Е.П.Б. в своей книге пишет: "Мы ехали с тремя знакомыми
индусами. Двое из них когда-то высокой касты, ныне исключены из нее
и "отлучены" от пагоды за сообщество и сношения с нами,
презренными иностранцами. На станции к нам присоединились еще двое
приятелей из туземцев, с которыми мы переписывались из Америки уже
несколько лет. Все они члены нашего Общества, реформаторы юной
Индии и враги браминов, каст и предрассудков, сговорились
отправиться вместе с нами на ежегодную ярмарку храмового праздника
в пещерах Карли, посетив сперва Матаран и Кхандалу. Один из них был
брамин из Пуны, другой мудельяр " помещик из Мадраса, третий
сингалезец из Кераллы, четвертый земиндар " землевладелец из
Бенгала, пятый " громадного роста раджпут, независимый такур из
провинции Раджистана, которого мы давно знали под именем Гулаб Лалл
Синга, а звали просто Гулаб-Синг".* [1, с.41]
В чем причина противоречий в рассказах? Объяснение мы можем найти в
одном из писем Е.П.Б. Синнету; в нем она возражает Селину, который
высказал сомнение в правильности рассказанного ею случая "Может
ли двойник убить?" только потому, что она спутала какие-то
даты. Е.П.Б. в этом письме Синнету настаивала на своих авторских
правах: "Я писала рассказы, основываясь на фактах, которые
происходили в разных местах с живыми людьми, только переводила их
слова... Разве я писала дневник? Или давала какие-то показания, в
которых мне надо было, обрисовывая факты, вспоминать точно, строго
повторять сказанные слова?.. Так же было и с моими "Русскими
письмами" из Индии.
Разве мне надо было сообщать географические названия и т.п. так,
чтобы эти письма служили путеводителем по Индии? Я описывала факты,
как они были, называла имена действующих участников событий, но в
этом литературном произведении я соединила события, происходившие в
разные годы, и описала некоторые феномены, показанные Учителем в
разное время. Разве это преступление?" [14, с.153]
Еще одно подтверждение дал В.С.Соловьев, который в 1884 году
познакомился с Е.П.Б. в Париже:
" Надолго вы здесь? " спросил я.
" А и сама еще не знаю... Хозяин послал...
" Какой хозяин?
" Мой хозяин, учитель, гуру мой, ну назовите его хоть Гулаб Лалл
Сингом из "Пещер и дебрей Индостана". [4, с.14]
После обследования пещер Карли и осмотра ближайшего базара,
путешественники решили провести ночь на какой-то террасе. Заметьте,
как по-разному описывают следующие далее события Е.П.Б. и полковник
Олькотт. Он пишет: "На террасе перед пещерами нас угостили
горячим ужином и после того, как мы налюбовались освещенной луной
панорамой и в последний раз закурили, мы завернулись в одеяла,
легли на каменный пол и проспали спокойно до утра. Бабу Рао сел у
входа на террасу, чтобы заботиться о костре, защищавшем нас от
хищных зверей... То, что в "Пещерах и дебрях" говорится о
нападении ночью огромного тигра, все это фантазия".
Е.П.Б. пишет: "Был организован ужин по восточному обычаю. Мы
сидели на покрытом полу и ели на банановых листах. Тихие,
скользящие шаги слуг, их белые муслиновые одежды и красные тюрбаны,
безграничные просторы земли перед нами, освещенные луной, за нами
старинные темные пещеры, выкопанные людьми неизвестных рас
неизвестно как давно в честь неизвестных доисторических божеств, "
все это увело нас в сказочную страну другой эпохи, которая так
отличалась от нашей".
Здесь без сомнения Е.П.Б. описывает какое-то другое посещение
Карли, с другими дорожными спутниками, среди которых был и Гулаб
Лалл Синг. Е.П.Б. далее пишет: "Я распространюсь о нем более,
нежели о других, потому что об этом странном человеке шли самые
удивительные и разнообразные толки. Ходила молва, что он
принадлежит к секте радж-йогов, посвященных в таинства магии,
алхимии и разных других сокровенных наук Индии. Он был человек
богатый и независимый, и молва не смела заподозрить его в обмане,
тем более, что если он и занимался этими науками, то старательно
скрывал свои познания от всех, кроме самых близких ему друзей.
