Шлеп-нога!.. Амбариша, Андхака, шутники косматые, любители хлебнуть
драконовки... М-да, весело, прямо скажем, дела разворачиваются!
Юнъэр, не поехавшая за мной и оставшаяся вне толпы, выслушивала
доклады многочисленных чиновников в жестких четырехугольных шляпах. Нет,
на чиновниках была и всякая другая одежда, но именно шляпы сразу бросались
в глаза. Чиновники говорили, Юнъэр кивала, я хмурился и смотрел на ворота,
Демон У переступал с ноги на ногу и замышлял какую-то пакость.
Отличное времяпровождение, не так ли?!.
За моей спиной раздался изумленный гул, и большая часть толпы
сорвалась с места, побежав в неизвестном направлении. Я подъехал к Юнъэр и
чиновникам, где и узнал, что найден засов.
Только за ним надо отправляться к городским винным погребам.
Вот мы и отправились - по пути размышляя о таинственной связи
городских винных погребов с девственностью Матери алмасты, Шестиносой
Аала-Крох.
Размышления ни к чему не привели - разве что к погребам, двери
которых были наглухо заколочены. Медным засовом от ворот Семи Небес. Он
держался на огромных крюках, явно вбитых в стену этой ночью белым
Амбаришей, который после заложил дверь засовом и загнал верхние концы
крюков в ту же многострадальную стену.
Поскольку засов был существенно длиннее двери погребов, и даже
длиннее расстояния между вбитыми крюками, - примерно локтя на полтора-два
с каждой стороны - то концы его были круто загнуты вниз и внутрь, образуя
чуть ли не кольца вокруг крюков. Видимо, брат-Андхака тоже времени даром
не терял.
Юнъэр отдала необходимые распоряжения, к погребам были немедленно
доставлены местные молотобойцы с переносными горнами и прочими
инструментами - и дело пошло.
Впрочем, пошло оно туго. Лишь через час дверь сумели открыть, а
выпрямление засова и приведение его в первоначальный вид должно было
отнять гораздо больше времени.
...Когда мы спустились в подвалы, то сопровождавший нас Главный
смотритель из семьи потомственных смотрителей винных погребов чуть не
потерял сознание, и мне пришлось приводить его в чувство.
Я бы и не заметил, что из некоторых бочек пробки были вынуты, а затем
вставлены на место - но Главный смотритель просто не мог пропустить такого
вопиющего безобразия. Более того, над бочкам с нарушенной невинностью
прямо на белой известке стен были сделаны надписи.
Писали факелом - вернее, копотью от него.
Вот я и читал мнения великанов о мэйланьских и привозных винах,
заодно выслушивая краткие реплики-причитания смотрителя о содержимом
бочек.
"Дрянь!" (белое сухое, сафед-кухская лоза, год я не запомнил),
"Дрянь!" (красное сухое, лоза Аш-Шиннар, местное), "Дрянь из дряней!"
(полусухой фаррский мускатель). "О-о-о!" (тахирский розовый мускат, мой
любимый, вдобавок девятнадцать лет выдержки), "Дрянь, но ничего!"
(десертный красный узбон, пять лет назад доставлен из Дурбана), "Это
только под человечину!" (мэйланьское крепкое с добавлениями настоев трав и
кореньев)...
И так далее в том же духе.
Мнения великанов о винах и настойках разнообразием не отличались,
хотя мысленно я почти одобрил их вкус - имея в виду вкус к выпивке, а не
вкус к погромам. Тут мы зашли в маленькую комнату, где было ужасно
холодно, и там Главный смотритель все-таки упал в обморок.
Пока его отпаивали и хлопали по щекам прибежавшие на крик Юнъэр
помощники, я сообразил, что надписи копотью на стенах сделаны по-кабирски.
Собственно, многие в Мэйлане прекрасно говорили на кабирском языке,
считавшемся государственным, а также на дубанском, хакасском и некоторых
других языках; мэйланьское же иероглифическое письмо изучал каждый,
желающий называться образованным человеком - а таких находилось немало - и
трудно было найти в эмирате человека, не сумевшего бы договориться с
заезжим купцом.
