желтые драконы, тигры, грифоны и какие-то уж совсем неведомые мне
чудища... Фонтаны шумели, плескались, журчали; вода весело взлетала в
воздух то тонкими струйками, то величественными, медленно опадающими
столбами, рассыпаясь мелким дождем.
В воздухе висела водяная пыль, и лучи утреннего солнца, пронзая ее,
рождали яркую радугу.
Это было не просто красиво - это потрясало! Вдобавок ранняя свежесть
напоенного влагой воздуха - и еще не пропавший вкус поцелуя Юнъэр на
губах...
- Ворота... - услышал я странно дрогнувший голос Юнъэр.
- Что - ворота? - повернулся я к ней. - Я не вижу никаких ворот...
одни фонтаны - правда, очень красивые! Нет, действительно...
- Ворота! - вскрикнула Юнъэр. - Их нет! Ворота исчезли!..
Ворота Семи Небес, оказывается, исчезли. Хотя не совсем. Одна стойка
все же осталась. По ее размерам я сумел приблизительно представить, каковы
же были исчезнувшие ворота.
Легенда явно преувеличивала насчет семи пар быков - или быки
восемьсот лет тому назад были на редкость чахлые - но ворота были-таки не
маленькие. От стойки их просто-напросто оторвали - судя по скрученным и
лопнувшим в нескольких местах петлям. Не знаю уж, кому это оказалось под
силу. А вторую стойку вообще выворотили из брусчатки площади и унесли
вместе с воротами.
Сомнительно, чтобы для этого сюда пригоняли семь пар быков - ночью,
по спящему городу... Липнут они ко мне, все эти происшествия, что ли?!
Юнъэр чуть не плакала от обиды и негодования, и я стал ее утешать -
мол, ворота не иголка, найдутся, поставят их на место, и вообще, Юн, не
стоит принимать это так близко к сердцу, ну, побесились какие-то глупые
шутники, так найдут их, и плетей дадут, чтобы впредь неповадно было...
Я ее уже почти успокоил, когда прискакал гонец на взмыленной соловой
лошадке, к которой тут же стал присматриваться мой Демон.
- О правительница Мэйланя, благородная госпожа Юнъэр, - поспешно
заговорил гонец, соскакивая с лошади и припадая на одно колено, - мне
велено сообщить Вам, что ворота Семи Небес похищены...
- Что трудно не заметить, - холодно бросила Юнъэр. - Это все?
- Нет, не все, благородная госпожа...
- Говори! Ну!..
- Ворота найдены!
- Ну вот, я же говорил, - пожал плечами я.
- Тогда почему мне не сообщили раньше о похищении ворот? - Юнъэр
старалась казаться строгой, но сейчас у нее это плохо получалось -
известие, что злосчастные ворота отыскались, немедленно вернуло ей прежнее
самообладание.
- Мы... мы не решались сообщить Вам о пропаже ворот, пока они не
будут найдены, благородная госпожа! И когда нам доложили, где они сейчас
находятся...
- Ну и где же они находятся?
Гонец побледнел и почему-то замялся.
- Они... они стоят, благородная госпожа...
Он собрался и выпалил единым духом:
- Они стоят у входа на городское кладбище!
"Кто-то очень не хочет, чтобы наша свадьба состоялась, - подумал я. -
Гораздо больше не хочет, чем, к примеру, я..."
И про себя усмехнулся.
Юнъэр в свою очередь побелела, как мел.
Кажется, она тоже поняла это.
- На кладбище! - властно крикнула Юнъэр, разворачивая свою лошадь. -
Немедленно!
Я не тронулся с места. Во мне проснулись сразу два чувства, заговорив
о себе с не меньшей властностью, чем та, что была в голосе Юнъэр
Мэйланьской.
Первым было упрямство - гибкое и неуступчивое, как клинок Единорога.
Пусть гонец и кинулся сломя голову к своей соловой кобыле - я не гонец и
не мальчик на побегушках, чтоб не размышляя выполнять чужие приказы.
Я - Чэн-в-Перчатке. Даже если иногда я об этом забываю.
Упрямство было весьма кстати - жаль только, что запоздало слегка...
глядишь, и выпутался б из разговора о свадьбе с большим успехом.
