Я мысленно сгустил сумерки - мэйланьские вечера оказались слишком
светлыми - после многократно увеличил беседку, превратив ее в мрачную
башню Аль-Кутуна, и улыбнулся, мерцая обнаженным клинком.
Пусть не утром, как было обещано, а ближе к вечеру, но неугомонный
харзиец, Маскин Седьмой - ах да, он же теперь Тринадцатый! - все же явился
ко мне в гости.
"Пошли?" - подумал я.
"Пошли, - подумал Чэн, надевая на меня ножны. - Не будем заставлять
ждать горячего Эмраха ит-Башшара из Харзы. Неровен час, изрубит нам
беседку - Кос потом до конца жизни ворчать будет..."
И мы снова спустились вниз, оставив Дзю отдыхать на столе.
Задевая за перила лестницы, я неожиданно задумался над тем, почему
это Пояс Пустыни из Седьмого превратился в Тринадцатого. Я прикидывал и
так, и этак, и не додумался ни до чего.
Кроме того, что число "Тринадцать" нравилось мне все меньше и меньше.
Совсем оно мне не нравилось.
Возле входа в дом пожилой коренастый Придаток с усердием подстригал
колючий вечнозеленый кустарник. Блистающего при слуге не было - да и к
чему Блистающий при стрижке кустов?
- К вам гость, Высший Чэн, - приветливо сказал он, глядя на нас и
смешно морща лоб. - Вон, у беседки... просил пока не докладывать. Видите?
- Вижу, - кивнул Чэн.
- Смешной он, этот гость, - слуга оказался на редкость
словоохотливым, - Высший, а все равно смешной. Хоть и платит хорошо. Я
когда у него недели три назад по вечерам подрабатывал, то господин Эмрах
мне каждый раз по Ляну серебра выдавал. Не скупился, хоть и работа-то
пустяковая...
- И кем же ты у него подрабатывал? - ответно улыбнулся Чэн.
- Наемным убитым. Три раза в неделю.
- Кем-кем?!
- Наемным убитым.
- Это как? - заинтересованно спросил Чэн, а я только шевельнул
рукоятью, потершись о касавшиеся меня железные пальцы.
- Да так... Он ведь когда в Мэйлань приехал, этот господин Эмрах, то
сперва стал зачем-то собак рубить. Ему их прямо на постоялый двор
приводили, а когда он дом снял, то домой... Поначалу у него плохо
получалось, а после наловчился - с первого удара голову псу сносил. Потом
он чучело кожаное у скорняка заказал, чтоб мехом в разных местах оторочено
было - и чучело саблей полосовал. Дальше-больше, трех обезьян ему
доставили, крупных таких, только холощеных, чтоб злоба вышла... Он их в
человеческое платье одевал и тоже рубить пробовал, да не вышло у него с
обезьянами! Рядом бил, как по человеку полагается...
"Вот как он учился, оказывается, - подумал Чэн-Я. - К крови привыкал.
Мастерство Контроля ломал... а с обезьянами не вышло. Хороший ты парень,
Эмрах ит-Башшар, несостоявшийся мститель, хороший, да умный слишком.
Друдла бы тебе... Друдла, Но-дачи, судьбу позлее да ума поменьше. А ярости
побольше... нет, не надо тебе ни судьбы, ни ярости, пылкий Эмрах, желающий
научиться убивать! И никому не надо. И мне не надо бы - да только поздно
уже..."
- А дальше он меня нанял, - продолжал меж тем слуга. - По
договоренности. Я короткой саблей неплохо владею, так должен был с ним
Беседовать по вечерам. А когда господин Эмрах, дай Творец ему здоровья,
первым ударить успевал, то должен был я кричать громко, на землю падать и
не двигаться. А он стоял надо мной и смотрел. Я кричал и падал, а он
смотрел. Хороший человек, щедрый, но смешной. И саблю просил на булыжник
ронять, чтоб дребезжала, будто бы сломалась. Я и ронял - чего ж за
серебряный лян не уронить?! - а он слушал. Если б не отослал он меня
неделю тому назад - глядишь, я б не только рисом и овощами на зиму запасся
бы, но и дочке обнову какую купил! У вас-то я временно, кусты вот
подстригу и все, а господин Эмрах - ах, хороший человек, всяческих благ
ему в этой жизни...
