году на баронессе фон Ланге. Года через два она умерла. Лиза
родилась, не помню точно, но кажется в 1852 году. Моя мать умерла
через шесть месяцев после рождения моего брата (Леонида) в 1840 или
1839 году, точно не помню". По сведениям ее сестры Веры
Желиховской, более точной в датах, их мать умерла в 1842 году.
Желиховская писала: "Наша мать Елена де Ган, nee (урожденная)
Фадеева умерла в возрасте 27 лет. Несмотря на раннюю кончину, она
успела завоевать литературную известность, позволившую назвать
ее "русской Жорж Санд" одному из наших лучших критиков "
Белинскому. В шестнадцать лет она вышла замуж за Пьера де Гана,
артиллерийского капитана и вскоре полностью отдалась воспитанию
детей.
Старшая дочь, Елена, была не по годам очень развитым ребенком и уже
с раннего детства обращала на себя внимание всех окружающих. Она не
признавала никакой дисциплины, не прислушивалась к наставлениям
воспитателей, обо всем имела собственное мнение. Она была
исключительно оригинальной, самоуверенной и отчаянной. Когда после
смерти нашей матери мы стали жить у ее родственников, наши учителя
теряли с Еленой всякое терпение, но несмотря на ее
пренебрежительное отношение к урокам, их поражала необыкновенная
одаренность, особенно легкость, с которой она изучала иностранные
языки и ее музыкальные способности. Ей были свойственны все черты
характера мальчишки, как хорошие, так и дурные; она любила
путешествия и приключения, презирала опасности и была абсолютно
равнодушной к указаниям старших.
Перед самой кончиной... мать очень беспокоилась о дальнейшей судьбе
своей старшей дочери, и для этого беспокойства были все основания.
"Ну что ж, " говорила мать, " может оно и к лучшему, что я
умираю: по крайней мере, не придется мучиться, видя горькую участь
Елены! Я совершенно уверена, что доля ее будет не женской и в жизни
ей суждено много страдать".
Какое верное пророчество!" [14, с. 160; 15, ноябрь, 1894]
ГЛАВА 2
РЕБЕНОК-МЕДИУМ
Блаватская описала следующий случай: "Вспоминаю одну из своих
гувернанток. У нее была привычка прятать фрукты пока они не
сгнивали в ящиках ее письменного стола. Эти ящики были постоянно
полны подгнивающими фруктами. Она была уже немолодой и однажды
заболела. В то время моя тетя, в доме которой я тогда жила,
вычистила все эти ящики и выбросила испорченные фрукты. Эта
больная, близкая к смерти женщина вдруг попросила, чтобы ей дали
одно из любимых ею "поспевших" яблок. Все прекрасно поняли,
что она под этим подразумевала, и моя тетя сама пошла в людскую
распорядиться, чтобы дали ей какое-нибудь гнилое яблоко. И вдруг
сообщили, что больная скончалась. Тетя моя бросилась бегом наверх,
а я и некоторые из служанок побежали за ней. И вот когда мы
проходили мимо комнаты, где стоял ее письменный стол, тетя в испуге
вскрикнула. Мы поспешили за ней и увидели, что гувернантка моя
стоит в комнате и ест яблоки, а потом она исчезла. Когда же мы
вбежали в спальню, то на постели увидели умершую и рядом были
сиделки, которые ни на минуту ее не оставляли... Так реализовалась
последняя мысль умирающей. Это совершенно правдивый рассказ о том,
что я видела сама". [23, апрель 1884]
Еще рассказывает Блаватская: "В течение примерно шести лет (в
возрасте от восьми до пятнадцати) ко мне каждый вечер приходил
какой-то старый дух, чтобы через мою руку письменно передавать
различные сообщения. Это происходило в присутствии моего отца, тети
и многих наших друзей, жителей Тифлиса и Саратова. Дух этот
(женщина) называл себя Теклой Лебендорф и подробно рассказывал о
своей жизни. Родилась она в Ревеле, вышла замуж. Рассказывала о
своих детях: захватывающую историю старшей дочери З. и о сыне Ф.,
который покончил с собой. Иногда и сам этот сын приходил и
рассказывал о своих посмертных страданиях. Старая дама говорила,
что она видит Бога, Деву Марию, толпы ангелов. Двух из ангелов она
представила нам всем, и к великой радости моих родных ангелы
обещали охранять меня и т.д., и т.д.
