матери, Онессе, и о ее болезни. Последний раз, когда он видел ее, она
кашляла и кровь с пеной выступала у нее изо рта. Взгляд, который она
обратила на него, когда он уходил с Алехо, был страшен. Только сейчас Юлий
понял, что означал этот страшный взгляд: она уже не надеялась его снова
увидеть. Не имело смысла искать дорогу назад к матери, раз она к этому
времени уже была мертва.
Что же дальше?
Если он хочет выжить, то остается одна надежда.
Поднявшись, он ровной трусцой побежал по следу саней.
Семь больших рогатых собак, известных под названием ассокины, тянули
сани. Вожаком была сука по кличке Грипси, и вся упряжка была известна под
именем упряжки Грипси. Каждый час собаки отдыхали в течение десяти минут,
во время которых собак иногда кормили протухшей рыбой из мешка. Когда один
из господ лежал на санях, то другой тяжело шел рядом с ними.
Юлий старался держаться подальше от саней. Когда сани скрывались из
виду, он безошибочно определял их местонахождение по запаху людей и собак.
Иногда он приближался, чтобы поизучать, как следует управлять собачьей
упряжкой.
После трех дней непрерывного движения, когда ассокинам приходилось
подолгу отдыхать, они добрались еще до одного охотничьего пункта. Здесь
охотник соорудил себе целую крепость, украсив ее стены рогами убитых им
животных. Господа надолго задержались здесь. Фреир успел зайти, уступив
место бледному чахлому Беталиксу, и вновь взойти, а два господина то
помирали от пьяного смеха в обществе охотника, то дрыхли, оглашая воздух
могучим храпом. Юлий тем временем съел несколько галет, которые нашел в
санях, и урывками поспал с подветренной стороны саней, завернувшись в
шкуры.
И снова они двинулись в путь.
Упряжка Грипси все время держала курс на юг. Ветер постепенно
утрачивал свою ярость.
Наконец стало ясно, что они приближаются к Панновалу.
Вскоре показались горы, возвышающиеся над долиной, склоны которых
были покрыты слоем глубокого снега. Немного погодя они уже прокладывали
себе путь вдоль подножья гор. Обоим господам приходилось идти рядом с
санями и даже толкать их. Затем пошли башни из камня, где часовые стали
окликать их, спрашивая, кто они. Они также окликнули и Юлия.
- Я иду за своим отцом и дядей, - сказал он.
- Ну тогда не отставай, а то на тебя нападут чилдримы.
- Я знаю. Но отцу не терпится поскорее попасть домой. И мне тоже.
Они взмахом руки велели ему идти дальше, улыбаясь его молодости.
Наконец господа остановились на привал. Раздав собакам рыбу, они,
закутавшись в меха и отхлебнув по глотку спиртного, завалились спать в
углублении в склоне горы.
Как только Юлий услышал их храп, он подкрался поближе.
С обоими мужчинами требовалось расправиться сразу. Если дело дойдет
до драки, то ему не справиться ни с одним из них. Он думал, что лучше:
заколоть их кинжалом, или разбить головы камнем. И в том и в другом
способе таились свои опасности.
Он оглянулся: не наблюдает ли кто-нибудь за ним. Взяв ремень с саней,
он бесшумно обвязал его вокруг правой ноги одного и левой ноги другого.
Так что если кто-нибудь из них вздумает вскочить, то другой ему помешает.
Господа продолжали храпеть.
Отвязывая ремень от саней, он заметил копья. Видимо, они
предназначались для продажи. Взяв одно из них, он подержал его в руке, но
решил, что кидать его неудобно. Однако конец копья был удивительно остер.
Вернувшись к тому месту, где спали оба господина, он толкнул ногой
одного из них. Тот со стоном перевернулся на спину. Подняв копье, как
будто собираясь пронзить рыбу, Юлий вонзил копье в грудную клетку
распростертого перед ним человека, стараясь попасть в сердце. Тело
конвульсивно содрогнулось. С жутким выражением на лице, с выкатившимися из
орбит глазами господин приподнялся, судорожно ухватился за древко копья,
подтянулся на нем, а затем медленно, со вздохом, перешедшим в хрип,
откинулся назад. Из его рта потекла кровь со слюной. Его товарищ лишь
шевельнулся, что-то пробормотав спросонья.
