза Юлия
непроизвольно косились в сторону молчащего фагора, удивлявшего юношу самим
фактом своего присутствия.
Двурогое существо стояло молча, со спокойным видом. Его рога были
затуплены: они были отпилены накоротко, а их режущие кромки стесаны
напильником. На шее у него был кожаный ошейник и ремень, полуприкрытый
белым волосом - знак покорности власти человека. И все же он представлял
опасность для жителей Панновала. Многие офицеры появлялись на людях в
сопровождении послушного фагора. Те отличались способностью прекрасно
видеть в темноте. Простой народ боялся этих животных с шаркающей походкой,
которые говорили на упрощенном олонецком языке из восьмисот пятидесяти
слов. Как можно, думал Юлий, общаться с такими зверями, зверями, которых
люди снежных просторов ненавидели со дня своего рождения. И которые увели
в неволю его отца.
Разговор с капитаном не обещал ничего хорошего, но это были только
цветочки. Юлий не имел даже права жить, если не подчинится правилам, число
которых казалось бесконечным. Но Киале постарался внушить ему, что ему
ничего не остается, как подчиниться. Чтобы стать гражданином Панновала,
нужно было научиться думать и чувствовать как панновалец.
Ему было дано указание приходить к священнику, который жил неподалеку
от его комнаты. Последовали многочисленные многочасовые беседы, в ходе
которых священник вдалбливал ему тематическую историю Панновала,
возникшего из тени великого Акха на вечных снежных просторах, и в течение
которых он был вынужден заучивать наизусть многие отрывки из священного
писания. Ему также приходилось делать то, о чем просил его священник
Сатаал, включая и беготню по разным поручениям. Сатаал был ленив от
природы. Для Юлия был маленьким утешением тот факт, что все дети
Панновала, без исключения, проходили этот курс обучения.
Сатаал был человеком крепкого сложения, с бледным лицом, с небольшими
ушами, но тяжелый на руку. В случае, когда ученик нуждался в хорошем
внушении, Сатаал забывал даже свою лень. Голова его была обрита,
посеребренная борода заплетена в косички, как это делали многие священники
его ордена. На нем была надета черно-белая сутана, свисающая до колен.
Лицо его было изрыто оспой. Юлий не сразу понял, что несмотря на седые
волосы, Сатаал не достиг еще и среднего возраста. Ему даже не сравнялось
двадцать лет. Тем не менее ходил он согбенной походкой, свидетельствующей
о солидном возрасте и большой набожности.
Когда Сатаал обращался к Юлию, голос его всегда звучал
доброжелательно, но как бы издалека, тем самым подчеркивая пропасть между
ними. Юлия успокаивало отношение к нему этого человека, которое, казалось,
говорило: "Это твоя работа, но также и моя. И я не стану усложнять жизнь и
тебе и себе, докапываясь до твоих подлинных чувств". Поэтому Юлий
помалкивал, прилежно зубря напыщенные вирши.
- Но что же это означает? - как-то спросил Юлий, не поняв какого-то
места в священном писании.
Сатаал медленно поднялся, заслонив плечами свет, падавший ему на
затылок, нагнулся к Юлию и сказал нравоучительно:
