Ник упирался, проталкивался, извивался и наконец оказался на воле. И
только теперь, когда достиг своей цели, он вспомнил, что пора оглядеться
вокруг. Сидя на корточках, упершись ладонями в землю, Ник посмотрел вниз,
на подножие холма.
Набежавшее облако пригасило сияние солнца, однако не смогло затемнить
яркое цветовое пятно на земле. Медленно поднявшись на ноги, Ник увидел,
что его, возможно опасное, желание исполнилось. Там стоял Герольд.
10
В первое мгновение Ник чуть не нырнул обратно в пещеру, но было уже
поздно. Он знал, что Герольд успел его заметить, и к тому же совсем не
хотел открывать ему потайной лаз. Поэтому он двинулся навстречу
незнакомцу.
Насколько Ник мог судить, перед ним был тот же самый Герольд,
которого он видел раньше. Человек (если только он таковым действительно
являлся) был одного роста с Ником, но гораздо стройнее. Джинсы и футболка
американца казались тусклыми рядом со сверкающим великолепием камзола,
украшенного богатой вышивкой серебром и золотом.
Камзол был разделен на четыре квадрата, расшитые каждый своим
затейливым орнаментом, а на короткой пелерине [пелерина - накидка на
плечи, обычно не доходящая до пояса; воротник в виде такой накидки] в
миниатюре повторялись те же узоры. Его четырехугольная шапочка, ниже
которой волосы так плотно прилегали к голове, что казались нарисованными,
имела тонкий золотой ободок, похожий на маленькую диадему.
Лицо Герольда было непроницаемым и бесстрастным: кожа - очень белой,
так что опускающиеся к уголкам губ усы тоже выглядели словно нарисованные
чернилами. Сперва он не тронулся с места, но едва Ник сделал три или
четыре шага прочь от лаза, он тоже легкой скользящей походкой двинулся ему
навстречу.
Они остановились друг против друга на расстоянии вытянутой руки. За
все это время Герольд не проронил ни слова, и лицо его хранило все то же
спокойное, застывшее выражение. И когда он наконец заговорил, это было
неожиданно, словно дар речи обрела раскрашенная кукла.
- Я - Авалон.
Он снова замолчал, и Ник сделал вывод, что теперь его очередь
представиться.
- Я - Николас Шоу. - Он назвался полным именем, чувствуя, что этого
требуют обстоятельства.
Герольд слегка наклонил голову.
- Добро пожаловать, Николас Шоу, в страну Авалона, Тары, Броселианды
и Карнака [Авалон (Аваллон от валлийского "afal" - "яблоко") - в кельтской
мифологии "остров блаженных", потусторонний мир, чаще всего помещаемый на
далеких "Западных островах"; символика, связанная с Авалоном, - стеклянная
башня или дворец, дарующие бессмертие чудесные яблоки и т.д.; Тара,
Карнак, Броселианда - в западноевропейской традиции таинственные леса,
царства фей], если на то будет твоя воля.
Итак, вот оно - ему предлагают сделку. Ник лихорадочно соображал:
нельзя же отказываться сразу, он должен тянуть время и постараться узнать
как можно больше. Однако он понимал, что вести подобную игру с этим
незнакомцем будет крайне трудно.
- Эта страна не встречает добром пришедших в нее. - Ник старался
подыскать такие слова, в ответ на которые Герольду пришлось бы сказать то,
что Ник желал знать. - Передо мной вставали здесь опасности, что не ведомы
людям моего мира.
Ник сам слегка удивился тому, какие слова произносит. Он точно
пытался говорить на иностранном языке, однако слова принадлежали его
родной речи - просто он никогда не стал бы так говорить в обычной беседе.
- Это земля чужестранцев. Те, кто примет эту землю, будут приняты ею,
и им не будут грозить опасности, что ты видел.
- И каким же образом это происходит?
Авалон извлек из-под камзола маленькую шкатулку, которую со щелчком
открыл. Она была круглой, а внутри лежало одно-единственное золотое яблоко
- точнее, почти все золотое, и слегка розоватое с одного бока. То ли от
него, то ли от шкатулки исходил аромат, столь же соблазнительный, как и
вид яблока.
- Вкуси, ибо оно принадлежит Авалону. Так Авалон войдет в тебя, и ты
станешь его частью, равно как и он станет частью тебя. Приняв таким
образом Авалон, ты сможешь получить все, что он тебе предложит.
- Мне говорили, - начал Ник осторожно, но с надеждой услышать хоть
малую толику тех сведений, которые ему так хотелось получить, - что,
принимая Авалон, человек расстается со своим прошлым, перестает быть тем,
кем был ранее...
В выражении лица Герольда по-прежнему ничего не изменилось.
- Человек делает выбор, и всякий выбор изменяет человека. Так
устроена жизнь, и никому не дано этого избегнуть. Если тебя страшит то,
что Авалон имеет тебе предложить, ты делаешь свой выбор и должен ему
следовать. Тех же, кто не желает стать частью этой земли, она отвергает, и
не будет им на ней покоя.
- Так, значит, в Авалоне есть покой? - Ник постарался изобразить
недоверие. - То, что я видел, говорит об обратном. Я видел, как люди
попадали в плен к другим людям, я видел странников, что ни один уголок
этой земли не могли назвать своим домом.
- Они по собственной воле отвергли Авалон, посему и Авалон их
отвергает. У них нет корней, нет пристанища. И близится день, когда они
поймут, что без корней и без пристанища они погибнут.
- Те, кто принадлежит Авалону, выступят против них? - быстро спросил
Ник. Слова Герольда - угроза или предостережение?
- В том нет нужды. Авалон никому не враждебен, это место покоя и
безопасности. Но к тем, кто остается вне его, приходят Тьма и Зло. Это
случалось и раньше, когда Зло надвигалось на землю. Встречая Авалон и
Тару, Броселианду и Карнак, оно в бессилии бьется о стены, которые не
может сокрушить. Но страшные беды подстерегают тех, кто находится вне этих
стен. Зло то прибывает, то убывает, подобно морскому приливу и отливу.
Ныне - время прилива.
- Это ли Зло переносит подобных мне в Авалон?
- Не мне отвечать на такие вопросы, чужеземец. Прими Авалон, и ты
поймешь.
- Я не могу принять решение сейчас, - уклонился Ник от прямого
ответа.
Герольд опять склонил голову.
- Я понимаю - вам, людям, не дано умение четко мыслить, определенные
решения даются вам с трудом. Я приду к тебе снова.
Он закрыл шкатулку, спрятал ее обратно под камзол и, повернувшись,
пошел прочь своей легкой скользящей походкой так быстро, что не пустись
Ник бегом, он неминуемо бы отстал. Однако он твердо вознамерился следовать
за Герольдом, хотя бы недалеко. На сей раз тот пеший - без сомнения, Нику
удастся за ним проследить...
Поглощенный этой единственной мыслью, Ник ринулся сквозь кусты,
стремясь не потерять из виду сверкающий камзол. Одновременно он обдумывал
то, что сказал Авалон. По всей видимости, тот назвал себя именем своей
земли, словно он - ее официальный представитель и полностью себя с ней
отождествляет. И угрожал ли он или просто сообщал, что некая огромная
опасность нависла над теми, кто не находится под защитой Авалона?
Массовая миграция бродяг отчасти подтверждает его слова... И
неудачные атаки летающих охотников также свидетельствуют о том, что
Герольд и его город способны от них защититься. С другой стороны,
англичане испытывают явный ужас перед его предложением, хотя Ник так до
конца и не понял - почему?
Все это...
Ник замер - сияющее всеми цветами радуги пятно впереди тоже
остановилось. Ник нырнул в кусты. Навстречу Герольду из подобного же
укрытия выдвинулся человек, высоко занеся увенчанный тусклым металлическим
крестом шест.