Я знал и кабирский, и мэйланьский с детства; точно так же знал их
Кос, чьи отец и дед были дворецкими в нашем доме. А тайком от Чин я выучил
и некоторые наречия ее родного Малого Хакаса, считавшиеся непревзойденными
по части ругательств... ах, Чин, Чин...
Отчего бы и великанам Амбарише и Андхаке не сделать приятное
кабирянке Аала-Крох и не воспользоваться ее родным языком?!
Мои размышления прервал вой очнувшегося смотрителя. Из воя
явствовало, что воющему опостылела жизнь, что по приходу домой он
непременно зарежется, повесится или утопится - и все потому, что
наиценнейший бочоночек с настойкой Огненного дракона, сохранявшийся в
целости исключительно для свадьбы Юнъэр Мэйланьской и Высшего Чэна Анкора
(вот мерзавец, и этот туда же!) похищен и, скорее всего, уничтожен.
- Выпит он, твой бочоночек, - злорадно сказал я смотрителю. -
Вылакали его великаны! У них мужское начало длиннее вашего засова, до Семи
Небес торчит - вот и прихлопнули они им твоего Огненного дракона! Вместе с
Цунем Шлеп-ногой.
Через секунду я пожалел о сказанном, потому что смотритель сдавлено
хрюкнул, упал и больше не поднимался.
Домой я вернулся уже около полудня. Есть мне отчего-то не хотелось,
поэтому мы с Косом ограничились фруктами, запивая их легким вином - и я
стал рассказывать.
Разумеется, не только ан-Танье, но и всем нашим Блистающим.
Рассказ, вопреки ожиданиям, сильно затянулся, поскольку для
Блистающих все время приходилось разъяснять, кто такие якши, ракшасы,
великаны и алмасты, а потом тут же убеждать, что всех их на самом деле не
бывает. В результате я окончательно запутал и сбил с толку Сая и
Заррахида; Единорог всячески веселился, а Обломок выдавал со стены: "Ну
вот, значит, эти самые великаны, которых на самом деле нету, ворота тем не
менее унесли и огненную настойку выпили, которой теперь тоже на самом деле
нету... Интересное дело получается! Куда ни глянь - ничего нету!.."
Настроение Коса странным образом колебалось от очень веселого к очень
мрачному и обратно, так что к концу рассказа я и сам был не рад, что решил
обнародовать всю эту историю. А с другой стороны - что мне оставалось
делать? Умолчать? Скроешь от них что-нибудь, как же...
- Так якшасы и ракши, - осведомился наконец Заррахид, - они все-таки
есть, или их нет?
- Якши и ракшасы, - поправил его Сай.
- Нет их! - отрезал Я-Единорог.
- И ворот нет, - уточнил Дзюттэ. - И нас нет. Якши унесли.
- Это не якши, - дотошность Сая не имела границ. - Это великаны,
Амбариша и Андхака.
Так. Кажется, пошли на второй круг.
- Если эти ракшасы-великаны хотят расстроить свадьбу, - сказал
молчавший до сих пор Кос, - то они воротами не ограничатся. Непременно жди
новых бед...
- Утешил, - мотнул головой я. - Спасибо.
- А потому, - продолжил ан-Танья, - после обеда я сам схожу в город.
Погляжу, что там творится. Нет, обеда ждать не буду - прямо сейчас и
пойду. Может, разузнаю что-нибудь...
Кос встал и пошел к двери.
- Что за напасти, - проворчал он, выходя из комнаты. - Шулма,
Тусклые, ассасины-батиниты, ракшасы, великаны... и все на мою голову!
"Как же, на твою..." - подумал Я-Единорог.
Возвратился Кос ближе к ужину, около шестой дневной стражи - я еще
увидел из окна, как он огибает пруд, ведя за руку какого-то согбенного
старца. Судя по всему - слепого.
С дутаром под мышкой. Или не дутаром. Короче, странное что-то... не
разбираюсь я в мэйланьских музыкальных инструментах.