Копье было всажено с такой силой, что оно пронзило не только тело, но
и вошло в землю. Юлий прошел к саням за вторым копьем и проделал эту
процедуру с вторым господином. Сани были его. И упряжка тоже.
На виске у Юлия билась жилка. Он сожалел, что эти господа - не
фагоры.
Надев упряжь на рычащих и лающих ассокинов, Юлий поехал прочь от
этого места. Ассокины тянули сани по хорошо видимой тропе, которая
постепенно расширялась, извиваясь вверх, пока не обогнула выступ скалы. За
скалой показалась долина, у входа в которую высился замок внушительных
размеров.
Замок был частично выстроен из камня, частично высечен прямо в скале.
Перед замком находилась охрана из четырех человек, стоявших перед
деревянным барьером, преграждавшим путь.
Юлий остановился, когда к нему направился один из стражников в мехах
и с медными знаками отличия.
- Кто ты, парень?
- Я с двумя друзьями был там, выменивал шкуры. Разве вы не видите?
Они едут сзади, на других санях.
- Что-то их не видно. - Его акцент звучал странно и не был похож на
олонецкий, к которому Юлий привык там, в районе Перевала.
- Они вскоре появятся. Неужели вы не узнаете упряжку Грипси? - Юлий
щелкнул кнутом.
- Как не узнать. Упряжка известная. Недаром эту суку зовут Грипси. -
Он посторонился, подняв свою сильную руку.
- Эй, там, пропустите! - прокричал он.
Юлий глубоко вздохнул, когда показался Панновал.
Впереди возвышался утес, настолько крутой, что на нем не задерживался
даже снег. В одном из склонов утеса было высечено огромное изображение
Акхи Великого. Акха сидел на корточках в традиционной позе, с коленями,
упиравшимися в плечи, обхватив колени руками и сложив руки кверху
ладонями, на которых находился священный Огонь Жизни. Его огромная голова
была увенчана пучком волос. Его нечеловеческое лицо вселяло ужас в души
смотрящих на него. Даже его щеки внушали благородный трепет. Тем не менее
его большие миндалевидные глаза были исполнены кротости, а в линиях
повернутого вверх рта и величественных бровях сквозили одновременно и
спокойствие, и жестокость.
Рядом с его левой ногой в скале было отверстие, казавшееся крошечным
по сравнению с высеченным истуканом. Но когда сани приблизились к нему,
Юлий увидел, что отверстие в три раза превышает рост человека. Внутри
виднелись огни и стража в необычных одеяниях, со странно звучащей речью и
странными мыслями в головах.
Юлий распрямил свои юные плечи и смело шагнул вперед.
Вот так Юлий пришел в Панновал.
Никогда не забудет он свое вступление в город Панновал, когда он
оставил мир, над которым распростерлось небо. Словно в забытьи он проехал
на санях мимо стражи, мимо рощи жалких деревьев, и остановился, чтобы
мысленным взором окинуть раскинувшееся перед ним пространство под крышей,
где так много людей жило день за днем.
Туман вместе с темнотой создали мир без очертаний, в котором формы
только угадывались. Была ночь. Люди, двигающиеся в полумраке, были укутаны
в теплую одежду. За каждым из них тянулся шлейф из тумана, который как
ореол также увенчивал их головы. Повсюду была стихия камня, из которого
были высечены торговые лавки, дома, загоны для скота, марши лестниц, ибо
эта таинственная пещера невообразимых размеров устремлялась, сужаясь,
внутрь горы, которую выдалбливали в течение столетий, сооружая небольшие
ровные площадки, отделенные друг от друга ступенями и стенами.
