дух, который поселился в Блаватской на время ее земной жизни".
[3, т.1, с.1-12]
Во всем этом рассказе так мало правды, что почти нет смысла
принимать его во внимание. Вспомним, что автору было 10-11 лет,
когда его таинственная двоюродная сестра в первый раз вернулась
домой в 1859 году и он был студентом, когда она во второй раз
возвратилась в Россию в 1872 году. Так как он был еще юным, она ему
показалась старой. Он говорит о ней, как о "пожилой даме",
когда ей было лишь 39 или 40 лет.
Хронология Витте не точна, может быть потому, что он свои мемуары
писал в старости. Многое в его рассказе " заблуждение и далеко от
истины. В своей статье "Моя исповедь" Блаватская говорит,
что она три с половиной дня провела в Тифлисе вместе с генералом
Блаватским, но это не значит, что она в Тифлисе "поселилась
вместе с ним".
Даже если, она говорит так, чтобы скрыть свои действительные
намерения и в ответ на сплетни о любовниках, и если считаться с
юной фантазией Витте, трудно поверить, что ее дедушка в короткое
время, одно за другим, получил весточки от двух
"внуков", что они венчались с Блаватской, еще и потому,
что ее тетя и сестра Вера утверждают, что в их семье первые 10 лет
о ней ничего не слыхали и считали ее умершей.
Говорить, например, что она должна благодарить Юма за свои познания
в оккультизме, величайший абсурд. Связь ее с медиумом Юмом по
сравнению с ее многолетними поисками оккультных знаний и длительной
тренировкой под руководсством Учителя в Его Ашраме, выглядит как
свеча по сравнению с солнцем.
О торговой деятельности Блаватской ее двоюродный брат говорит, что
она закончилась очень печально с тяжелыми потерями, а сестра Вера
сообщает, что эта деятельность по большей части была удачной. Что
же касается инцидента в Киеве, то время, в течение которого князь
Дундуков-Корсаков занимал пост генерал-губернатора, поясним
следующее:
1. В письме Блаватской полковнику Олькотту (1884 г.) она пишет:
"Тем, кто знает меня с детства, я была олицетворением
невинности и, услышав, что про меня говорил Смирнов, что Вам
говорила Куломб (Учитель рассказал им всю клевету о бедном умершем
ребенке, мать которого знала моя тетя и моя сестра), о том бедном
мужчине, который лежит похороненный в Александрии, о Себире " о
том, как она отплатила мне за то, что я спасла ее от голодной
смерти, и распространяла ложь обо мне в Одессе и также в Каире
моему дяде, когда он туда поехал в последнюю русско-турецкую войну,
и.т., и т.д... Дундуков держал себя как настоящий друг и
джентльмен. Чтобы успокоить меня, он телеграфировал г-же Баррен,
что получил мое письмо и что сейчас, "послезавтра", вышлет
мне официальные документы из полиции и со своей стороны, чтобы
показать, что Смирнов лжет."
2. В июне 1884 г. высланы документы генерал-губернатора князя
Дундукова как специальные и личные документы, приложены при этом
также удостоверение Тифлисского полицейского департамента, что г-жа
Блаватская за время своего пребывания в Тифлисе не содеяла ничего,
подлежащего суду. [22]
Очевидно, что Витте ничего не знал о настоящей жене Митровича. Во
всяком случае он ничего о ней не упоминает, хотя другим членам
семьи она хорошо была знакома. Блаватская говорит о ней, как о
своей "лучшей подруге, которая умерла в 1870 году". В своей
записной книжке она нарисовала два ее портрета, в которых
чувствуется любовь и уважение. На первом портрете она одна, на
втором портрете г-жа Митрович изображена, как Маргарита, молящаяся
перед распятием и ее муж, как Мефистофель, нашептывает ей в ухо
соблазны. Под рисунком стоит подписть: "Терезина. Синьера
Митрович (Фауст). Тифлис, 7 апреля 1862 г."
Следует лишь сравнить оба рассказа о смерти Митровича, чтобы
понять, который из них истинный. После того, как Витте рассказал о
том, что Митрович утонул и Блаватская вступила в Каир "в мокром
капоте", он сообщает: "она очутилась в Англии, и стала
основывать там новое Т.О." Как известно, Т.О. создано в
Нью-Йорке. Далее он утверждает, что она "поселилась в Париже и
была там главой всех теофизитов". Но все знают, что в 1885
году, когда она окончательно переехала из Индии в Европу, она
кратковременно жила в Италии, Германии и Бельгии и в конце концов
поселилась в Лондоне, где она скончалась 8 мая 1891 г. После всего
этого можно судить о правдивости рассказа Витте о жизни Блаватской.
ГЛАВА 27
РЕБЕНОК
В.С. Соловьев писал: "...Она захотела спасти честь одной своей
приятельницы и признала своим ребенка этой приятельницы. Она не
расставалась с ним, сама его воспитывала и называла своим сыном
перед всеми. Потом он умер..." [4, с. 189]
По-видимому, она взяла этого ребенка уже в 1862 году, так как в
архивах Теософского Общества имеется "Паспорт", выданный
канцелярией царского наместника Кавказа ей и "опекаемому ею
ребенку Юре для поездки в Тавриду, Херсон и Псковскую губернию
сроком на один год".
На паспорте дата: 23 августа 1862 года. Это год , когда она
странствовала по Имеретии и Мингрелии. Но возможно, что она взяла
ребенка много раньше, так как она писала: "В 1858 году была в
Лондоне и такая-то и такая там история произошла с ребенком " не
моим (последуют свидетельства медицинские...). Говорили про меня
то-то и то-то; что я и развратничала, и бесновалась и т.д. [4,
с.214; 21, с.85] Возможно, что уже в 1858 году она стала заботиться
об этом ребенке. Он был несколько горбатым и очень много болел.
Когда Синнет просил у нее материалы для своих мемуаров о ней, она
протестовала:
"Инцидент с ребенком! Лучше я позволю себя повесить, чем об
этом вспоминать. Знаете ли Вы к чему это привело бы, если бы я при
этом не привела имен? Это вызвало бы против меня версту
нечистот. Я Вам говорила, что даже мой отец допускал обидные мысли,
и, если бы не свидетельство врача, он мне никогда не простил бы*.
Позже он жалел и любил бедного уродца... Мой дорогой Синнет, если
Вы хотите меня уничтожить (хотя это теперь невозможно), то
упомяните этот "инцидент", но мой совет и просьба " об
этом не писать. Я слишком много сделала, уверяя и доказывая, что он
мой, и зашла в этом слишком далеко. Свидетельство врачей ничем не
поможет. Люди будут говорить, что мы их подкупили " вот и
все". [14, с.151]
"Просто совершенно невозможно рассказать настоящую,
незамаскированную правду о моей жизни. Невозможно также и касаться
истории с ребенком. Бароны Мейендорфы и вся русская аристократия
восстали бы против меня, если бы в откликах (которые безусловно
последовали бы) было упомянуто имя Барона. Я дала свое честное
слово и не нарушу его до самой смерти". [14, с.154]
Из рассказанного выше видно, что ребенок был сыном Бароне
Мейендорфа. В своем рассказе о смерти ребенка она определенно
говорит: "Тогда, когда я повезла бедного ребенка в Болонью,
чтобы попытаться спасти его, я встретила его [Митровича] в Италии,
и он сделал для меня, все, что смог, более чем брат. Затем ребенок
умер, и так как у меня не было никакого документа, и мне не
хотелось давать свое имя, чтобы не питать сплетни, то Митрович взял
все на себя и в 1867 году в каком-то маленьком городке Южной России
похоронил ребенка аристократического Барона под своим
именем, говоря, "мне это безразлично". Затем, не извещая
своих родных, что я вернулась в Россию, чтобы привезти обратно
несчастного маленького мальчика, которого мне не удалось вернуть
живым гувернантке, выбранной ему Бароном, я просто написала отцу
ребенка, оповещая его об этом событии и вернулась обратно в Италию
с тем же паспортом". [14, с.144]
В Америке ложный рассказ о ребенке принял другое направление. В
1890 г. Блаватская возбудила обвинение против газеты "New York
Sun" за поднятую газетой против нее клевету. Она писала в
журнал "The Path" редактору Джаджу: "Лет пятнадцать я
спокойно смотрела на то, что газеты пачкали мое имя. Я продолжала
работать над распространением теософических идей, веря, что на меня
нападают мелкие душонки, которые делают все возможное, чтобы
очернить меня. Общество, которое я помогла создать, выдержит эти
нападки и будет расти. Так это и случилось. Некоторые друзья мои
спрашивали, почему я никогда не отвечала на атаки, которые
совершались против оккультизма и феноменов? По двум причинам:
оккультизм останется всегда, как бы ни нападали на него, а
оккультные феномены никогда нельзя доказать в суде, по крайней мере
в этом столетии...
Но теперь некая солидная Нью-Йоркская газета, совершенно не знающая
действительных обстоятельств, распространяет оскорбляющие меня
обвинения. Большинство из них относятся к последним десяти годам
моей жизни. Так как эти обвинения бросают тень на мой моральный
облик, и задевают умершего человека, уважаемого друга моей
семьи, то я не могу далее молчать...
Эта газета обвиняет меня в том, что в 1858 и 1868 годах я была
представительницей "demi-monde" ("полусвета"), что
у меня была связь с принцем Эмилем Витгенштейном, от которого, как
говорит газета, я имела незаконнорожденного сына.
Обвинение во-первых, смешное, но во-вторых и в-третьих, оно
направлено и на других лиц. Умерший принц был давнишним другом
нашей семьи. Последний раз я его видела, когда мне было 18 лет. До
самой его смерти я переписывалась с ним и его женой. Он был
двоюродным братом русской императрицы и никак не мог бы
подумать, что на его могилу современная нью-йорская газета
выбросит такую грязь. Мой долг требует от меня возражения против
этого обвинения нас обоих, а также защиты чести теософии и всех
тех, кто живет, руководствуясь ее учением. Поэтому я аппелирую к
американскому суду и американским законам. Я отказалась от
росссийского подданства в надежде на то, что Америка охраняет своих
граждан. Пусть моя надежда не окажется напрасной". [19, т.V,
с.187]
В 1892 году, в ноябрьском номере, журнал "The Path"
поместил следующее сообщение от редакции: "В июле 1890 года
газета "Sun" опубликовала статью, в которой содержались
тяжкие обвинения Е.П.Блаватской, и были оскорблены также полковник
Олькотт и В. Джадж: там утверждалось, что они присоединились к
Теософскому Общству для того, чтобы жить за его счет. Статья была
задумана как общее нападение на Теософское Общество. Автор этой
статьи " наш недруг, который был когда-то нашим другом... Г-жа
Блаватская и г-н Джадж возбудили дело против газеты "Sun",
а также против автора этой статьи " Е. Коуеза (Е. Koues) из
Вашингтона, " в Нью-Йоркском суде... Однако в 1891 году г-жа
Блаватская скончалась и, поскольку дело это касалось личного
оскорбления, то с ее смертью газете уже не предстояло выступать
в суде по этому делу. Это обстоятельство надо принять во внимание в
связи с последующим событием. В 1892 году газета "Sun" в
номере от 26 сентября поместила следующее редакционное сообщение:
"На следующих далее страницах мы помещаем статью В.К. Джаджа, в
которой рассказывается о романтической жизни знаменитого теософа "
покойной Е.П.Блаватской. Мы пользуемся этим случаем, чтобы
отметить, что мы были введены в заблуждение д-ром Коуезом и в
номере газеты от 20 июля 1890 г. поместили написанную им статью,
содержащую необоснованные обвинения против г-жи Блаватской.
Настоящая статья г-на Джаджа опровергает все поднятые д-ром
Е.Коуезом обвинения, и мы хотим довести до сведения наших
читателей, что мы признаем все тогда опубликованные обвинения в
отношении Теософского Общества и его руководителей неправильными, и
считаем, что статью Е.Коуеза нам не следовало печатать".
Учтите, что в это время газете "Sun" судебное преследование
уже не угрожало. Это говорит в ее пользу. Так закончилось это
дело" [19, т.VII, с.248]
В архивах Теософского Общества имеется письмо Е.П. Блаватской,
заботливо сбереженное полковником Олькоттом. В этом письме
говорится о ее обследовании врачами, когда она была больна, в
Европе, в 1885 г. Первого листа этого письма нет, а второй
начинается с середины фразы: "...Он принес свои инструменты,
зеркало, с помощью которого смог заглянуть внутрь, и другие