Она сама описала свою смерть, дала адрес лютеранского священника,
который дал ей святое причастие.
Рассказывала и о некоем прошении, которое она подала царю
Николаю, и я записала текст его слово в слово, своим почерком, моей
детской рукой.
Так я писала в течение примерно шести лет, четким, старинным
почерком и на немецком языке (язык, которому я никогда не обучалась
и на котором я и теперь еле говорю), и на русском. Все это
составило бы с десяток томов.
Тогда это еще не называли спиритизмом и считали одержанием. Так как
священника нашей семьи интересовал этот феномен, то и он часто
приходил на наши вечерние сеансы, окропив, однако, себя
предварительно святой водой.
Один из моих дядей поехал в Ревель и выяснил, что там действительно
жила когда-то очень богатая женщина, Текла Лебендорф. Из-за
распутной жизни своего сына она разорилась, уехала к своим
родственникам в Норвегию и там скончалась. Мой дядя узнал также,
что сын ее покончил жизнь самоубийством в каком-то небольшом
поселке на побережье Норвегии (все точно, как у духа).
Когда мой дядя вернулся в Петербург, он разыскал в министерском
архиве упомянутое прошение Лебендорф и сравнил его с записанным
мною. Оказалось, что оба они идентичны, включая даже пометку царя,
которую я с полной точностью репродуцировала, как искусный гравер
или фотограф.
Был ли это дух миссис Лебендорф, водивший моей рукой? Или это был
дух ее сына Ф., записавший через меня своим почерком его посмертные
страдания?
Казалось бы, что все это было лучшим доказательством того, что
человек живет после смерти и что он имеет возможность посещать
после смерти землю и общаться с живущими.
Но в действительности это было не так.
Примерно через год после приезда моего дяди в Санкт-Петербург,
когда возбужденные умы успокоились, Д., офицер, служивший в полку
моего отца, приехал в Тифлис. Он знал меня еще пятилетним ребенком,
играл со мной, показывал свои семейные портреты, позволял мне
рыться в своем письменном столе, играть с письмами и т.д. Среди
многих вещей он часто показывал мне миниатюру старой дамы с белыми
локонами, в шляпе и в зеленой шали. Это была его старая тетя, и он
дразнил меня, говоря, что однажды и я буду такой же старой и
некрасивой.
Не стоит рассказывать всю эту длинную историю, короче говоря, Д.
был племянником Л., сыном ее сестры.
Он часто бывал у нас (тогда мне было четырнадцать лет) и однажды
попросил, чтобы нам, детям, разрешили прийти к нему в гости. Мы
отправились к нему вместе с гувернанткой. Над его письменным столом
я увидела миниатюру его тетки " моего духа! Я совсем забыла, что
когда-то в детстве видела ее и узнала в ней того духа, посещавшего
меня в течение шести лет и писавшего моей рукой.
"Это, это дух! " воскликнула я, пораженная, " это миссис
Текла Лебендорф". "Конечно, это моя старая тетя, но неужели
ты помнишь те старые вещи, с которыми когда-то играла?" "
спросил Д., ничего не знавший о моем духе.
"Я хочу сказать, что вижу вашу умершую тетю, если это ваша
тетя, каждую ночь вот уже несколько лет, она приходит и пишет через
меня".
"Умершую?" " усмехнулся он. " "Но она не умерла. Я
только что получил от нее письмо из Норвегии", " и он стал
подробно рассказывать о ней.
В тот же день мои тетки посвятили Д. в тайну моего медиумизма.
Трудно передать изумление Д. и удивление моих почтенных тетушек,
неосознанных спириток.
Затем выяснилось не только то, что его тетя не умерла, но и что сын
Ф., больной рассудком только пытался покончить с собой, его рану
залечили, и в то время он работал в Берлине в какой-то конторе.
Но кто же был тот, диктовавший, кто давал такие точные сведения,
например, о своей смерти, страдании сына после самоубийства и т.д.?
Несмотря на полную идентичность это не были духи достопочтенной
миссис Теклы Лебендорф или ее неуравновешенного сына Ф., так как
оба они были еще живы.
