настоящее сокровище! Кто обладает им, тот обладает всем. А у
нее еще есть время, чтобы с их помощью получить не только
долгую жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев, но и
бессмертие богов... если это только возможно.
Правда, надо выбрать время, чтобы пересмотреть хотя бы
линии жизни этих... что собрались в ее башне. Таким сборищем
нельзя не воспользоваться. Может быть, даже в самом деле прийти
к какому-то соглашению?.. И создать что-то вроде союза
чародеев, о котором все твердил тот, с зелеными глазами?
Но только править будет она.
Одна.
Глава 46
Из окон башни магическая скорлупа, незримая для простого
народа, блестела лиловыми искорками. Она накрывала башню
куполом, легким и почти прозрачным, похожим на пузырь из пленки
молодого бычка, но в башне собрались не простолюдины, а
чародеи, каждый видел, что эту скорлупу не пробить и самыми
могучими таранами, не разрушить камнями из баллист...
Беркут посопел, внезапно его густой неприятный голос
разорвал напряженную тишину:
-- Хакама, я ставлю свою скорлупу поверх твоей!
В помещении стало тихо. Глаза всех были обращены в их
сторону. Она медленно наклонила голову, чувствуя смятение и
торжество. Все колдуны укрепляют свои гнезда, но такого еще не
было, чтобы кто-то укреплял гнездо другого. Правда, сейчас сам
укрывается в нем, но все же...
Воздух стал суше, в окна блеснуло цветными искрами.
Казалось, многоцветная радуга повисла прямо за башней. Все
видели, как медленно проявился широкий купол, который накрыл
башню вместе со скорлупой Хакамы. Пока что он был цветной, как
радуга, но быстро уплотнялся, матовел, становился даже на вид
толще, непроницаемее, потом испрозрачнился и словно растаял.
Даже колдуны не сразу могли сказать, что новый купол созрел и
стал настоящей скорлупой, о которую разобьются любые
стенобитные орудия.
Скорлупа Беркута отстояла от купола Хакамы на три шага,
ближе нельзя, магические силы соприкоснутся, начнут перетекать
одна в другую, купола где-то станут впятеро толще, а где-то
истончатся до кленового листка, но Ковакко, Автанбор и сама
Хакама видели, что скорлупа Беркута даже толще и прочнее, хотя
площадь ее больше. Лесной колдун оказался неожиданно силен, это
надо учесть на будущее... если оно будет.
Ковакко недовольно булькнул:
-- Ну, если это необходимо... Наша хозяйка... э-э-э...
хозяйка этой башни не решается попросить нас помочь, но на
всякий случай все же стоит, стоит... э-э-э... стоит. Я не верю,
что человек из Леса настолько уж силен, но... э-э-э... стоит...
Его короткие руки с перепонками между пальцев задвигались,
кваканье стало громче. По всему помещению потек запах гнили,
лягушек, тины и разлагающихся рыб. За окном коротко блеснуло.
Радужные отблески пали на лица, испятнали пол, задвигались, как
цветные жуки на сером дереве.
Его скорлупа накрыла купол третьим слоем. Все так же, на
три шага от скорлупы Беркута, спер-ва радужная, потом матовая и
тут же неуловимо прозрачная, она словно остановила время,
потому что все стояли неподвижно, оглушенные свершившимся.
Никогда еще за все века ни одна башня не бывала окружена
тройным слоем защиты!
Широко расставив ноги, Олег угрюмо рассматривал башню
Хакамы. Она уже не казалась точеной, изящной, а когда западная
часть неба стала наливаться пурпуром, вовсе стала похожа на
вбитый в тело земли огромный деревянный кол.
Внезапно красное по небу пошло волнами. Складки стали
темными, между ними полыхнуло оранжевым, словно на
расплавленном металле нарушили застывающую корку. С запада по
небу пронеслись алые стрелы, длинные и прямые, пересекли
небосвод и растаяли уже почти у самого края на востоке.
Среди сумятицы на небе проглянула скачущая четверка коней.
В колеснице на миг показался человек в блистающих грозно
доспехах. Красные кони несли по небу неистово, из-под копыт
летели длинные искры.