"Да уж, благ ему всяческих, - подумал я, - только не тех, что он сам
себе желает. Хороший человек Эмрах ит-Башшар, и Блистающий при нем
хороший, Маскин Тринадцатый из Харзы, но то, чего хотят они - нет, не
благо это!.."
Чэн благосклонно кивнул просиявшему слуге, пообещал, что прикажет
ан-Танье взять отставного наемного убитого на постоянную службу, и мы
двинулись в обход пруда. Это заняло совсем немного времени и, не доходя до
древнего кипариса, настолько подгнившего и накренившегося, что его
поддерживала подпорка из красного дерева, я толкнулся в Чэнову руку,
вылетел из ножен и приветственно замахал Маскину Тринадцатому.
- Эй! - хором крикнули мы с Чэном, каждый на своем языке. - Как
дела?!
- Дела? - тоже хором спросили Эмрах ит-Башшар и Пояс Пустыни,
выглядывая из-за беседки; только в отличии от нас они не знали, что
говорят хором. - А вот сейчас посмотрим, как у нас дела, сейчас выясним...
И с наигранной зловещестью они направились к нам.
"Зря я панцирь дома оставил, - подумал Чэн, и тут же устыдился
подобной мысли. - Да ну, ерунда, что ж мне теперь в самом деле, и
по-Беседовать нельзя как следует?!."
Шагах в трех от нас Эмрах остановился. Пояс Пустыни в его руке
медленно резал воздух крест-накрест, чутко подрагивая гибким концом
клинка, и впрямь напоминавшим язык Рудного Полоза.
- Свадьба-то скоро? - спросил Маскин, небрежно переходя от креста к
вытянутой восьмерке.
- Не знаю, - ответил я, накручивая узкую спираль. - Со мной никто не
советовался.
Чэн в это время разговаривал с Эмрахом примерно о том же, но я не
вслушивался в слова людей, опасаясь отвлечься и показать себя в Беседе не
с лучшей стороны.
Ну честолюбив я - каюсь!..
Пояс Пустыни нанес первый удар - все так же медленно и четко, как
полагается даже и не при Беседе, а во время демонстрации при обучении.
Если горячность его еще и оставалась где-то, то сейчас она была
упрятана глубоко-глубоко.
Чэн отошел на шаг, а я, не входя в соприкосновение с Маскином,
поднялся над непокрытой Чэновой головой и там замер.
- Я слыхал, - Маскин провел несколько длинных рубящих махов, но делал
он это на таком расстоянии от Чэна и меня, что его действия можно было
счесть лишь похвальбой, - будто в Кабире Детского Учителя семьи Абу-Салим
убили. Кого еще после него?
Эта тема - и та легкость, с которой нынешний Пояс Пустыни заговорил о
смерти Наставника, да и о смерти вообще - пришлась мне не по душе.
- Никого, - не двигаясь, ответил я. - Наставник был последним.
Не объяснять же ему, что в переулке-то как раз Наставник был первым,
а уже потом... не стану я ему ничего объяснять.
Эмрах вдруг прыгнул вперед и ударил коротко и точно, целясь Чэну в
бедро. Я метнулся вниз, приняв харзийца на сильную часть клинка - но
сбрасывать в сторону не стал.
Чэн, поняв мое желание, не двинулся с места.
Нет, удар был чистым. Даже не успей я подставиться, Маскин все равно
остановился бы вовремя.
Лязгнув с досады, Пояс Пустыни попытался режущим полукругом достать
голову Чэна, но Чэн низко присел, а я легонько кольнул локоть Эмраха.
Так, чуть-чуть, чтоб не зарывались... оба. Мы им не наемные убитые.
- Шешеза жаль, - беззаботно прозвенел Пояс Пустыни, отодвигаясь на
полторы длины клинка и делая вид, что ничего не произошло. - И так
сплошные неприятности, а тут еще семья без Детского Учителя осталась...
небось, рубит теперь со зла что ни попадя да Тусклых во всем винит!
Чэн неторопливо пошел по кругу, оставляя кривоногого Эмраха в центре,
а я горизонтально поплыл по воздуху, с обманчивой небрежностью свесив
кисти вниз и еле слышно посвистывая.
- Тусклые ни при чем, - бросил я замершему харзийцу. - Это не они.