Гулаб Лалл Синг был независимым такуром из Раджистана, название
которого означает буквально "обитель или земля царей".
Такуры почти все ведут свой род от Сурии (солнце) и потому
называются сурьяванзами, потомками солнца, в гордости не уступая
никому. По их выражению: "земная грязь не может пристать к
лучам солнца", т.е. к раджпутам; поэтому они не признают
никакой касты, кроме браминов, отдавая почести лишь одним бардам,
воспевающим их военные доблести, которыми они так справедливо
гордятся. Англичане страшно боятся их и не решились их обезоружить,
как другие народы Индии. Гулаб Лалл Синг приехал со слугами и
щитоносцами".
"Такуры играют в Индии ту же роль, какую играли в Европе
средневековые бароны феодальных времен. Номинально они подвластны
своим владетельным принцам, или же британскому правительству; но
de facto они ни от кого не зависят. Построенные на
неприступных скалах, их замки, кроме явного затруднения добраться
до них иначе как по одному человеку, гуськом, представляют еще ту
выгоду, что каждый из них сообщается с подземными ходами, тайна
которых переходит лишь наследственно, от отца к сыну. Мы посетили
два из таких подземных покоев; один из них способен поместить в
своих обширных залах целую деревню. Одни йоги (кроме владельцев) и
посвященные адепты имеют свободный к ним доступ. Хорошо известно,
что никакая пытка, " тем более, что они саморучно и ежедневно
прибегают к пытке сами, " не в состоянии заставить их выдать
тайну".
"...До сих пор в разных местах Индии имеются обширные
библиотеки, доступ куда пролил бы яркий свет не только на древнюю
историю самой страны, но и на самые темные гипотезы всемирной
истории. Некоторые из этих наполненных драгоценными рукописями
библиотек находятся во владении туземных принцев и подвластных им
пагод; но большая часть в руках джаинов (самой древней секты) и
такуров Раджпутаны, старинные, наследственные замки которых
разбросаны по всему Раджистану, как орлиные гнезда, на вершинах
скал".
В этом месте своего рассказа Е.П.Б. сообщает, что к их группе
присоединились еще двое: мисс Х. и господин У. Последний был
архитектором и секретарем полковника, а первая " пожилая
художница.
Далее она продолжает: "В эту ночь все мои спутники, кроме меня,
спали как убитые. Свернувшись возле догорающих костров, они нимало
не обращали внимания ни на гул доносившихся с ярмарки тысяч
голосов, ни на продолжительный, глухой, словно раскаты далекого
грома, рев тигров, поднимавшийся из долины, ни даже на громкое
моление пилигримов, шествие которых по узкому карнизу скалы, с
которого мы чуть было не слетели днем, продолжалось взад и вперед
всю ночь. Они приходили партиями по два, по три человека; иногда
шли одинокие женщины. Так как им не было доступа в большую вихару,
на веранде которой мы лежали, то, поворчав, они отправлялись в
боковую келью, нечто вроде часовенки, с изображением Деваки-Мата
(богини-матери) и с наполненным водой танком. Подойдя к дверям,
пилигрим простирался на земле, клал приношение у ног богини и затем
или окунался в "святую воду очищения", или же, зачерпнув
рукой воды из танка, мочил себе лоб, щеки, грудь; потом снова
простирался и шел уже назад, спиной к дверям, где опять
простирался, пока с последним воззванием к "мата, маха
мата!" (матери, великой матери) окончательно не исчезал в
темноте. Двое слуг Гулаб-Синга с традиционными копьями и щитами из
носорожьей кожи, получив приказание охранять нас от диких зверей до
рассвета, сидели на ступеньке над пропастью. Не в состоянии уснуть,
я следила за всем окружающим с возрастающим любопытством. Не спал в
ту ночь и Такур. Каждый раз, как я полуоткрывала отяжелевшие от
усталости веки, мне бросалась в глаза гигантская фигура нашего
таинственного друга...
Поместясь по восточному (с ногами) на одной из высеченных в скале
скамеек, у самой окраины веранды, он сидел неподвижно, обвив обеими
руками приподнятые колена и вперив глаза в серебристую даль.