Однако ко мне ан-Танья вошел один.
- Я привел сказителя, - прямо с порога начал он.
- Видел. И где же он?
- Ест. Я велел сперва накормить его - а ты тем временем пошли гонца к
благородной госпоже Юнъэр Мэйланьской (можно просто Юнъэр или даже Юн, -
подумал я). Ей тоже будет будет небезынтересно послушать этот... как же он
сказал?.. джир. Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре и его невесте!
Я прикусил язык.
Ага, значит, повеселимся...
Кос уже протягивал мне калам, чернильницу и бумагу. Я быстро написал
витиевато-вежливое, но вместе с тем весьма настойчивое приглашение,
запечатал его поданной Косом большой фамильной печатью Анкоров Вэйских -
совершенно непонятно, где ан-Танья ее раздобыл! - и Кос вручил послание
гонцу, который уже ждал за дверью.
Гонец умчался, а я подумал, что если Юнъэр откликнется на мой призыв
- а она почти наверняка откликнется - то не пройдет и часа, как она будет
здесь.
Вполне достаточное время, чтобы сказитель наелся до отвала.
И впрямь, спустя час без малого мне доложили о прибытии
правительницы. Я встретил ее, как подобает, со всеми многочисленными
церемониями - и провел в парадный зал, соответствующим образом убранный
вездесущим Косом.
Два высоких кресла с бархатными подлокотниками - для нас с Юнъэр;
перед ними - небольшой столик с фруктами, вином и сладостями; по углам
зала курятся благовония, а посередине разложен двойной коврик для
сказителя.
И ничего лишнего. Молодец, Кос!
Мы с Юнъэр чинно пересекли зал и уселись в приготовленные для нас
кресла.
- Только не будем называть друг друга по именам, - шепнул я Юнъэр
(Кос шепнул мне то же самое минутой раньше). - Сказитель слеп, и до поры
до времени ему не надо знать, перед кем он поет. Хорошо?
Юнъэр с удивлением посмотрела на меня, но перечить не стала и
согласно кивнула, колыхнув пышным узлом прически.
- Введите сказителя! - приказал я.
Двое слуг, почтительно поддерживая седобородого старца, ввели его в
зал и усадили на коврик перед нами. Сказитель поерзал, усаживаясь,
привычно скрестил ноги и взял то, что я решил называть дутаром.
- Тебе сказали, о чем петь? - спросил я.
- Да, о благородный господин!
- Тогда пой!
И я махнул рукой слугам. Те тихо вышли, закрыв за собой дверь. Кос
вышел вместе с ними, хотя вполне мог бы остаться.
Что ж это за джир такой, что его даже Кос два раза подряд слышать не
может?
- Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре, о его черных деяниях и
беззаконных тайнах, а также о бедах, обрушившихся на Кабир и Мэйлань из-за
коварства подлого якши, да проклянет его Творец! - возвестил сказитель
неожиданно высоким голосом.
Юнъэр вздрогнула, и я поспешил взять ее руку в свою...
Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре
- Я спою вам джир о Чэне.
Чэне из Анкоров Вэйских -
Джир о том, как был убит он
Во младенчестве беспечном
Злобным Бхимабхатой Шветой,
Повелителем всех якшей,
Страшным ракшасов царем.
(...Я поздравил сам себя с безвременной кончиной и приготовился
слушать дальше...)
Рос спокойно Чэн в Кабире,
Млеко матери вкушая,
Радуя родных и близких
Кротким нравом и весельем,
Но ждала беда лихая
В самом сердце эмирата
Отпрыска Анкоров Вэйских,
Ах, ждала беда-кручина,
Своего она дождалась
И вошла к Анкорам в дом.
У пруда игрался мальчик,
Веселился Чэн-младенец,
И не ведал он о смерти,
Уготованной ему.
Бхимабхата Швета-ракшас,
Двухголовый, красноглазый,
Нравом дикий, острозубый,
Медношеий, крепкорукий,
Тяжкоплечий, страшный в гневе