Вторым же чувство было любопытство - из тех побуждений, что
заставляют с улыбкой заглянуть в Восьмой ад Хракуташа.
- Успеется! - возразил я, поднимая Демона на дыбы и вынуждая гонца
отскочить в сторону от соловой, бросив поводья. - На кладбище никогда не
следует торопиться! Эй ты, кладезь хороших новостей, иди-ка сюда! Ну иди,
иди, не бойся...
- Я слушаю вас, Высший Чэн! - поспешно крикнул гонец, и я спиной
почувствовал удивленный взгляд Юнъэр.
Взгляд скользнул по спине и отскочил от панциря.
Во всяком случае, мне так показалось.
- Садись на лошадь, - гонец так и не осмелился приблизиться к Демону,
и мне пришлось повысить голос. - И проскачи по ближайшим кварталам. Живо!
Найдешь с десяток жителей - только чтоб разговорчивых и из тех, что
страдают бессонницей - и тащи их сюда! Мигом!
- Да, Высший Чэн! - просиял гонец, напрочь забывший о присутствии
правительницы. - Я сейчас... я понял вас!..
И - только копыта простучали по площади Фонтанов.
Тогда я пнул Демона У пятками в бока и неторопливо объехал вокруг
накренившейся стойки - единственного, что осталось от ворот Семи Небес.
- Тихо снять такие ворота невозможно, - бросил я, разглядывая
покореженные петли. - И...
- Их вообще невозможно снять! - запальчиво воскликнула Юнъэр и
осеклась, поняв неуместность своих слов.
- Тихо снять такие ворота невозможно, - повторил я. - Да и не
пытались их снимать тихо. Вон, и по петлям чем-то тяжелым били, и мостовая
разворочена... Ну ладно, площадь, фонтаны шумят, жилые дома неблизко - но
грохот, небось, квартала на четыре разносился! Если не больше... опять же
- может, кто-то видел что-нибудь, или слышал, или еще что! А кладбище
подождет... кладбище нас подождет.
- Возможно я немного ошиблась, - задумчиво произнесла Юнъэр,
подъезжая ко мне.
- В чем?
- Да так... нет, я даже рада! Просто непривычно слегка...
Потом мы молчали до тех пор, пока не вернулся взмокший гонец вместе с
дюжиной мэйланьцев, шумных и оживленно жестикулирующих.
Когда я научился выделять из общего гама отдельные слова и складывать
их в осмысленные фразы - я узнал следующее.
Ворота Семи Небес были украдены царем всех людоедов-ракшасов и
леших-якшей, кровавоглазым и двухголовым Бхимабхатой Шветой. Понадобились
они этому самому Швете для его свадьбы с кабирской Матерью всех песчаных
ведьм-алмасты, Шестиносой Аала-Крох, которая (то бишь свадьба) состоится
на мэйланьском городском кладбище в самое ближайшее время. После свадьбы
Бхимабхаты Шветы с Матерью алмасты должны, по идее, наступить
светопреставление, но это еще точно неизвестно.
Зато было точно известно, что этой ночью на площади Фонтанов побывали
два доверенных великана любвеобильного Шветы - поросший белой шерстью с
головы до ног гигант Амбариша с пылающим мечом и его родной брат, владелец
палицы Конец мира, исполин Андхака (тоже поросший шерстью, но в отличие от
Амбариши, черного цвета).
Вот эти-то два очаровательных черно-белых братца и занялись воротами,
время от времени прикладываясь к бочонку настойки Огненного дракона.
Кстати, как шепнула мне Юнъэр, такая настойка действительно существовала -
она олицетворяла мужское начало и подавалась к столу в исключительных
случаях (например, свадьба в правящем семействе), да и то крохотными
символическими порциями.
Лишь губы омочить.
К середине рассказа - который я для себя назвал "Касыдой о похищении
ворот Семи Небес" - обнаружился еще один свидетель, приведенный
расторопным гонцом. Свидетелем оказался щуплый подметальщик улиц Цунь
Шлеп-нога, которого этой ночью нелегкая занесла на площадь Фонтанов в
самый разгар безобразия расшалившихся великанов.
Цунь Шлеп-нога не убоялся грохота палицы Конец мира и полыхания меча
Амбариши по одной причине - он был сильно пьян и искал прохладного убежища
подле любимого фонтана в виде оскалившегося тигра, а шум в ушах, блеск в
глазах и качающуюся землю бедняга Цунь воспринимал довольно-таки
равнодушно.
В первый раз, что ли...
- Что, и великанов видел? - недоверчиво спрашивал я у Цуня, терпящего
жестокие муки утреннего похмелья. - Этих... с шерстью?!
- Видел, - упрямо мотал кудлатой головой Шлеп-нога. - С шерстью.
Большущие...
- И ворота именно они ломали? - хмурился я.
- А то кто же?! - не сдавался герой Цунь. - Они, понятное дело...
Амбариша да Андхака. Дубиной как дадут, мечом как полоснут, а после
драконовку кружками хлещут! Аж шерсть дыбом! И мне поднесли, не
погнушались...
- Что поднесли-то?
- Как что? Эту... настойку на Огненных драконах! Только я не великан,
я больше одной кружки не осилил... я когда проснулся - ни великанов, ни
ворот. Ни драконовки... Всю выхлестали, гады косматые, а то, что человеку
с утра поправится надо - это им без разницы! Хорошо, хоть не закусили
мною, пока спал...
Юнъэр внимательно слушала, не перебивая, и, по-моему, была готова
поверить во что угодно - вплоть до царя якшей и ракшасов, двухголового
Бхимабхаты Шветы.
Я кинул Цуню монету и одобряюще улыбнулся Юнъэр.
- А теперь - на кладбище! - крикнул я неестественно веселым голосом.
Толпа свидетелей понимающе закивала головами.
- Кладбище - это правильно, - пряча монету за щеку, сообщил
повеселевший Шлеп-нога. - Вот и Андхака мне так говорил - быть, мол, всем
вам на кладбище! В самом скором времени... Рычит, подлец, хохочет, а сам
дубиной по воротам, по воротам! И изо рта язык пламени локтя в полтора...
И он довольно-таки неприлично показал длину языка Андхаки.
Кладбище было как кладбище - если не считать того, что перед входом в
него гордо стояли ворота Семи Небес.
А вокруг ворот стояла такая толпа, что казалось, будто половина
Мэйланя умерла нынешней ночью от красной оспы, а оставшаяся половина
явилась хоронить усопших.
Сами ворота были каким-то невообразимым образом приделаны к прутьям
ограды кладбища - в месте свеженького пролома - а за воротами шагах в
двадцати начинались чистенькие беленькие надгробия со столбиками,
исписанными иероглифами; и узорчатые створки знаменитых ворот Семи Небес
жалобно скрипели под порывами ветра.
- Незапертые они, - услужливо доложили нам сразу два голоса. - Добро,
мол, пожаловать... засова нет, потому и не запертые. Скрипят, как не знаю
что...
- А засов великаны украли, - вмешался еще один знаток. - Для важного
дела.
- Для какого дела? - машинально спросил я.
- Для важного, говорю! Девственность невесты проверять будут. С
Матерью алмасты, Шестиносой Аала-Крох, иначе нельзя... опять же если
Бхимабхата Швета ослабел, то засов для брачной ночи как нельзя лучше!..
- Медный он, засов этот, - тихо сказала мне Юнъэр. - Целый брус меди,
шести шагов в длину. Его и вынимали-то из ворот раз в десять лет, по
праздникам...
Я с уважением подумал о девственности Шестиносой Аала-Крох - хотя мне
было совершенно непонятно, как Аала при такой непробиваемой девственности
исхитрилась стать матерью, да еще Матерью всех алмасты.
Ладно, с этим пускай царь Бхимабхата разбирается, а у меня - при всем
моем к нему сочувствии - и без того дел по горло.
Толпа послушно расступилась перед моим Демоном У - полезный, однако,
конь оказался! - и я некоторое время разглядывал ворота Семи Небес. Мне
было не до искусства кименских мастеров, хотя и впрямь узор створок был
весьма красив. Я смотрел, и в голове моей отнюдь не теснились какие-то
особые догадки. Просто смотрел. Сам не знаю зачем. И, судя по тому, что я
видел на площади Фонтанов и здесь, без великанов дело не обошлось. Без
этих... Амбариши да Андхаки. Ох, что-то и я заговорил, как Цунь
Шлеп-нога!.. Амбариша, Андхака, шутники косматые, любители хлебнуть
