Ну, а Настя... Причастный к чужой тайне, Игорь не прочь был создать - именно так: создать! - свою. Общую с Настей. А значит, Пащенко и тут помог ему. Сейчас они уйдут от Наташки, Пащенко, как лучший друг, друг тактичный, скроется с глаз долой, а Игорь пойдет провожать девушку. Осень, падают листья, ветер кружит их по асфальту... Лирика!.. Мало ли что возможно осенним вечером...
Так и получилось. Правда, Наталья чуть-чуть подулась: как, ее бросают? И даже лучшая подруга, которая, кстати, пришла к ней скоротать вечер, вдруг поддалась необъяснимой панике, тоже спешит неизвестно куда. Но Наталья умная, ей ясно стало, куда спешит подруга. Вернее, зачем.
Пащенко распрощался с Игорем и Настей у подъезда, согнулся пополам, пополоскал у ног воображаемой шляпой, подмел пыль с асфальта воображаемым пером и с воплем "Адью, ситуайе-ны!" исчез в осеннем сумраке, чтоб не сказать - мраке.
- Где вы живете, Настя? - спросил Игорь, потому что с чего-то надо было. начинать.
- На Кутузовском. Я еду до Дзержинки, а оттуда - на маршрутке.
- Но ведь еще довольно рано, - стараясь быть небрежным, сказал Игорь. - Может, погуляем?..
И вдруг - в старых романах написали бы: "как молния сверкнула в мозгу юноши!" -он сообразил: у него же нет времени!.. За весь вечер Игорь ни разу и не вспомнил о старике Ледневе, который остался там, один, в осеннем лесу у проезжей дороги...
Даже Настя почувствовала, что с Игорем что-то случилось, но не спросила ничего, лишь взглянула с тревогой.
- Простите меня, Настя, - глухо сказал Игорь. - Я не могу вас проводить. Мне очень Жаль... - И замолчал, ожидая, что сейчас произойдет непоправимое - она повернется и уйдет и будет права. Во всяком случае, он бы на ее месте так и поступил. Но, к счастью, Настя-то пока была на своем месте. Она не повернулась и не ушла, а спросила:
- Вам надо спешить?
Игорь обреченно кивнул.
- Идите. Я сама доеду. Не волнуйтесь.
Она смотрела на него, будто чего-то ждала.
- Простите меня, Настя, - повторил он. - Я очень хочу вас видеть. Можно я вам завтра позвоню?
Ну, когда бы еще Игорь рискнул так сразу, ничуть не стесняясь, сказать все, что думает, что чувствует сейчас? Да никогда, не было с ним подобного. А тут то ли волнение, что потеряет он ее, помогло, то ли странная его раздвоенность: и хочется остаться, и старик Леднев ждет - и подготовила то, что он сказал.
И Настя тоже не подкачала.
- Конечно, позвоните. Я буду ждать. Телефон вам Наташа скажет, я ее предупрежу. - Вот тут она повернулась и пошла, не оборачиваясь: все-таки надо марку поддержать, именуемую женской гордостью. Или женской независимостью.
А Игорь смотрел ей вслед и уже, пожалуй, не видел ее. А видел - внутренним, что ли, зрением? - лес, темный, по-ночному прохладный, узкий покрасневший край неба на востоке: подымалось солнце.
4
Каждый раз, вечером, старик Леднев грозился встать первым, бог знает в какую рань, и беспощадно будить Игоря. Не получалось. Леднев еще похрапывал, с головой накрывшись необъятным брезентовым плащом, а Игорь уже разжигал костерок на месте вчерашнего, на остывших за ночь угольях, набирал воду в ручье или роднике - ночевать старались неподалеку от воды - и тогда сам беспощадно расталкивал профессора.
Вот и нынче приладил Игорь над костром закопченный котелок, медный, луженый, куда тяжелее алюминиевых - современных Игорю, стащил с профессора плащ.
- Павел Николаевич, подъем!
Профессор скукожился на сухом лапнике, колени к подбородку подтянул, руками их обнял, глаз не открывал. Однако сказал:
- Сейчас, сейчас... Отыди от меня, изверг.
- "Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало..." - Игорь не врал: солнце давно поднялось над верхушками деревьев, высветило, выжелтило траву в лесу, грело. День обещал быть теплым, а то и жарким.
- Я же сказал: сейчас... Русского языка не понимает, охломон... - плаксиво затянул Леднев. Вдруг открыл один глаз, левый, уставил его на Игоря. - Заварку насыпал?
- Не велено было.
- То-то! - Споро сел, как ванька-встанька, пятерней лицо утер - умылся вроде. - Закипела?
- Кипит... - Игорь всегда с любопытством наблюдал за процессом утреннего оживления старика Леднева, именно оживления, другого слова не подберешь. Только-только лежал трупом, и - бах! - живой и деятельный, будто и не спал вовсе...
Леднев чай сварил, заварки его драгоценной никто не трогал, вот он и доволен был, даже несколько разнежен.
- Куда ты так торопишься? - только и спросил.
- В Лежневку вашу.
- А там тебе чего?
"Че-го"... Профессор называется.
- Может, Пеликан подгребет...
- Он тебе что говорил, Игорек?
- Говорил: до города увидимся.
- У-у, до го-о-орода... Эдак он в любой момент способен объявиться. Хоть сейчас.
- В Лежневке он будет, - упрямо сказал Игорь.
- Надежды юношей питают... А вот как ты мыслишь, Игорек, не супостат ли наш Пеликан, не тать ли ночной? Вот кличку разбойничью носит...
Попробуй разбери старика: то ли он шутит, то ли всерьез считает Пеликана разбойником.
- Вздор вы несете, Павел Николаевич, и сами о том знаете.
- Почему вздор? - Старик поел, попил, теперь сидел, жизнью наслаждался. А когда он в таком состоянии - Игорь заметил, - то склонен праздно философствовать. - Вот, к примеру, где он бродит? Почему не с нами, коли ему в город надо?
- А может, ему еще куда надо?
- Допустим, А зачем скрытничает? Отчего бы ему не поделиться своими планами с двумя добрыми странниками?
- С вами поделись...
- Обижаешь, Игорек. В своей многотрудной жизни я еще никого не выдал, не предал, на тридцать сребреников не льщусь, ныне их только на рюмку водки и достанет, а ранее, до пролетарского переворота, мне жалованья хватало.
При слове "переворот" Игорь поморщился: слабоват профессор в политграмоте, терминологию путает.
- Все на деньги меряете?
- А идеалы нынче бесплатно дают. С одной стороны: кто был ничем, тот станет всем. А с другой: отстоим святую Русь от посягательств черни. Какой идеал тебе по душе, а, Игорек?
Игорь усмехнулся.
- Первый, конечно.
- А папаша-то инженер, то есть буржуй. Как совместить?
- Отец мой так же думает.
- Хотя новой России инженеры понадобятся: строить-то придется... А вот как насчет профессоров?
- И без них не обойтись, думаю.
- Выходит, и я пригожусь государству рабочих и крестьян! Ах-ах, я роняю слезу от умиления... Значит, я тоже за первый идеал. А Пеликан?
- А что Пеликан?
- Ты, Игорек, про его идеалы что ведаешь?
А что ведает Игорек? Ничего не ведает. Темен Пеликан, аки нощь. Ни красный, ни белый, ни серо-буро-малиновый. Хитрит, темнит, но за всем его балагурством, за шуточками да ужимочками скрывается что-то серьезное - это ясно. Конечно, можно спросить напрямую: за кого ты? Ну, спросил однажды... А в ответ получил; "За маму с папой". Игорь не очень перед Пеликаном раскрывается. Не мальчик, о правилах конспирации наслышан. Тем более легенда однозначна: сын интеллигентных, хотя и набогатых родителей, целый год жил у родственников в Ростове, идет в Москву своим ходом, потому что поезда теперь вещь ненадежная, пешком быстрее и проще, да и землю посмотреть хочется. А то что в Москве видал? Дом да гимназию... По такой легенде ни красным, ни белым быть не стоит: биография не позволяет. Но вот сочуствовать... А кому? Ну, тут Игорь чувств не скрывает.
Кстати, легенды у них со стариком похожи. Тот тоже в Москву топает - аж из Царицына, теперешнего Волгограда. Застрял там у родственников покойной жены, а у них самих семеро по лавкам. Лишний рот в тягость. Вот и пошел профессор истории своими глазами историю поглядеть.
Конечно, не легенда это, в отличие от Игоревой, а правда. Старику Ледневу скрывать нечего. Хотя... Убеждений его, по-ледневски идеалов, Игорь не ведает. Так и ответил:
- Я и про ваши ничего не знаю.
Засмеялся меленько, будто Игорь что забавное сказал.
- Мои идеалы давным-давно плесенью покрылись. Когда в Москву придем - если дойдем, - я тебе их презентую в отпечатанном виде. В типографии Московского университета. Называются "Смутное время".
- Учебник?
- Ошибник, прости за каламбурство. Писал о смутных днях в государстве российском, а как дожил до них, смотрю, не о том писал. Вот она, смута... - Он обвел короткими ручками вокруг себя.
Но вокруг был лес и смутой не пахло. Игорь знал: когда Леднев впадал в патетику, лучше разговор прекращать. Слишком много слов...
Дошли до Лежневки быстро, солнце только-только за полдень перевалило. Деревня лежала, соответствуя имени, на двух длинных и плоских склонах, вроде бы сбегала со взгорья, а внизу река текла, узенькая и голубая. И еще церковка на самом верху торчала, как сахарная голова, слишком богатая для такой деревушки церковь - каменная, шатровая, белая, с выложенными красным кирпичом кокошниками, с красными же поребриками, с синими куполами.
Деревня была - из собственной памяти. Точно такую - или похожую? - Игорь видел на картине в Третьяковке. На чьей картине, не помнил, но деревня, выписанная ясно и чисто, с проработанными деталями, запала в память и вот теперь будто возникла перед Игорем - хоть в раму вставляй.
Старик Леднев остановился, привычно перекрестился на еще далекую церковь, сказал тоненько:
- Однако... - Покосился на Игоря: как он? А Игорю тоже все красивым показалось. Только креститься - увольте, это уж никакая легенда не заставит.
- Тихо чего-то, - проговорил.
- В полях все, - объяснил Леднев.
Возможно, и так. Игорь плохо разбирался в сельском хозяйстве, тем более - в эти давние годы, когда, как помнится, лошаденка заменяла и трактор и комбайн.
- Ну, с богом и со словом божьим. - Старик Леднев набрал воздуха, как будто собирался нырнуть, и покатился по дороге, треща и даже, казалось, гремя плащом. Обернулся: - Авось приютят калик перехожих... Хотя мужиков-то нет. Повыбили мужиков-то, позабривали в защитников. А баба - она разве что может?..
Сильно не нравилась старику Ледневу деревня. В такой деревне, дело ясное, особо не погостюешь, того и гляди - бани не истопят.
- Почему нет мужиков? - стараясь быть равнодушным, спросил Игорь. - Вон один стоит...
В конце улицы, вальяжно облокотившись на забор, улыбаясь в сто зубов, чистый и бритый, стоял Пеликан.
- С прибытием вас, гости дорогие!
И тут, как по сигналу режиссера, откуда-то вынеслись на улицу собаки разных мастей, завизжали, залаяли, помчались по колеям, а какие-то и задержались, начали пришельцев обгавкивать. И то из-под одного забора, то из-за другого стала появляться детвора, в основном мальчишки, босиком, в латаных и просто дырявых портках, а маленькие, сопливые - совсем без порток, кто о рубашонке, кто без оной. Стояли, смотрели на Леднева с Игорем. И то ли порыв ветра тому виной, то ли - Игорь уже склонялся к этому - так было задумано, но бухнул языком колокол на колокольне, разок бухнул и замолчал.
А Пеликан стоял и улыбался.
Чистая мистика!..
Старик Леднев на всю эту фантасмагорию поглядел, глаза к небу поднял, истово перекрестился.
- Что это вы, Григорий Львович, устроили?
- А что я устроил, Павел Николаевич, профессор наш разлюбезный?
- То никого-никого, а то...
И Игорь на Пеликана просительно смотрел, требовал ответа на тот же вопрос.
- Случайность, - хитро усмехнулся Пеликан, подмигивая Игорю. - Пустое совпадение, ехали бояре. А неужто вы, драгоценный Павел Николаевич, в сверхъестественное верите? Не верьте, бога нет, вон и Игорь вам подтвердит. Да вы и сами так считаете, ведь считаете, не спорьте, милейший вы человек... - Тут он подхватил малость ошарашенного Леднева под ручку, под железно-брезентовую десницу, и повел к избе, опять-таки оборачиваясь и подмигивая Игорю.
5
Изба была как изба, не лучше и не хуже других, в которых им уже приходилось ночевать, а порой - это уж какие хозяева попадутся - и делить стол. Игорь посмотрел по сторонам, прикидывая, откуда могут появиться в нужный момент очередные персонажи придуманного Пеликаном спектакля. Однако, неоткуда. Ни одной двери, кроме той, что вела о сени.
Пеликан поймал взгляд Игоря, усмехнулся.
- Не жди, никого нету. Хозяин с утра в лес ушел.
