предзакатное солнце забрызгало беркута кровью.
- Рыбку-то, рыбку, - заблажила вдогонку испуганная крестьянка, -
рыбку забыли! И сырок тоже... ой, горе-то какое, а я ж деньги брала, дура
старая, стыдобища одна... Видать, не так Черчеки ведьму палить собрались,
не по правилам! - вот городские и спешат предупредить... заботливые люди,
сразу видно, душевные, легкие на подмогу... рыбку бы им, да забыли, ай,
жалость...
31
...Закатное солнце, вскипая и пузырясь, лениво растекалось по острым
верхушкам колючих елей - я наконец узнал от Таргила, как называются эти
растрепанные деревья - и бор стоял единым монолитом, резной пластиной
черного металла, опущенной в расплавленную лаву драгоценных камней.
И это было красиво.
...Ближе к западному краю опушки, отсчитав три-четыре крохотных бугра
с редким кустарником, расположился хутор - никаких деталей, снова сплошной
контур островерхих черепичных крыш, по которым бродили загулявшие одинокие
искорки; словно огромный ребенок вырезал их из двух листов бумаги - бор и
хутор - и расставил под углом друг к другу для неведомой и таинственной
игры.
И это тоже было красиво.
...Между двумя плоскостями декораций (все выглядело до того
ненастоящим и ирреальным, что я не мог воспринимать происходящее иначе)
растревоженным осиным роем гудело многоголовое и раздраженное существо -
толпа, сбившееся в кучу население Черчекова хутора, человек сорок, и пред
ними торчал вкопанный в землю столб, заваленный вязанками хвороста.
К столбу была привязана маленькая хрупкая фигурка, плохо различимая
на таком расстоянии, и это тоже было красиво.
...А за спинами хуторян, в двух минутах галопа от страшного столба,
на вершине пологого холма стояли два всадника, одним из которых был я, - и
это, несомненно, было очень красиво, только плевать я на это хотел. Руки
мои тряслись, мелкая противная дрожь вцепилась в тело, и липкий озноб
бродил внизу живота.
Там, у столба, еле видимая из-за вязанок, замерла Лайна, Лайна -
Предстоящая Ахайри, насмешливый хрусталь моих ночей, и я, как испуганный
ребенок, повернулся к Таргилу.
- Что ты можешь сделать, Таргил?
- Ничего, - ответил он, и я увидел капельки пота на его переносице. -
Сверх естественное ушло из мира в Дом, и я, Предстоятель Таргил - шут и
шарлатан, а их там внизу - сорок человек, озлобленных и звенящих от
ненависти, как струна, которая того и гляди порвется.
Я снова посмотрел вниз, где Судьба и Время наперегонки стремились к
жуткому живому факелу в надвигающейся ночи.
- Она не может умереть. Предстоящим нет смерти вне их воли и желания.
Вы сами сто раз говорили это при мне...
Я судорожно цеплялся за память, за эти детские слова, но соломинка
трещала под пальцами, и я закоченел в холодном ужасе Таргилова голоса.
- Да, не может. Она будет гореть и жить, жить и гореть... И, может
быть, кто-нибудь дотронется потом до обгорелого корчащегося трупа, чтобы
она смогла передать Дар - и уйти навсегда. Будем надеяться...
Молчание встало между нами, и я почувствовал, как во мне зреет что-то
отрешенное и суровое; и понял безумие Эйнара.
- Твой чернокнижник зажигал огонь на ладони, - тихо произнес я. - Ты
тоже можешь так?
Таргил ошарашенно глянул на меня, потом раскрыл ладонь, и на ней
закачался язычок пламени. Я протянул ему свою руку, Предстоящий как-то
странно причмокнул, и второй огненный лепесток осветил линии моей жизни и
судьбы, без боли вспыхнув в оправе пальцев.
Я сжал руку в кулак, и пламя исчезло. Роа недовольно захрипел и
взъерошил перья, клацая клювом.
- Ты спустишься вниз, Таргил, и незаметно смешаешься с толпой. Что бы
потом ни происходило - молчи и жди. Когда я вскину руки вот так - как чаши
- зажигай свой огонь у меня на ладонях. После сосчитай до пяти и кричи.
Громко кричи, Таргил-Предстоящий, страшно кричи - и беги. Только
обязательно толкни кого-нибудь. Понял? Или повторить?..
Он глядел на меня, как, должно быть, смотрит волк на взбесившегося
кролика.
- Что можешь ты, Сарт, - Таргил выговаривал каждое слово так, словно
это был адский, нечеловеческий труд, - что можешь ты там, где бессилен
Предстоящий?
Я покосился на свою ладонь, где еще недавно горел огонь.
- Увы, Таргил, отец Дома... Где недороги Предстоящие - там в цене
Сарт-Мифотворец. Всему свое время: и силе, и отчаянью, и тому, что пока не
имеет имени.
И на миг мне показалось, что невдалеке сгустился и колыхнулся в
вечернем воздухе силуэт Дома, Дома-на-Перекрестке, и у нас стало одним
зрителем больше.
32
Я подождал, пока Таргил спустится с холма, привяжет коня у одиноко
растущего дерева и нырнет в людское месиво с равнодушно-заинтересованным
видом случайного проезжающего. Потом взгляд мой выхватил крупного
обрюзгшего мужика с факелом в мощной лапе - по-видимому, это и был Черчек,
глава хутора - и я стал легонько поглаживать Роа по хребту, от хвоста к
затылку.
Беркут встрепенулся и захлопал крыльями. Он вертел головой, не видя
добычи, не понимая, откуда должна взяться дичь, а мои пальцы все
настойчивее говорили алийцу о начале охоты.
Когда возбуждение птицы достигло предела, я успел учесть все, что
нужно было принять в расчет - наполовину скрывшееся за горизонтом солнце,
расстояние от холма до столба и от столба до леса, настроение и
нервозность толпы, где было всего с дюжину мужиков, а остальные - женщины,
старики и дети...
Человек с факелом направился к куче хвороста, и время для раздумий
истекло.
- Роа, - коротко бросил я, указывая на добровольного палача, -
ррай!..
Алиец сорвался с моего плеча и стал набирать высоту.
За мгновение до его охотничьего крика я привстал на стременах и
заорал что было сил:
- А-ХАЙ-РИИИ!!!
Последний звук я провизжал на самой высокой ноте, на которую было
способно мое многострадальное горло.
Черчек чуть не выронил свой факел, и вся его многочисленная родня
немедленно обернулась на крик.
Я отчетливо понимал, что они сейчас должны видеть и чувствовать -
нарушение ритуала, неуверенность и одинокая фигура всадника на холме,
раздражающе неподвижная.
Кроме того, мой вопль хлестнул по и так натянутым нервам толпы, а
резкий поворот голов добавил багровости толстым рожам любителей публичных
сожжений.
Секунду мы смотрели друг на друга, и тут же им пришлось
поворачиваться обратно, поскольку рухнувший с небес Роа вцепился в лицо
Черчека-факельщика, и тот завопил еще похлеще меня, бросив факел и
бестолково размахивая руками.
Я не дал хуторянам времени на осмысление происходящего. Я только
отметил, что мне повезло - факел упал не на хворост, а сразу у ног
перепуганного Черчека, и край его штанины уже начал тлеть - и вонзил шпоры
в бока моей кобылы, донельзя возмущенной таким обращением.
Копыта загрохотали за спинами всполошившихся людей - звук отражался
от глухих стен бора и хутора, и казался раза в три громче, чем был на
самом деле - а у груды вязанок надрывался полуослепший и дымящийся Черчек,
над которым хлопал крыльями взлетевший Роа, и хуторяне завертели головами
туда-сюда, пытаясь уследить за всем одновременно, в результате чего
полностью перестали что бы то ни было понимать.
Это дало мне те две минуты, две шумные бестолковые минуты, и моя
бесящаяся кобыла грудью разделила толпу на две неравные части, а еще через
мгновение мы сбили с ног несчастного Черчека.
Впрочем, мне сейчас было не до жалости.
- Роа, - рявкнул я во всю глотку, поднимая храпящую лошадь на дыбы, -
рри!..
Беркут сложил крылья и упал на мое левое плечо, больно разодрав
когтями кожу и дрожа от охотничьего азарта.
Бросив поводья и пытаясь удержать танцующую лошадь на задних ногах, я
вскинул руки к полыхающему небу. Я молил это небо об одном - чтобы Таргил
не утонул в возникшей суматохе, чтобы он сумел, не забыл...
Он не забыл. И сумел. И два огненных тюльпана расцвели на моих
ладонях.
Толпа замерла. Они глядели против солнца и видели лишь силуэт, контур
черного всадника с горящими руками и призрачной птицей на плече - и им
было страшно.
Пять томительных ударов сердца, пять толчков крови в висках царила
тишина.
И ее разорвал вопль ужаса. Кричал Таргил, и смею заметить, кричал он
отлично - громко, с хрипом, треснувшим фальцетом, точно выдержав
необходимую паузу. И тут же рядом с ним завизжала женщина.
Этого хватило с избытком. Крестьяне ринулись прочь, подальше от
дикого места, от черного всадника, от страшного имени Ахайри, и крик
Таргила затерялся в многоголосом вопле.
Я видел, что мужики помоложе на бегу оглядываются, и понимал, что
вскоре они опомнятся и могут захотеть вернуться. Но я не собирался их
ждать.
Лопнули веревки под короткими косыми ударами ножа, я перекинул
невесомое тело Лайны через круп лошади, и мы поскакали так, словно нас
несла крылатая колесница Темной Матери, а не почтенная кобыла средних лет.
Только тут я заметил, что истерически смеюсь, и из нижней прокушенной
губы у меня течет кровь.
За нами ударили в землю копыта коня Таргила.
33
Когда мы остановились, я спешился, осторожно снял Лайну с лошади и
уложил на землю, вернее, на подстеленный Таргилом плащ. Капюшон ее сбился
в сторону во время скачки, и я увидел ее лицо.
И тогда я проклял угасающий день за то, что успел увидеть.
Она была стара. Она была уродлива. И лишь на самом дне запавших глаз
билась пленная Лайна, прежняя Лайна - Предстоящая Ахайри.
34
...Мы с Таргилом украдкой пробирались по ночному кладбищу. Мрамор
плит и гранит надгробий были обильно припорошены лунной пылью, видно было
довольно хорошо - и, тем не менее, мы продвигались вперед медленно и
осторожно, рассчитывая каждый шаг. Нет, мы нисколько не опасались приятной
встречи с призраком, вампиром или загулявшим покойничком...
Мы боялись спугнуть нескладную приземистую фигуру, по-хозяйски
расположившуюся на одном из свежих надгробий в дальнем конце кладбища.
Однако, опасения наши были слегка преувеличены. Сидевший на могильной
плите человек настолько увлекся своим занятием, что не замечал ничего и
никого вокруг. Мы с Таргилом тихо подкрадывались к нему, а у меня перед
глазами все стояло лицо Лайны, отмеченное печатью увядания - каким я
увидел это лицо там, в излучине проклятой Хриринги...
...Когда она, наконец, осознала, что это я, Сарт, смотрю на нее - она
вскрикнула и попыталась закрыться руками, и ей это даже удалось, а я все
смотрел на костлявые, старческие, обтянутые сухой пергаментной кожей
руки...
Всю дорогу она ехала позади меня, и временами мне казалось, что это
та, прежняя Лайна обнимает мои плечи - и инстинктивно пытался обернуться,
но вовремя одергивал себя. А по возвращении Лайна немедленно заперлась в
отдельной комнате и согласилась говорить только с Таргилом. Когда Таргил
вышел от нее, он лишь молча кивнул - да и то не мне, а хмурому Махише.
Теперь оставались еще двое - Трайгрин и Варна. За Предстоящей Сиаллы
отправились Эйнар и Гро - вездесущий и всеведущий Таргил рассказал им, где
ее искать; а вот Трайгрин...
Трайгрин сейчас сидел перед нами на рыхлом могильном холме.
Наконец-то я разобрал, чем он так увлечен - бывший Предстоятель Эрлика,
Зеницы Мрака, ел. Кушал. Чавкая и пуская слюни, довольно жмурясь в лунном
свете и время от времени отхлебывая из квадратной фляги, сплевывая на