Голубка, пронеслось в голове. Голубка освободила шлем!
Жаждущий крови бог, уже в нетерпении облаченный в боевые
доспехи, наконец-то ухватил шлем и с мечом наперевес вскочил на
боевую колесницу. Быть большой крови, быть пожарам, быть лязгу
мечей, стуку стрел о щиты, крикам умирающих...
Неистовый Перун снова начинает великую войну!
Он быстро посмотрел на башню, в груди стало жарко,
запекло, яростная мощь жгла, но он еще чуть помедлил, все ли
колдуны там, покончить со всеми разом, и наконец выплеснул всю
ослепляющую ярость в единый всесокрушающий удар...
Хакама быстро переходила от одного колдуна к другому. Не
все общались друг с другом, воздух пропитан ненавистью, надо
смягчать, служить даже толмачом, что удобно вдвойне, можно
вязать сложную сеть интриги, пусть все так и общаются только
через нее, она от роли хозяйки убежища быстро переходит к роли
хозяйки вообще...
Решетка на окне внезапно налилась багровым. Пошел тусклый
свет, решетка мигом превратилась в оранжевую, потекли тяжелые
капли металла. За пару мгновений все истаяло как воск под
жаркими лучами, на полу медленно застывали красные наплывы,
темнели, бугрились.
В тесный оконный проем втиснулась огромная птица. Все
молча ждали, а птица рухнула на пол, затрепыхалась, роняя
перья, поднялся некрупный человек с суровым напряженным лицом,
сухой, жилистый, черноволосый, с небольшой сединой на висках.
Дыхание вырывалось частое, он быстро посмотрел на оборванные
рукава, на перья, что остались даже в оконном проеме, перевел
взгляд на остальных. В круглых птичьих глазах была злость.
-- Что за окна?..
Вокруг него заструился воздух. Хакама проговорила мягко:
-- Приветствуем тебя, мудрый и могучий маг!.. Не спеши
укреплять доспехи на своем теле. Здесь все союзники...
-- Союзники?
-- Пусть сообщники, -- поправилась она, такая же
чувствительная к словам, как и все маги. -- Но сейчас все здесь
заинтересованы в жизни и здоровье другого. Пусть это впервые,
но это случилось... ибо чем больше нас, тем лучше отразим
угрозу. Потому не спеши укрываться от нас, взгляни на стены.
Новоприбывший обвел всех подозрительным взором, осмотрел
еще раз, а потом еще и магическим оком просмотрел все, что
казалось подозрительным. Почти все без магических щитов, зато
вокруг башни тройной заслон из магии настолько плотной, что
пущенная в ее сторону стрела сгорит не только мгновенно, но
даже пепел исчезнет без следа. Да что там стрела: метни целую
гору, все равно сгорит, песчинки не долетит...
-- Ладно, -- сказал он хмуро. -- Меня зовут Россоха, я с
этим человеком встретился раньше вас всех. И могу подтвердить,
что он в самом деле страшен... Страшен для всех нас.
Беркут разглядывал его подозрительно:
-- Россоха?.. Я слышал, тебя зрели в облике большого и
тучного.
-- Я принимаю различные обличья, -- отмахнулся Россоха, --
но сути не меняю... как многие из вашей породы. С ним я впервые
общался в облике старца... Почему нет? Я в самом деле древний
старец для двадцатилетних. Он испугал меня еще в первую же
встречу. Не силой, нет. Но я давно не встречал таких порывов
души... Он жаждет осчастливить весь свет, а мы знаем, в каких
случаях начинаются самые кровавые войны, самые лютые
потрясения, когда насмерть бьются не только люди, но и маги, а
то и сами боги!
Ковакко булькнул брезгливо:
-- Прекраснодушных много. Обычно они мрут еще во
младенчестве! Остальные не доживают до отрочества, ибо их бьют
даже куры.
Россоха бросил предостерегающе:
-- Этот не просто выжил. Первый раз, желая от него
отделаться, я послал его спросить у Яфета. Не помню что, сами
знаете эти детские вопросы, на которые отвечать труднее
всего!.. А второй раз отправил к самому Перуну.
