Он чувствовал сладостное ощущение, когда полоса тяжелого железа
врубается в лицо врага, успевал увидеть вытаращенные в ужасе
глаза, тут же справа и слева падали под его ударами рассеченные
тела, красное и теплое брызгало ему в лицо.
Когда мир перестал дергаться как умирающий кролик, Олег
слышал только предсмертные хрипы, шорох и бульканье вытекающей
крови из страшно разрубленных тел.
Глаза привыкли, даже в полутьме он различал, как по всему
огромному помещению вокруг столба слабо барахтаются, застывая в
темно-красных лужах, человеческие тела, но ему показалось, что
он покидает городскую бойню для скота.
С каждой ступенькой чувствовал напряжение и растущую
вражду. Ноги тяжелели, хотя раньше мог бы оленем взбежать на
вершину десятка таких башен, не сбившись с дыхания. Меч не
бросил, с лезвия продолжало капать, словно в железо впитались
ручьи крови. С плеча из глубокой раны сползала широкая красная
полоса.
На середине лестницы совершенно бесшумно появились две
тени, холодно блеснуло железо. Он инстинктивно отшатнулся, меч
будто сам прыгнул вперед. Звякнуло, он услышал сдавленный
вскрик, одна тень зашаталась, но второй нападающий так
стремительно размахивал саблей, что перед Олегом мерцала
полосатая стена из острого железа.
Он на ощупь отступил, страшась сделать лишнее движение,
пропасть совсем рядом, голова дергалась из стороны в сторону,
нападающий пытался достать его лицо концом длинного узкого
меча, оказывается, все это время руки Олега угрожающе держали
его на расстоянии с помощью чужого меча...
Он сделал вид, что отступает еще, меч метнулся острием
вперед, как копье. Противник успел парировать удар, и острие
попало не в грудь, а намного ниже.
Был хриплый вопль, стон, Олег в самом деле отступил, ибо
первый, удержавшись, наступал, прижимаясь к столбу. Олег сделал
еще шаг, выбирая дистанцию, чтобы меч уж точно не достал, снова
ткнул острием быстро и сильно...
Тускло блеснуло, в кистях тряхнуло и отдалось болью. Стало
неожиданно легко, он увидел зажатый в руках обломок меча не
длиннее ложки. Даже в темноте видел, как противник радостно
сверкнул глазами. Не давая воспользоваться преимуществом, Олег
прыгнул вперед сразу на две ступеньки, обломком отбил удар меча
влево, а правый кулак угодил в лицо.
Второй еще хрипел, ухватившись руками за раненое место.
Олег пинком швырнул его на первого, тот ухватился обеими
руками, и оба, еще не поняв, что уже мертвы, соскользнули в
бездну.
Он тяжело дышал, уже не в груди, но и в голове бурлила
ярость. На миг мелькнуло: а не разнести ли все к такой матери,
это же змеиное гнездо, потом посмотрел на обломок в руке,
усмехнулся, швырнул вслед упавшим.
Поднимался, чувствуя, что все тело исполосовано
царапинами, ссадинами, но из раны на плече сочится теплая
сукровица, совсем бледная, как у червяка. На груди при каждом
движении открывается длинная трещина, с готовностью выступает
темно-багровая густая кашица, совсем не похожая на кровь в
боку, словно у него не одна и та же чашка крови обмывает мудрую
голову, горячее сердце и не такую уж мудрую задницу, которой
он, похоже, мыслит чаще, чем головой.
Колдуны стояли тесной группкой. Только один, сгорбленный
старик, весь в длинных волосах, даже борода до пояса, сидел за
столом, голова вздрагивала. Олег поднялся с последних ступеней
неподвижный, как каменная статуя, с грозным лицом, глаза
старался держать так, как умел держать Ковакко... он тоже
здесь, рядом с Беркутом!
Сам Беркут уже сдвинулся в сторону, правая рука за спиной.
Глаза лесного колдуна цепкие, внимательные, но едва встретился
взглядом с Олегом, веки тут же опустил, пряча взгляд.
Глаза колдунов скрестились на Олеге, а он сразу отыскал
взглядом Хакаму. Она тут же мило улыбнулась:
-- Приветствуем тебя, герой! Второй твой поход, как видим,
тоже на пользу. Ты вернулся еще сильнее...
-- Третьего не будет, -- ответил Олег мрачно. Перед
глазами пронеслось, как он умирал от палящего солнца, как
лопались губы и горели внутренности, внутри больно прижгло, как
угольком, он повторил с яростью: -- Не будет! Мы решим все
сейчас.
Колдуны, не сводя с него осторожных взглядов, медленно
рассаживались. Щелкали суставы, Олег слышал старческое
покряхтывание, все усаживались по-стариковски основательно, но
он уловил и нарочитую замедленность, насторожился так, что
заломило в висках.
Россоха взглянул на Хакаму, надо бы говорить ей, хозяйка,
но у красноголового в зеленых глазах ярости больше, чем зелени
в лесу.
-- Скажи, могучий, -- спросил он осторожно, -- когда мы
разговаривали... там, внизу... у тебя ведь не было этой ужасной
раны на плече?
Олег посмотрел в упор:
-- А ты не знал, что мне придется входить в башню?
Россоха быстро взглянул в сторону хозяйки башни. На ее
губах улыбка застыла как примороженная.
-- Я предлагал быстрее, -- напомнил он, -- но понимаю твое
недоверие. Ладно, давай о деле. Ты загнал нас в эту нору...
э-э... башню. Ты не можешь ее разрушить, а мы не можем...
э-э... одолеть тебя. Скажи, чего ты хочешь. Теперь, когда ты
показал свою мощь, тебя будут слушать иначе, чем слушали
раньше.
Олег остался стоять, только прислонился к стене, чтобы
никто не попытался зайти сзади. Магия не страшна, почует сразу
и ответит... так ответит, что мало не покажется. Они это знают,
и если попробуют, то либо ножом в бок, либо еще какой-либо
дрянью...
-- Стоит ли повторять? -- возразил он. Голос чуть сел, с
тревогой ощутил, что от усталости и потери крови начинает
слегка кружиться голова. -- Вы все знаете, чего я хочу. Я не
хочу спорить и доказывать, в словоплетениях вы сильнее меня. Но
вы все же собрались здесь для низкой цели... ладно, малой цели,
а это недостойно великих чародеев! Недостойно самых мудрых
людей на всем белом свете. Я вас все еще считаю самыми
мудрыми... Так неужто же вы не сумеете вместе... чтобы мир стал
чище, добрее, справедливее?..
Ковакко пыхтел, пытался за спинами вязать сложные узлы
заклятий. Беркут, набычившись и глядя исподлобья, прогудел:
-- Не думаю...
-- Почему?
-- Чтобы прибить тебя... уж прости, но на прямоту я тоже
прямо, мы могли потерпеть общество друг друга... недолго. А вот
мир не улучшишь одним ударом.
Глава 49
Чародеи обменивались злобными понимающими усмешками. Олег
сказал горько:
-- Для себя лично вы готовы потерпеть неудобство. Даже
такое непомерное, как видеть друг друга! А вот для спасения
мира, для всех людей на свете вы не дадите себе даже пальчик
прищемить. Так?
Беркут сказал размеренно:
-- Так, юноша. И ты ничего с этим не поделаешь.
-- Но вы же... Зрелые мужи, облеченные умом и даже
мудростью, или драчливые дети? То ли от большой мудрости в
старческое слабоумие впадаете, то ли в самом деле недобрали в
детстве драк, больно рано умными стали!
Ковакко отступил за спины, Олег видел только осторожные
движения рук. По коже прокатилась холодная волна, волосы встали
дыбом, кожа вздулась пупырышками, словно голым стоял на
холодном ветре. Еще один колдун сдвинулся в сторону, губы
шевелились, а на висках подрагивали, быстро наливаясь кровью,
синие жилки.
В кресле задвигался Боровик, пошаркал ногами, скрипом и
шевелением привлекая внимание на себя, сказал хмуро:
-- Да, ты силен, если сумел так смести горы Автанбора, а
затем пройти Стальные Стены могучего Сладоцвета. Кстати, как
тебе это удалось?
Вопрос задан неспроста, чтобы польстить ему, дать
похвастать своей мощью, редкий мужчина откажется, и все же он
поймал себя на том, что все же попал в эту сладкую ловушку,
хоть и знает, что попал.
-- Стальные Стены? Какие Стальные Стены?
-- Когда шел через Выжженную Долину, -- прогудел Боровик.
-- Ты не мог не заметить. Ни один колдун не в состоянии пройти.
Даже ни один из нас.
-- Гм...
-- Потому что Сладоцвет единственный, кто умеет ставить
такие Стены!
Олег собрал морщинки на лбу:
-- Там были ваши Стены?.. Нет там больше никаких Стен. Ни
стальных, ни деревянных. Даже собачьей будки нет.
Их лица были непонимающими, Боровик спросил осторожно:
-- Сладоцвет их ставил, это точно...
-- Я не знаю, что там было, -- ответил Олег как можно
беспечнее, но в груди наливалось тяжелым и горячим, словно туда
залили расплавленное олово, -- но я знаю, что там сейчас...
Стальные Стены, говорите?.. В моей деревне плетни крепче. Вас и
сейчас заботит, как бы меня вбить в землю, да снова в свою
жалкую жизнишку! Как вы, которым дано так много, можете жить,
как все?
Сладоцвет, самый недалекий из всех, сказал с достоинством:
-- Но мы не живем, как все!.. Мы живем... кто в
удивительной башне, кто на самых высоких горах... Мы вкушаем
особые яства, у нас слуги... зачастую вовсе не люди...
Боровик отвел взор, Россоха поморщился, а Олег гаркнул так
яростно, что под сводами загремело, вспыхнул короткий злой
свет, длинная молния с шипением вонзилась под ноги и дрожала
как причудливое дерево, рассыпая шипящие искры.
-- Это не как все?
-- Но мы...
Он заорал, его трясло от ярости, губы прыгали, а зубы
стучали, как у голодного волка при виде молоденького ягненка:
-- Слушайте меня вы... ленивые толстые твари! Вы, по своей
тупости, вежливость и нежелание спорить принимаете за слабость,
но здесь вы ошиблись!.. Вы меня разозлили, твари!.. Да-да,
твари, а не могучие чародеи, если живете как твари, таскаете в
свои гнезда как вороны блестящие камешки, если как кроты
забиваетесь в свои норы или подобно летучим мышам прячетесь в
высоких башнях, дабы не видеть света!.. Если вас, как тварей,
больше волнует ваше положение в стае, а не... я не знаю, как
это выразить, но если нам, чародеям, больше дано, то с нас
больше и спрашивается!.. Если умнее остального стада, то должны
вести это стадо на лучшие пастбища, а не довольствоваться тем,
что в состоянии каждого козла забодать и забрать его коров или
кобылиц!
Его бросало то в жар, то в холод, не сразу понял, что это
не чародеи, спохватившись, пытаются заморозить или сжечь. В
глазах помутилось, заволокло красным. Он скрипнул зубами, и в
ответ раздались испуганные крики.
Сквозь красную пелену он увидел человеческие фигуры, что
распластались на каменном полу. Воздух был настолько горяч, что
у него затрещали волосы. Стены накалялись на глазах, стали
темно-вишневыми, пурпурными. Колдуны кричали в страхе, на
Боровике загорелась одежда, а Сладоцвет катался по полу,
объятый пламенем.
С трудом заставил застыть мышцы, жар тут же сменился
холодом.
-- Сдержи свой гнев! -- прокричал чей-то голос. -- Мы ведь
не пытаемся тебе что-то сделать...
Он заорал, его трясло, он чувствовал, как надуваются жилы
на шее, а от прилива горячей крови череп за-трещал. От ярости
слетели запоры, и небесная магия вливалась в его дрожащее тело,
грозя разорвать его в клочья. Глаза застлало красным, казалось,
что он, прижавшись лбом, смотрит через стекло, по которому
стекают потоки крови.
Колдуны отшатнулись, он был страшен. Боровик что-то
пролепетал, выставил дрожащие руки, но воспользоваться
заклятиями не посмел, уже видел страшную мощь этого дикого
человека из Леса.
-- Не пытаетесь? -- гаркнул Олег. -- Ты хоть одного
человека сделал счастливым? Это я говорю, которому двадцать
весен и который доселе чтил старших!.. Но ты не старший, ты
вообще не человек, а тварь ненасытная, жадная и тупая! Как ты