- Ни при чем, - охотно согласился он, выведя руку Эмраха далеко
вперед и еле касаясь меня лезвием. - Тусклые абсолютно ни при чем.
Полностью с тобой согласен.
По-моему, он вкладывал в эти слова какой-то свой, непонятный для меня
смысл. Впрочем, сейчас не время искать смыслы, и вообще - может, мне
показалось?!
Маскин попытался обойти меня по внутренней стороне своего изгиба -
заточка у него оказалась полуторасторонняя - и достать острием плечо Чэна.
Я чувствовал, что при желании харзиец может двигаться примерно раза в
два-три быстрее - но даже при такой скорости я прекрасно успевал бы не
выпускать его из сферы своего восприятия.
Еще ворчун Пуддха учил меня ощущать воображаемый шар, окружающий меня
и моего Придатка; ловить его увеличение при длинном выпаде, пульсацию при
кистевых ударах и переходах с уровня на уровень; с тех пор у меня были
разные учителя, включая жизнь, и не Поясу Пустыни проверять на прочность
шар учения вокруг Мэйланьского Единорога и Чэна Анкора.
Пусть даже с точки зрения мироздания это не более чем бронзовый
шарик, откатившийся к глиняному дувалу.
- Тусклые ни при чем, - повторил Маскин, и мы немного позвенели друг
о друга просто так. - Они, небось, и не знали, что какие-то Блистающие
вдруг вздумали восстановить истинное предназначение нашего рода... нет,
они этого не знали, как не знали, что их станут разыскивать, обвиняя в
том, в чем они гордились бы участвовать... они, подлинные хранители
забытых традиций...
Вот тут я чуть не упустил стремительный бросок Пояса Пустыни, пытаясь
вникнуть в его слова. Хвала Чэну и тому, что на нем не было доспеха - он
успел, как в старые добрые времена, так прогнуться в пояснице назад, что
непокрытая голова Чэна коснулась затылком земли, и весь он стал напоминать
мост над горной речушкой.
В следующую секунду я отставил в сторону размышления и взял на три
удара турнирную скорость. Огорченно взвизгнувший после промаха Маскин даже
не успел ни разу толком меня коснуться, когда я распорол рукав верхнего
халата Эмраха, сорвал с его груди деревянный медальон-амулет и напоследок
пощекотал изумленно моргающего ит-Башшара в самом интимном месте всякого
Придатка.
Чэн к тому времени уже сидел на земле, разбросав ноги и скучающе
глядя на Маскина Тринадцатого, а тот вслепую рубил воздух так, где по его
предположениям должен был находиться Чэн или хоть что-нибудь,
принадлежащее Чэну.
Надо отдать должное Поясу Пустыни - рубил он рьяно, но чисто, с
полным контролем и соблюдением законов Беседы.
- Ты что-то начал о традициях и их подлинных ревнителях, - равнодушие
в голосе далось мне с некоторым трудом, потому что турнирные скорости
даром не проходят. - Я так понимаю, что изворотливый харзиец, движимый
местью за погибшего Придатка, попытался разыскать Тусклых и...
"И малость свихнулся", - хотел добавить я.
Но не успел.
- Нет, - ударил Пояс Пустыни.
- Не попытался, - еще раз ударил Пояс Пустыни.
И еще один раз:
- Нет. Не попытался. Я их нашел.
Я не двигался. Маскин Седьмой, ныне Тринадцатый, рубил по-прежнему
чисто и честно, не касаясь Чэна - но что-то изменилось в его ударах. Не
так вибрировал гибкий клинок, не так свистел рассекаемый воздух, движение
было уверенней, оттяжка - быстрей и резче...
Маскин Седьмой. Тринадцатый. Двенадцать свидетелей, не боящихся
красного цвета, и гордый меч проклятого Масуда... Пояс Пустыни, Маскин,
бывший Седьмым и ставший Тринадцатым.
У меня не было никаких доказательств.
Я вообще не верил ни единому его слову.
Клинок Пояса Пустыни был, как положено, прохладным и блестящим,
исправно отражая лучи заходящего солнца.
И все-таки... последние удары были совсем другими. Я это знал лучше
любого другого Блистающего. Или нет, не любого - но многих, очень
многих... почти всех.
- Я их нашел, - повторил Пояс Пустыни, останавливаясь, и его Эмрах