В помещении повеяло зимней стужей. Чародеи ежились,
переглядывались. Хакама спросила нервно:
-- И что же... он побывал у него?
Россоха развел руками:
-- Похоже на то. С его упрямством он мог решиться
вломиться в покои самого бога войны! Но почему остался жив, ума
не приложу.
С другого конца комнаты Беркут прорычал:
-- Да и наша хозяйка... тьфу на ее голову, хозяйка этой
башни!.. тоже посылала его не за пряниками. Но это воины из
дальних походов возвращаются обессилевшие, изнемогающие от ран,
а колдуны либо гибнут, либо обретают новую мощь. Что он умеет
теперь?
-- Мудрость предпочитает переосторожничать, -- сказал
Россоха серьезно. -- Беспечные маги до мудрости не дожили.
Он уже спешно бормотал странно щелкающие для колдунов
равнин слова, вздымал руки и приглаживал ладонями незримые
стены.
Хакама бросила быстрый взгляд за окно. В двух-трех шагах
от третьей скорлупы заискрилась черная как ночь стена,
выгнулась, накрыла куполом. В помещении внезапно стало темнее,
чем в погребе. Кто-то вскрикнул, голос Россохи пробормотал
что-то успокаивающее. Тьма медленно сменилась сумерками, затем
посветлело вовсе, а купол медленно ушел от простого взора.
-- Черт, -- сказал Беркут с нервным смешком, -- да он
покрепче, чем... Как же ты его сумел так...
-- Потому что умею, -- ответил Россоха, но чувствовалось
по голосу, что колдун собой доволен. -- Когда имеешь дело с
таким, то ничто не лишнее. Хакама, я на твоем месте пригласил
бы всех, кого достигают твои нити. Или хотя бы тех, кого этот
лесной волхв задел или напугал.
Хакама кивнула, улыбаясь загадочно, что не укрылось от
Россохи:
-- Ты прав. Кого ты советуешь?
-- Хотя бы Короеда, Боровика, Сладоцвета, Беркута... Ах,
Беркут уже здесь? Никогда бы не подумал, что могучий Беркут
может сидеть тихий и мелкий, как воробей под дождем. Короед,
конечно, дурак... как и все здесь, но он знает кое-что из
древесной магии, которая неведома даже мне. Если тебе нужна
помощь в отыскании...
-- Нужна, -- ответила Хакама светло. -- Вместе мы их не
только отыщем! Стоит им увидеть нас впятером, прибегут без
страха.
Короед, едва переступив через магическое окно, сразу
натянул шатер, похожий на свою неопрятную бороду, поверх
защитного купола Россохи. Утолщаясь, он в то же время таял с
виду, а когда исчез, Короед еще долго шептал и двигал руками,
уплотняя стенки, усиливая, укрепляя. Даже если его скорлупа и
слабее той, что натянул Россоха, но все-таки основание шире,
магии ушло на создание больше, а поддерживать такой панцирь под
силу только великому магу.
Боровик набросил свой магический щит, теперь башня Хакамы
блистала как драгоценное зернышко, упрятанное в восемь
скорлупок, по прочности превосходящих алмаз.
Хакама, напряженная, как тетива на луке, неспешно обходила
гостей, стараясь держать пальцы на виду, не колдует, улыбалась,
про красноволосого волхва почти забыла, ибо в ее башне самые
сильные, самые могучие и знающие... Как воспользоваться, как
завладеть их знаниями?.. А если не удастся с чужими знаниями...
если останется одна, то что ж, у нее есть своя голова, есть
звездные карты.
Колдуны стояли и сидели порознь, исподтишка следили друг
за другом. У каждого брови сдвинуты, над каждым сгущается
облачко, мысль работает бешено, каждый не прочь воспользоваться
случаем...
Все услышали тяжелый грохот. Не сговариваясь, одновременно
бросились к окнам. Степь выглядела ровной и спокойной, вокруг
башни блистали и вспыхивали искорками сгорающие пылинки,
которых ветром бросило на незримый панцирь.
Тишину разорвал нервный смешок Боровика:
