Игорь забарабанил в калитку, заорал:
- Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?..
Где-то за забором противно заскрипела дверь, женский голос испуганно спросил:
- Кто там?
- Откройте! - крикнул Игорь. - Мы от Гриши.
- А вот кричать не надо бы, - обеспокоенно заметил Леднев. - Зачем соседям знать, что мы от Гриши?
Игорь ничего старику не ответил, но с удивлением подумал, что тот прав.
Залязгал железный засов, калитка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло женское лицо. Старое или молодое, Игорь не разобрал, заметил, что в платке, и все.
- Сколько вас? - спросила женщина.
- Двое.
- А Гриша где?
- Дела у него... Он дал ваш адрес, просил, чтобы вы приютили нас на несколько дней.
- Шалопут он, - сердито сказала женщина, но калитку открыла. - Проходите. - Пропустила их во двор, старательно задвинула ржавый засов, обошла Леднева с Игорем, топтавшихся на дорожке у ворот. - Ступайте за мной.
Двор небольшой, неухоженный, поросший низкой выгоревшей за лето травой. Аккуратно сложенная поленница у забора, козлы перед нею, сараюшка на огромном - амбарном - замке. В глубине двора - известное сооружение, говорящее, что цивилизация в сей город не скоро доберется.
Женщина привычно вытерла ноги о плетенный из какого-то растения коврик у крыльца, толкнула дверь. Леднев с Игорем вошли за ней и очутились в неожиданно чистой и нарядной прихожей: с очень высоким, в деревянной раме зеркалом на полированном столике-подзеркальнике, с керосиновой люстрой под потолком, именно люстрой, хотя и дешевенькой. Пол крыт половиком - чистым, под стать прихожей.
- Снимите плащ, - сказала женщина Ледневу. Тот торопливо сбросил свое жестяное чудовище, и женщина брезгливо взяла его, повесила на крюк - в стороне от остальных вещей, уместившихся на вешалке. Посмотрела на Игоря: тому нечего было снимать.
- Проходите в комнату.
Старик Леднев толстовочку одернул, расправил складки под кожаным пояском, как солдат перед смотром, - почуял, видно, открывающуюся возможность поговорить "о разном" со свежим собеседником, - и в комнату ринулся. Игорь за ним.
И комната чистотой блестела. Пол недавно крашенный, хоть смотрись в него. Скатерть на столе белая, крахмальная, с вышитыми голубыми цветами по краям. В горке - какие-то сервизы с рисунками. Может, мейсенские, "синие мечи", других фирм Игорь все равно не знал. На стене - портреты в темных рамках, дагерротипы. Славные щуры. Под щурами - диван, да не диван даже - некое сложно-сочиненное сооружение со шкафчиками, полками, зеркалами, тумбами.
Сели на диван, ибо к столу не решились: крахмальная скатерть отпугнула - не запачкать бы ненароком, с дороги все же. А женщина вошла в комнату - где-то задержалась на минутку, не иначе прятала с глаз долой антисанитарный плащ профессора - и устроилась как раз за столом, напротив непрошеных гостей.
Тут Игорь рассмотрел хозяйку получше. Платок она сняла и оказалась примерно сорокалетней, очень миловидной женщиной, с круглым добрым лицом, русским, "домашним", ничуть не соответствующим ее строгому, даже суровому тону.
Помолчали с минуту, разглядывая друг друга.
- Ну и что? - спросила женщина.
Странноватый вопрос. Даже профессор опешил. Замекал:
- М-ме, да-а... ничего, собственно... Нам бы приюту...
- Ну, вот вам приют. Гришу давно видели?
- Вечером расстались.
- Он придет?
Старик взглянул на Игоря: вступай в разговор, ты с Пеликаном секретничал.
- Придет,- сказал Игорь.
Пеликан ему о том впрямую не сообщал, но Игорь был уверен: объявится, раз задумал что-то, включил в свою игру Игоря с профессором.
- Когда? - Женщина допрашивала их со строгостью шефа жандармов.
Игорь озлился и сам спросил:
- Вы, случайно, в третьем отделении не служили?
Старик Леднев хрюкнул, ладошкой загородился, а женщина улыбнулась и еще более расцвела, раскрылась: улыбка у нее светлой оказалась - опять-таки вопреки тону.
- Не служила, - продолжала улыбаться. - Как звать-то, гости нежданные?
Леднев вскочил, шаркнул растоптанным башмаком.