"Это дьявол", " сказали мои набожные тетки. "Дьявол,
конечно", " подтвердил священник.
Один из братьев объяснил мне, что это была моя ментальная
деятельность. У меня были врожденные сверхнормальные психические
способности, хотя я тогда и не подозревала об этом.
Когда я играла с портретом старой госпожи, с письмами и другими
вещами, мой пятый принцип (можно назвать его животная душа,
физический ум или еще как-нибудь) читал и видел в них все в
астральном свете. Все это запечатлелось в моей дремлющей памяти,
хотя я не сознавала этого. После многих лет неожиданный случай,
какая-нибудь ассоциация восстанавливала в уме связь с давно
забытым, вернее " никогда сознательно не воспринятым. Мало-помалу
ментал выследил эти видения в астральном свете, втянулся в личные,
индивидуальные ассоциации и эманации госпожи Лебендорф. И так как
медиумический импульс был дан, ничто уже не могло его остановить, и
ей надо было передать то, что она видела в астральном свете.
Необходимо вспомнить, что я была слабым и болезненным ребенком и
обладала сверхнормальными психическими способностями, которые могли
развиться при дальнейшей тренировке, но в том возрасте не
использовались, не имея физической свободы между материей и духом.
По мере того, как я росла, набирая силу и здоровье, мой ум
становился привязанным к моей физической оболочке так же, как и у
других людей, и феномены исчезли.
Откуда такая точность, как смерть матери, самоубийство сына, его
посмертные страдания, " трудно объяснить.
Но с самого начала все вокруг меня были убеждены, что этот дух
принадлежал мертвому человеку. Кто был лютеранский священник,
совершивший последний печальный обряд, я так и не узнала, "
возможно, я слышала какое-то имя или прочитала о нем в книге,
соотнесенное с обрядом похорон.
О самоубийстве, вероятно, было написано в письмах или же оно
предстало передо мной в астральном свете и в моем сознании
утвердилась его смерть. Несмотря на ранний возраст, я хорошо знала,
каким грехом считалось самоубийство, и мой ментал подсказал его
посмертные страдания. Конечно, не обошлось без Бога, Девы Марии и
ангелов " таких привычных в нашем благочестивом доме.
Что было выдумкой, а что реальностью, я не осознавала. Пятый
принцип трудился как мог, мой шестой принцип, или духовное начало,
духовное сознание, еще дремал, а седьмой принцип, можно сказать, у
меня в то время вообще не существовал". [11, с.120]
ГЛАВА 3
В ДОМЕ ДЕДУШКИ
"Пять лет, которые Блаватская провела в доме своего дедушки,
оставили в ней глубокий след, повлиявший на всю ее дальнейшую
жизнь. Мисс Джефрис уехала, и у детей появилась другая гувернантка
" скромная молодая девушка родом из Англии, на которую никто из
детей не обращал никакого внимания. В том же положении были еще
регент из Швейцарии и гувернантка-француженка... Дикие леса
окружали огромную усадьбу, где проводили летние месяцы бабушка и
дедушка мадемуадель Ган. Только гуляя в лесах или на норовистом
коне с казацким седлом девочка чувствовала себя абсолютно
счастливой". [20, с.20, 21]
Любимая тетя Блаватской, Надежда Фадеева, писала о ней следующее:
"С раннего детства Елена отличалась от обыкновенных детей.
Очень живая, невероятно одаренная, полная юмора и отваги, она
удивляла всех своим своеволием и решительностью поведения. Было бы
большой ошибкой обходиться с ней как с другими обыкновенными
детьми. Ее беспокойный и очень нервный темперамент, ее неразумное
тяготение к умершим и в то же время страх перед ними, ее страстная
любовь и любопытство в отношении всего неизвестного, скрытого,
необыкновенного, фантастического и, более всего, ее стремление к
независимости и свободе, которое никто и ничто не могло обуздать,
" все это, соединенное с необычайно богатым воображением и
исключительной чувствительностью, показывало, что ее воспитателям
надо применять к ней особые методы воспитания...
Малейшее противоречие вызывало в ней раздражение, доходящее часто
до конвульсий. Когда же вблизи не было никого, кто мог бы помешать
