дверь. Стало на минуту тихо, потом вдруг раздался дружный смех. Кто-то
сказал: "Под столом". Послышалась возня. Снова раздался смех. Кто-то за-
кукарекал, кто-то замяукал, залаял. Потом кто-то заблеял овцой. Кто-то
сказал: "Пустите меня, я покричу ослом". И начал кричать: "И-о! И-о..."
А теперь жеребенком: "И-го-го-го!" Снова раздался смех.
- Вот видите... то есть слышите? - развел Смекайло руками.
- Да, из этого не много возьмешь для романа, - рассудительно сказал
Винтик.
- Я вам открою секрет, - сказал Бублик Смекайле. - В городе уже все
знают про этот бормотограф и, как только вы уйдете, нарочно начинают
кричать в эту машинку разную чепуху.
- Зачем же кричать чепуху?
- Ну, вы хотели перехитрить их, а они перехитрили вас. Вы хотели
подслушивать, что говорят без вас, а они сообразили и нарочно пищат да
хрюкают, чтобы посмеяться над вами.
Смекайло насупился:
- Ах, так? Ну ничего, я перехитрю их. Буду подсовывать бормотограф
под окна. Эта машинка еще себя оправдает. А вот полюбуйтесь: что это,
по-вашему?
Смекайло показал посетителям какое-то неуклюжее сооружение, напоми-
навшее не то сложенную палатку, не то зонтик больших размеров.
- Должно быть, зонтик? - высказал предположение Шпунтик.
- Нет, не зонтик, а складной, портативный писательский стол со сту-
лом, - ответил Смекайло. - Вам, к примеру сказать, нужно описание леса.
Вы идете в лес, раскладываете стол, садитесь с удобством и описываете
все, что видите вокруг. Вот попробуйте сядьте, - предложил он Шпунтику.
Смекайло нажал кнопку на ручке предполагаемого зонтика, и сейчас же
зонтик раскинулся, превратившись в небольшой столик со стульчиком. Шпун-
тик уселся за стол, для чего ему пришлось самым неестественным образом
скрючить ноги.
- Вы испытываете удобство, - говорил между тем Смекайло, - и сразу
чувствуете вдохновение. Сознайтесь, что это гораздо приятнее, чем пи-
сать, сидя на траве или на голой земле.
Шпунтик не испытывал ни удобства, ни вдохновения - наоборот, он
чувствовал, что у него начинают зверски болеть ноги. Поэтому он решил
поскорее перевести разговор на другое и, вылезая из-за стола, спросил:
- Скажите, пожалуйста, а какую книгу вы написали?
- Я не написал еще ни одной книги, - признался Смекайло. - Писателем
быть очень трудно. Прежде чем стать писателем, мне, как видите, пришлось
кое-чем обзавестись, а это не так просто. Сначала мне пришлось ждать,
когда будет готов портативный стол. Это растянулось на долгие годы. По-
том я ждал, когда сделают бормотограф. Вы знаете, как мастера любят тя-
нуть и задерживать. В особенности этим отличается Шурупчик. Представьте
себе, он два с половиной года только обдумывал, как сделать этот прибор.
Ему-то ведь все равно, могу я ждать или не могу. Он не понимает, что у
меня творческая работа! Конечно, бормотограф - сложный прибор, но зачем
усложнять и без того сложную вещь?
- А он разве усложнял? - сочувственно спросил Винтик.
- Конечно, усложнял! Стал делать не просто бормотограф, а какойто
комбинированный бормотограф с пылесосом. Скажите, пожалуйста, зачем мне
пылесос? На это ушло лишних полтора года. Ну ничего! - махнул Смекайло
рукой. - Теперь это у меня есть, недостает пустяков.
- Хорошо бы придумать такую машину, которая могла бы за писателя ду-
мать, - сказал Шпунтик.
- Вы правы, - согласился Смекайло.
Увидев в окно, что солнце начинает склоняться к закату, наши друзья
стали прощаться. Получив паяльник, они вышли на улицу.
Винтик сказал:
- Пора нам отправляться назад. Боюсь, как бы нас не застала ночь в
пути.
- Ничего, братцы, я вас мигом докачу на машине. Но не мешало бы сна-
чала подзакусить, - сказал Бублик и повез Винтика и Шпунтика к себе обе-
дать.
Глава двадцатая ТЮБИК РАБОТАЕТ
Пока Винтик и Шпунтик путешествовали по Змеевке, разыскивая паяльник,
в Зеленом городе произошли значительные события. День начался с того,
что Тюбик нарисовал портрет Снежинки. Он потратил на это дело почти два
часа, но зато портрет получился как живой. Сходство было поразительное.
Хотя многие говорили, что на портрете Снежинка получилась даже лучше,
чем в жизни, но это неправда. Снежинка вовсе не нуждалась в том, чтобы
художник приукрашивал ее. Если Тюбик сумел оттенить на портрете красоту
ее черт и показать их ярче и выразительнее, то это как раз и требуется
от настоящего искусства, каким является живопись.
Портрет был повешен на стене в нижней комнате, чтобы все желающие
могли видеть. И нужно сказать, что в желающих недостатка не было. Все
видевшие портрет захотели, чтобы Тюбик нарисовал также и их, но Снежинка
никого не допускала в верхнюю комнату, так как Тюбик в это время рисовал
портрет Синеглазки и посторонняя публика могла ему помешать.
Незнайка, который околачивался наверху и давал Тюбику разные ненужные
советы, чтобы показать, будто он много понимает в живописи, услышал до-
носившийся снизу шум.
- Это что здесь за шум? Что за шум? - закричал он, спускаясь с лест-
ницы. - А ну, разойдись по домам!
Бедные малышки, услышав такую грубость, даже не посчитали нужным оби-
деться, настолько велико было их желание попасть к художнику. Наоборот,
они окружили Незнайку со всех сторон, стали называть его милым Незнаеч-
кой и просить не прогонять их.
- А ну, становись в очередь! - закричал Незнайка, расталкивая малышек
и тесня их к стене. - В очередь, говорят вам, не то всех прогоню!
- Фу, какой вы грубый, Незнайка? - воскликнула Снежинка. - Разве так
можно? Мне даже стыдно за вас.
- Ничего, - ответил Незнайка.
В это время в комнату впорхнула еще одна малышка и, воспользовавшись
общей суматохой, проскользнула прямо к лестнице, которая вела наверх.
Увидев это, Незнайка ринулся за ней и уже хотел грубо схватить ее за ру-
ку, но она остановилась и, надменно взглянув на него, решительно помаха-
ла перед его носом пальцем:
- Ну-ну, потише! Мне можно без очереди - я поэтесса!
Встретив такой неожиданный отпор. Незнайка разинул от удивления рот,
а поэтесса, воспользовавшись его замешательством, повернулась к нему
спиной и не спеша зашагала к лестнице.
- Как она сказала? Кто она такая? - спросил Незнайка, растерянно по-
казывая пальцем в сторону лестницы.
- Поэтесса. Стихи пишет, - объяснили малышки.
- А... - протянул Незнайка. - Невелика важность. У нас тоже есть по-
эт, мой бывший ученик. Когда-то я учил его писать стихи, а теперь он и
сам умеет.
- Ах, как интересно! Значит, вы тоже были поэтом?
- Был.
- Ах, какой вы способный! Вы и художником были и поэтом...
- И музыкантом, - важно добавил Незнайка.
- Прочитайте какое-нибудь ваше стихотворение.
- Потом, потом, - ответил Незнайка, делая вид, что ему страшно неког-
да.
- А как зовут вашего поэта?
- Его зовут Цветик.
- Ой, как интересно! - захлопали в ладошки малышки. - Вашего поэта
зовут Цветик, а нашу поэтессу зовут Самоцветик. Правда, похоже?
- Немножко похоже, - согласился Незнайка.
- Вам нравится это имя?
- Ничего себе.
- А какие она стихи пишет! - говорили малышки. - Ах, какие замеча-
тельные стихи! Вот пойдите наверх, она, наверно, будет читать свои сти-
хи. Интересно, как вам понравится!
- Что ж, пожалуй, можно пойти, - согласился Незнайка.
Когда он поднялся наверх, Тюбик уже заканчивал портрет Синеглазки, а
Самоцветик сидела на диване рядом с Гуслей и беседовала с ним о музыке.
Заложив руки за спину, Незнайка принялся прохаживаться по комнате, бро-
сая по временам косые взгляды в сторону поэтессы.
- Что вы все ходите тут, как маятник? - сказала Самоцветик Незнайке.
- Сядьте, пожалуйста, а то от вас даже в глазах рябит.
- А вы тут не распоряжайтесь, - грубо ответил Незнайка. - Прикажу вот
Тюбику, чтоб не рисовал ваш портрет!
- Вот как! Он на самом деле может вам приказать? - обернулась Самоц-
ветик к Тюбику.
- Может. Он у нас все может, - ответил Тюбик, который старательно ра-
ботал кисточкой и даже не слышал того, что сказал Незнайка.
- Конечно, могу, - подтвердил Незнайка. - Все должны меня слушаться,
потому что я главный.
Услышав, что Незнайка пользуется такой властью среди малышей, Самоц-
ветик решила задобрить его:
- Скажите, пожалуйста, это вы, кажется, воздушный шар придумали?
- А то кто же!
- Я когда-нибудь напишу про вас стихи.
- Очень нужно! - фыркнул Незнайка.
- Не скажите! - пропела Самоцветик. - Вы ведь не знаете, какие стихи
я пишу. Хотите, прочитаю вам какое-нибудь стихотворение?
- Ладно, читайте, - милостиво согласился Незнайка.
- Я прочитаю вам свое недавнее стихотворение про комара. Слушайте:
Я поймала комара. Нет, поймаю я себе
Та-ра, та-ра, та-ра-ра! Лучше муравьишку.
Комаришку я люблю, Муравьишка тоже грустен,
Тру-лю-люшки, тру-лю-лю! Тоже любит погулять...
Но комарик загрустил. Хватит с ними мне возиться -
Жалко комаришку. Надо книжку почитать.
- Браво, браво! - воскликнул Тюбик и даже в ладоши захлопал.
- Очень хорошие стихи, - одобрил Гусля. - В них говорится не только о
комаре, но и о том, что надо книжку читать. Это полезные стихи.
- А вот еще послушайте, - сказала поэтесса и прочитала стихи, в кото-
рых говорилось уже не о комаре, а о стрекозе и которые кончались уже не
словами о том, что "надо книжку почитать", а о том, что "надо платье за-
шивать".
Потом последовали стихи о мушке, которые кончались словами о том, что
"надо руки умывать". Наконец были прочитаны стихи о том, что "надо полик
подметать".
В это время Тюбик окончил портрет Синеглазки. Все столпились вокруг и
наперебой стали выражать свои восторги:
- Чудесно! Прелестно! Очаровательно!
- Миленький, вы не можете нарисовать меня также в синем платье? - об-
ратилась Самоцветик к Тюбику.
~ Как же в синем, когда вы в зеленом? - спросил, недоумевая, Тюбик.
- Ну, миленький, вам ведь все равно. Платье зеленое, а вы рисуйте си-
нее. Я бы надела синее платье, если бы знала, что Синеглазка так хорошо
получится в синем.
- Ладно, - согласился Тюбик.
- И глаза мне, пожалуйста, сделайте голубые.
- У вас ведь карие глаза, - возразил Тюбик.
- Ну, миленький, что вам стоит! Если вы можете вместо зеленого платья
сделать синее, то почему вместо карих глаз нельзя сделать голубые?
- Тут есть разница, - ответил Тюбик. - Если вы захотите, то можете
надеть синее платье, но глаза вы при всем желании не вставите себе голу-
бые.
- Ах, так! Ну, тогда, пожалуйста, делайте карие глаза, но нарисуйте
их побольше.
- У вас и так очень большие глаза.
- Ну, чуточку! Мне хочется, чтобы были еще больше. И ресницы сделайте
подлиннее.
- Ладно.
- И волосы сделайте золотистые. У меня ведь почти золотистые волосы!
- молящим голосом просила Самоцветик.
- Это можно, - согласился Тюбик.
Он принялся рисовать поэтессу, а она беспрестанно вскакивала, подбе-
гала к портрету и кричала:
- Глаза чуточку побольше! Еще, еще, еще! Ресницы прибавьте! Рот чу-
точку меньше... Еще, еще!
Кончилось тем, что глаза на портрете получились огромные, каких и не
бывает, ротик - с булавочную головку, волосы - словно из чистого золота,
и весь портрет имел очень отдаленное сходство. Но поэтессе он очень пон-
равился, и она говорила, что лучше портрета ей и даром не надо.
Глава двадцать первая ВОЗВРАЩЕНИЕ ВИНТИКА И ШПУНТИКА
Бережно держа в руках свой портрет, Самоцветик сошла вниз, и ее мо-
ментально окружили малышки. Все говорили, что ее портрет по красоте го-
раздо лучше портретов Снежинки и Синеглазки, но по сходству он значи-
тельно хуже их.
- Глупенькие, - сказала им Самоцветик. - Для вас что важнее - красота
или сходство?
- Конечно, красота! - ответили все.
В это время в комнату, запыхавшись, прибежали Ласточка и Кисонька.
- Ах, какое несчастье! - закричали они. - Ах, мы падаем в обморок!