Раджпут сидел так близко к краю, что малейшее неосторожное
движение, казалось, должно было свергнуть его в зиявшую у ног его
пропасть. Но он двигался не более стоявшей наискось от него
гранитной богини Бхавани. Обливавшее все впереди его сияние месяца
было так сильно, что черная тень под нависшею над ним скалой
делалась еще непроницаемее, оставляя его лицо совершенно во мраке.
Только вспыхивавшее по временам яркое пламя догорающих костров,
обливая темно-бронзовое лицо горячим отсветом, дозволяло порой
разглядеть неподвижные черты сфинксоподобного лика, да как угли
светящиеся, такие же неподвижные глаза.
Что это? Спит он или замер? Замер, как замирают посвященные
радж-йоги, о которых он сам рассказывал утром... О Боже мой! Хоть
бы заснуть!.. Вдруг громкое продолжительное шипение, раздавшееся у
самого уха, как бы из-под сена, на котором мы свернулись, заставило
меня внезапно вскочить с какими-то неясно определенными
воспоминаниями о "кобре". Затем пробило раз, другой... То
был наш американский дорожный будильник, как-то нечаянно попавший
под сено. Сделалось смешно, и стыдно за невольный испуг.
Но ни шипение, ни громкий бой часов, ни мое быстрое движение,
заставившее мисс Б*** сонливо приподнять голову, не пробудили
Гулаб-Синга, который все также висел над пропастью, как и прежде.
Прошло еще с полчаса. Несмотря на долетавший издалека гул
празднества, все кругом было тихо и неподвижно; сон бежал от
меня все более и более. Подул свежий предрассветный и довольно
сильный ветер, разом зашелестевший листьями и вскоре закачавший
кругом нас вершинами торчавших из бездны деревьев. Все мое внимание
было теперь сосредоточено на группе трех сидевших предо мною
раджпутов: на двух щитоносцах и их господине. Не знаю почему, но
оно было особенно привлечено в эту минуту длинными развевающимися
на ветру волосами слуг, сидевших сбоку веранды и более защищенных
от ветра, нежели их саиб. При взгляде в его сторону, мне
показалось, будто вся кровь у меня застыла в жилах: висевшую возле
него крепко привязанную к колонне кисейную вуаль (топи) хлестало со
всех сторон ветром; длинные же волосы саиба лежали неподвижно,
словно приклеенные к плечам: ни один волос не шевелился, ни
малейшего движения в легких складках обвивавшей его белой кисеи;
изваянная статуя не может казаться неподвижнее...
Да что ж это такое? Бред, галлюцинация или изумительная, непонятная
действительность? Крепко зажмурив глаза, я было решилась не глядеть
долее. В эту минуту что-то захрустело в двух шагах от ступени, и
длинный черный силуэт " не то собаки, не то дикой кошки " ясно
очертился на светлом фоне неба. Животное стояло на краю обрыва
боком, и высокий, трубою хвост то подымался, то опускался в
воздухе... Оба раджпута быстро, но неслышно встали и повернули
голову к Гулаб-Сингу, как бы ожидая приказаний... Да где же сам
Гулаб-Синг? На месте, где за минуту до этого он так неподвижно
сидел, никого не оказалось; лежала лишь одна сорванная ветром
топи... Страшный, продолжительный рев вдруг оглушил меня, заставив
вскочить на ноги; рев этот, проникнув в вихару, казалось, разом
пробудил уснувшее эхо и отозвался глухими раскатами вдоль всего
обрыва. Господи... тигр! Не успела эта мысль еще ясно сложиться в
уме моем, как захрустели деревья, и словно чье-то тяжелое тело
покатилось в пропасть. Все мгновенно вскочили; мужчины схватились
за ружья и револьверы; произошла страшная суматоха...
" Что с вами? " раздался спокойный голос Гулаб-Синга со скамьи,
где он снова сидел, как ни в чем не бывало. " Что это вас всех
испугало?
" Тигр! Ведь это был тигр? " посыпались вопросы европейцев и
индусов. Мисс Б*** дрожала, как в лихорадке.
" Тигр, или что другое, теперь это для нас очень мало значит. Что
бы ни было, теперь оно лежит на дне пропасти, " отвечал, зевая,
раджпут. " Вы, кажется, особенно встревожены? " добавил он с
легкой иронией в голосе, обращаясь к истерически рыдавшей
англичанке, которая, видимо, колебалась, упасть ли ей в обморок или