Ввиду вынужденной экономии внутренность громадной пещеры освещалась
отдельными факелами, чей неровный свет колыхался на вершинах маршей
лестниц, а дым их еще более усугублял непроницаемость туманного воздуха.
Под действием воды в течение тысячелетий в скале образовался ряд
сообщающихся между собою пещер различного размера, расположенных на разных
уровнях. Некоторые из них были оборудованы под жилье.
Новоприбывший дикарь останавливался, будучи не в состоянии
продвигаться дальше в этом царстве тьмы, пока не находил себе
сопровождающего. Те немногие чужестранцы, которые подобно Юлию попадали в
Панновал, сначала оказывались в одной из больших пещер, называемой
местными жителями Рынком. Здесь проходила большая часть общественной и
деловой жизни Панновала и здесь не требовался искусственный свет, так как
глаза быстро приспосабливались к полумраку. Днем это место оглашалось
голосами и нестройным стуком молотков. Здесь, на Рынке, Юлию удалось
обменять ассокинов и товар на санях на те вещи, которые будут ему
необходимы для новой жизни. Здесь ему придется оставаться. Больше идти
некуда. Постепенно он привык к мраку, дыму, щиплющему глаза, к
покашливанию жителей. Все это он воспринял как должное вместе с чувством
безопасности, которое пришло к нему, когда он попал сюда.
Ему посчастливилось познакомиться с одним славным торговцем по имени
Киале, который вместе с женой держал лавку на одной из площадей Рынка.
Киале был человек, исполненным печали, с уныло свисающими усами. Он стал
оказывать поддержку Юлию по причинам тому неведомым, и оберегал его от
мошенников. Он также взял на себя труд познакомить Юлия с новым для него
миром.
Шум, отдающийся эхом по всему Рынку, исходил от реки Вакк, которая
протекала глубоко в расщелине в конце Рынка. Это был первый самотечный
поток, который Юлий видел в своей жизни, и поэтому он представлял для Юлия
одно из чудес города. Плещущаяся вода наполняла Юлия восторгом, и, будучи
анимистом и одухотворяя природу, он рассматривал Вакк как живое существо.
Через Вакк был переброшен мост, так что имелся доступ к отдаленной
части Рынка, где крутизна местности заставляла выбивать в скале
многочисленные ступени, которые завершались широким балконом, вмещавшим
огромную статую Акха, высеченную из скалы. Идол, плечи которого выступали
из теней, был виден с самых отдаленных концов Рынка. Акха держал в ладонях
настоящий огонь, который оберегал священнослужитель, появляющийся из
дверей в животе Акха. Народ преклонял колени перед ликом бога. К нему
стекались бесчисленные дары, которые принимались жрецами, бесшумно
снующими в своих черно-белых одеяниях среди верующих. Молящиеся
простирались ниц у ног божества, и только когда послушник проводил по
земле метелочкой из перьев, они могли поднять глаза в немой надежде
взглянуть в черные каменные очи, взирающие на них из паутины тени, а затем
удалиться на менее священное место.
Подобный ритуал был тайной для Юлия. Объяснения Киале еще больше
запутали юношу. Никто не в состоянии объяснить свою религию чужестранцу.
Тем не менее у Юлия сложилось впечатление, даже твердое убеждение, что это
древнее существо, высеченное из камня, противостояло силам, свирепствующим
во внешнем мире, и в частности Вутре, повелителю небес и всех зол, которые
исходят оттуда. Акха мало интересовался людьми. Они были слишком ничтожны,
чтобы привлечь его внимание. Ему были нужны лишь регулярные приношения,
которые придавали ему силу в его борьбе с Вутрой, а многочисленный рой
жрецов бога существовал только для того, чтобы неукоснительно исполнять
желания Акха в этом отношении, иначе на людское сообщество обрушились бы
ужасные беды.
Священнослужители вместе с милицией осуществляли верховную власть в
Панновале. Единого правителя не существовало, если не считать самого Акха,
который, по всеобщему поверью, рыскал по горам с небесной дубинкой в руке
в поисках Вутры или же его грязных приспешников.