- Дьявол! - Неизвестный хотел было, как дубинкой, ударить Герольда по
голове своим шестом. Но там, куда он целился, Авалона уже не было - он
стоял в нескольких шагах в стороне. И снова его неожиданный противник,
облаченный в изодранное, грязное платье коричневого цвета, с космами седых
волос, с седой же, клочковатой бородой, попытался на него напасть. На сей
раз Герольд вовсе исчез из виду.
- Стоять!
На Ника из-за спины пахнуло чем-то отвратительным, и что-то больно
ткнуло его между лопаток, подкрепляя приказание. Спустя мгновение этот же
голос прокричал что-то еще, чего Ник не разобрал.
Незадачливый противник Герольда в ярости, вызванной неудачей,
по-прежнему метался там, где исчез Авалон, тыкал своим шестом в кусты и
визгливо выкрикивал какие-то непонятные слова.
После второго окрика из-за спины Ника он наконец перестал сражаться с
кустами и, прихрамывая, но, впрочем, довольно быстро заковылял к
американцу.
Когда он остановился, опершись на шест, Ник понял, что он одет в
монашескую рясу. На его угрюмом лице горели глаза фанатика.
- Встать!
Снова боль между лопатками. Ник поднялся, проклиная в душе и того,
кто стоял за спиной, и собственную беспечность, из-за которой так глупо
попался.
Монах сунулся носом чуть ли не ему в лицо. От его зловонного дыхания
и запаха пропотевшей, заношенной одежды Ника замутило. Горящие глаза
оглядели его с ног до головы.
- Дьявол! - Монах поднял шест, и Нику показалось, что он собирается
со всей силы опустить крест ему на голову. Он отшатнулся и получил
сокрушительный удар в висок, от которого рухнул на колени. В ушах
зазвенело, голова пошла кругом.
Те двое, стоя над ним, о чем-то быстро посовещались, затем Ника
крепко схватили и вцепились рукой в волосы, так что он не мог двинуть
головой. Снова над ним навис крест и, опустившись, больно впился острым
концом в кожу на лбу. Монах держал его так в течение долгой-долгой
секунды, затем отдернул и наклонился над Ником осмотреть результат.
Он что-то недовольно буркнул, после чего обратился с каким-то
приказанием к своему спутнику. Ника поставили на ноги, заломили назад руки
и связали их больно впившейся в тело веревкой. Затем человек, взявший Ника
в плен, обошел его, появился у него из-за спины, и Ник наконец его увидел.
Сложением очень напоминавший Страуда, во всем остальном он резко от
него отличался. Большую часть лица скрывала грязная борода, поднимавшаяся
на скулах чуть ли не до самых бровей, столь же густых и жестких. На голову
был надет помятый, изъеденный ржавчиной шлем, имевший выступ, защищавший
от ударов нос. Остальная одежда была под стать: ржавая кольчуга поверх
рубахи, которая от старости и грязи стала почти черной, кривоватые ноги
тесно облегали испещренные дырами штаны, а башмаки грозили вот-вот
развалиться.
Однако он был вооружен. На поясе висел меч, с другой стороны -
огромный кинжал, из-за плеча выглядывала дуга арбалета. Он достал кинжал
из ножен и с вожделением поглядел на Ника, нацелив острие ему в горло.
Монах помотал головой - сильно и отрывисто, что отличало все его
движения, - и коротко отдал какой-то приказ. Второй ухмыльнулся, в прогале
его отвратительной бороды мелькнули остатки сломанных зубов. Схватив Ника
за плечо, он толкнул его вслед за монахом, который заковылял вперед, неся
свой шест с крестом так, словно это было одновременно и знамя, и оружие, в
любой момент готовое к бою.
Яснее ясного, что Ник попал в руки бродяг. Сраженный собственным
безрассудством, он все еще не мог как следует собраться с мыслями. Что к
этим людям нельзя воззвать как к товарищам по несчастью, он с каждой
минутой убеждался все больше. От солдата, подгонявшего Ника мощными
тычками, веяло звериной жестокостью. Монах, по мнению пленника, был ничуть
не лучше.
Они вышли на берег небольшого ручья, где их встретили еще трое
солдат, так похожие на первого, словно все они - братья. Но главными в