- Профессор Московского университета Леднев Павел Николаевич, к вашим услугам. А этот вьюнош, не по летам наглый, зовется Игорем, фамилия - Бородин.
- Меня будете звать Софьей Демидовной. Да Гриша говорил, наверно?
Игорь кивнул.
- Обедать станете?
- Всенепременно, милая Софья Демидовна, - разливался старик Леднев, - если плеснете нам малую толику, не пожалеете для калик перехожих...
Протянула:
- Кали-и-ики... Идите мойтесь. Полотенце - на подзеркальнике в прихожей, умывальник во дворе.
А куда идут? откуда? почему пешком? да какие дела у них с Гришей Пеликаном? - ни о чем не спросила. Видно, рассудила: захотят-сами скажут.
На столе были огурчики малосольные, крепкие, лук зеленый, несколько помидорин на блюдечке и дымящийся суп, в котором плавали морковь, капуста, картошка. И все это - на красивых фарфоровых тарелках, бледно-розовых, с махонькими голубыми незабудками. Игорь изо всех сил сдерживался, чтобы не перевернуть одну - заглянуть, есть ли там скрещенные мечи?
- Извините, что скудно.
- Что вы, дорогая Софья Демидовна! - вскричал Леднев, от избытка чувств разбрызгивая суп из ложки. Хорошо, что в тарелку, а не на скатерть... - Пир, просто пир лукуллов!..
- Ну уж и лукуллов... - усмехнулась хозяина и вдруг спросила кого-то позади Игоря: - Что так поздно?
Игорь обернулся. В дверях стояла тонэнькая девушка, почти девочка, в длинном коричневом платье с глухим воротом. В руках она держала огромный - как уместился только? - букет разноцветных астр.
- Простите, тетя, задумалась, о времени забыла... - И с изумлением оглядела гостей, - Приятного аппетита.
- Спасибо, - машинально ответил Игорь. Он, на отрываясь, смотрел на девушку. Мистика, конечно, но она удивительно походила на Настю.
- Моя племянница, - представила ее Софья Демидовна. - Зовут Лидой. А это, Лидочка, друзья дяди Гриши. Павел Николаевич и Игорь... Ты голодна? Садись к столу. - И пододвинула ей стул.
9
После несытного, но элегантного обеда Игорь, поблагодарив, вышел во двор, сел на крыльцо, на ступеньку. Было над чем задуматься, от чего прийти в замешательство. Пеликан ни слова не сказал о племяннице Лиде, явной гимназисточке, барышне-эмансипе. Это придавало остановке в городе совсем иной вкус: сладко пахло приключением.
- Вам так удобно?
Поднял голову: она. Стоит, смотрит сверху вниз, улыбается. Нет, конечно, не похожа она на Настю, Настя куда лучше, решил Игорь и встал.
- Ваша тетя приказала дышать воздухом.
- Тетя любит приказывать, но она очень добра и мягкосердечна.
- Я так и подумал, - галантно сказал Игорь. Лида спустилась с крыльца, медленно пошла по дорожке. Игорь последовал за ней, примечая около ворот скамеечку. Над ней нависали длинные стебли золотых шаров, холодных осенних цветов - без запаха, без души.
Лида аккуратно - платье бы не помять - присела на скамейку, на самый край, разрешающа кивнула Игорю. Тот, внутренне усмехаясь - церемоний-то сколько! - сел рядом.
- Вы правда от дяди Гриши?
- Конечно. Он вам привет передавал, - соврал Игорь, чтобы поддержать беседу.
- Спасибо, - серьезно сказала Лида. - Как он себя чувствует?
- Здоров.
- Он такой смешной!
Ничего себе определение для Пеликана...
- Вы находите?
- Он все время шутит. Как-то ко мне девочки пришли из класса, так он нас весь вечер развлекал. Я вам скажу по секрету: в него две девочки даже влюбились.
Интересно: она и впрямь такая инфантильная или притворяется? Ее ровесницы у Игоря в классе - та же Наталья, например, - куда взрослее... Да, кстати, а сколько ей лет? Так прямо не спросишь, неудобно, еще чего доброго обидится...
- Вы в гимназии учитесь?
- До сих пор училась. В женской гимназии на Лялином спуске. А теперь не знаю. Мы туда ходили, а она закрыта. И неизвестно: откроют или нет. Все-таки война...
- Все-таки?
- У нас в городе тихо. Стреляют редко, только в последние дни стали чаще. Но это там, в центре...
В центре - значит, не у нас. Значит, мимо, никакой войны на нашей улице нет. Хорошо рассуждает.
- А в каком вы классе?
- В восьмой перешла.
Быть того не может! Что ж, ей четырнадцать всего?.. Вспомнил: у них классы не соответствуют современным. В гимназии, кажется, учились восемь лет, а до того - приготовительное училище. Сложная система... Представил, как они сидят - со стороны. Чинно, прилично. Еще бы горсть семечек...
- А не пройтись ли нам в центр?
Хорошо, что не сказал "прошвырнуться"...
- Я не знаю, надо спросить у тети Сони. Подождите, я сейчас.
Побежала к дому. Все-таки длинное платье сдерживает, дисциплинирует. Наташка в своих джинсах сейчас отмахала бы до крыльца в четыре прыжка и не прикидывала бы: женственно это или нет... А может, зря он о Лиде так думает: инфантильная, чуть ли не дурочка? Зря, зря. Иное воспитание, против него не попрешь. У них в гимназии классные дамы зверствуют. На переменках девицы, небось, парами ходят, учат их, что девушка должна быть скромной, застенчивой, политикой не интересоваться, - это дело мужское, грубое, грязное.... Лида еще ничего, молодец. Разговаривает - не жеманится. Ее педагогессы, увидев идиллическую картину "Он и она на скамейке", за головы схватились бы: как так, сама к мужчине подошла, сама заговорила?! Ах, какой позор, какой моветон!.. Лида бежит. Сияет.
- Тетя Соня сказала - можно. Только недолго.
- Мы недолго.
Пошли, как братик с сестричкой. Иванушка с Аленушкой. Только за руки не держались. С Губернаторской свернули на Польскую - Игорь прочитал табличку на угловом доме. Такая же тоскливая, как Губернаторская. Игорь довольно живо представлял себе старую Москву: отец собирал московские карты, планы, путеводители, открытки, любил подолгу - по определению мамы - "мусолить" их и Игоря к тому привлекал. Но маленький провинциальный городок начала века Игорь видел впервые. Зрелище, надо сказать, не вдохновляющее. Улица грязная, ветер кружит по мостовой какие-то бумажки, папиросную коробку, обрывки газет, первые облетевшие листья. Ну это понятно: дворников мало осталось - "все-таки война", если использовать Лидино выражение, а до того еще были и первая мировая и революция: столько потрясений для простых работников метлы. Булыжная мостовая - неширокая, впору только двум экипажам разъехаться, но прочная, если впоследствии асфальтом не зальют, сто лет простоит, ни один булыжник из выскочит.
Дома на Польской улице маленькие: больше двух этажей ни в одном нет. Архитектура без излишеств: стена дома, стена забора, стена дома, стена забора, в заборах - калитки, над калитками- деревянные венцы. Где с резьбой, где без оной.
С Польской вышли на улицу с пышным, именем - "Трехсотлетия дома Романовых".
- Наша центральная, - сказала Лида.
Оно и видно. Магазинов полно. Игорь вертел головой, стараясь ничего не пропустить. Лида удивленно спросила:
- Вам нравится?
Есть чему удивиться: москвич, а в восторге от провинциальной торговлишки. Кое-как выкрутился:
- Мы с Павлом Николаевичем так давно в города не заходили, что мне все внове кажется.
Игорь жадно читал вывески. Про себя, конечно. "Скобяные товары бр. Кустовых". "Булочная О. П. Тарутина". "Головные уборы. Парижские модели. Только у нас". "Книжная торговля отца и сына Вапецких". Вот куда бы зайти, порыться в книгах. Сколько там сокровищ для библиофила... Нельзя. Даже если бы деньги были - а их, увы, ни копья! - и то ничего не купишь: не перенести из времени во время... "Кинотеатр "Одеон". Сегодня и ежедневно: жгучая драма из жизни полусвета. С участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина".
- Вы смотрели?
- Что?.. А-а, кино... Нет, не пришлось.
- А я два раза смотрела. Так захватывающе...
Позвольте усомниться. Показать бы девушке Лиде самый примитивный широкоформатный фильм - какой бы эффект был?
- Воображаю, что сказала бы Анна Карловна, если бы увидела нас сейчас... - Лида засмеялась, видимо, представив себе неведомую Анну Карловну.
- Кто такая Анна Карловна?
- Наша классная дама. - Помолчала, явно борясь с собой, добавила: - Индюшка надутая... - И быстренько взглянула на Игоря: как он реагирует? Не шокирован ли?