показались почти на краю видимости:
-- Золочев. Там расстанемся.
Томас помрачнел, сказал робко:
-- Сэр калика... О лучшем напарнике я не мечтаю! Почему не проехать
еще хоть недельку бок-о-бок?
-- Если бы не Константинополь, который невозможно было миновать, мы
бы расстались еще раньше, сэр Томас. Но теперь перед нами вся ширь
огромной Европы! Твоя дорога лежит на северо-запад, моя -- на
северо-восток.
-- Как твоя страна, говоришь, зовется? -- спросил Томас убито.-- Буду
рассказывать о Великой Скифии... э-э... Скифской Руси...
-- Просто Русь, -- повторил Олег в несчетный раз.-- Киевская Русь!
Червонная Русь. Эх, все равно забудешь или перепутаешь!
Отдохнувшие в Константинополе кони пытались перейти на рысь, Олег
придерживал. Конь Томаса несет шесть пудов самого рыцаря, два пуда
стальных доспехов, пуд в седельном мешке, где кроме Святого Грааля разная
походная мелочь, еще попону, седло, потнички, стремена, подпруги, уздечки,
а усталому коню и ухо тяжелое!
До Золочева к ночи не успели, темнота настигла их в убогой деревушке.
Там и заночевали, а утром напоили коней, проверили подковы и выехали на
дорогу. Томас сдержанно улыбался: за неполный день прошли больше двадцати
миль. Потом конь малость притомится, но даже по пятнадцать миль в сутки --
вернется на берег Дона с запасом в пять-шесть дней.
Олег с удовольствием посматривал на красивое мужественное лицо
рыцаря. В какой-то момент вдруг нахмурился, ухватился за обереги. Томас
спросил насмешливо:
-- Не моя ли улыбка во все сто зубов тебя напугала?
-- Она, -- ответил Олег коротко.
-- Почему? -- насторожился Томас.
-- Ты чересчур весел, а беда приходит неожиданно. Всегда почему-то в
разгар веселья. А зубов, кстати сказать, всего тридцать два.
-- Только-то? -- удивился Томас.-- Никогда бы не подумал!.. Впрочем,
я рыцарь. Мое дело вышибать их на турнирах, а не считать, а считают пусть
другие.
Он с легким сердцем пустил коня впереди калики. В Константинополе
сразил порождение ада, адепт Зла, одного из рыцарей Сатаны -- кто решится
помешать победоносному возвращению?
Олег ехал позади. Томас оглядывался, пока шея не заболела: калика
мрачнел на глазах, обереги не выпускал из пальцев. Томас наконец ощутил
знакомый холодок, встревожился:
-- Сэр калика, в Константинополе еще не все?.. Мы ж такого могучего
помощника Дьявола побили, что на небесах прыгают, осанны поют! Что еще?
-- Не знаю, -- ответил Олег неохотно.-- Опасность чую, большую
опасность, но не могу понять... даже не соображу, откуда придет.
Томас с христианским негодованием посматривал на языческие обереги.
Правда, не однажды спасали их души, вовремя предупреждая об опасности, но
все-таки поганские, нечестивые! Если бы научиться гадать на чаше или на
гвозде, что в рукояти его меча, то наверняка Пречистая Дева посылала бы
знамения куда более верные, а главное -- христианские.
-- У тебя ж почти одно зверье, -- заметил он, ревниво посматривая на
обереги.-- Волки, медведи, даже драконы. А люди уродливые... Зачем-то
жабы, птицы, рыбы... А меч только один! И стремя одно, а так не бывает...
Олег вдруг вздрогнул, будто просыпаясь от тяжелого сна, дико
огляделся вокруг. Глаза расширились в страхе, словно увидел внезапно
выросшее перед ним чудовище:
-- Сэр Томас! Сэр Томас, надо успеть проскакать между вон теми
каменными холмами.
Не дожидаясь ответа, он сам взвизгнул, хлестнул коня и понесся
галопом. Томас озабоченно смерил глазом путь до холмов, ткнул коня шпорами
в бока. Рыцарский конь в состоянии пробежать галопом не больше
трехсот-четырехсот шагов. Атака тяжелой рыцарской конницы лишь раскалывает
войско противника, для гонки за ним не годится. Разламывает передние ряды,
всадив длинные копья во врага, дальше вязнет, начинается тяжелая рубка
мечами и топорами, а взмыленные кони пытаются устоять на дрожащих от
усталости ногах.
Этот конь мог нести тяжеловооруженного всадника почти версту, а до
холмов, на которые указал калика, чуть меньше версты... но если там
опасность, хорош будет в бою на полудохлом коне!
Конь все набирал и набирал скорость, превращаясь в страшного
закованного в прочный панцирь зверя. Томас еще не видел противника, но
сердце стучало как молот, кровь резво шумела в жилах. Разогрелся, ощутил
приступ священной боевой ярости, роднящей воина с древними героями и
богами: неистовым Вотаном, сиречь бешенным, с исступленными в схватках
Беовульфом, Русланом, Тором, Боромиром, Арагорном...
Далеко впереди калика пронесся как стрела между приземистыми холмами
-- каменными, из серых глыб гранита, рассыпающимися от старости. Молодые
зеленые елочки тянулись к небу, довершая разрушение холмов крепкими
корнями. Калика лишь однажды оглянулся: проверил, скачет ли рыцарь,
которого маг упорно звал меднолобым, хотя со времен меднолобых прошли
три-четыре тысячи лет, и у Томаса лоб закрывал настоящий булат, а не
жалкая медь троянцев или древних эллинов. Томас несется как выпущенная из
катапульты громадная глыба -- теперь сам Сатана не остановит отважного
рыцаря на полном скаку!
Когда конь Томаса пронесся между холмами -- сотня шагов между ними!
-- земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый рокот. Конь
на скаку пошатнулся, потерял землю под копытами, и Томас напрягся в
смертельном страхе, живо представив, как в полном доспехе летит через
голову. Но конь устоял, выровнялся, пронеслись мимо холма. Томас успел
понять, что холм -- не холм, а остатки древнейшей башни или крепости...
Боковым зрением ухватил жуткую картину расползающихся в дыме и грохоте
огромных каменных плит -- трещали корни елочек, а в клубах сизого с черным
дыма из разверзающейся земли вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!
В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе. Далеко впереди
калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на дыбы, норовил
умчаться от страшного места.
-- Быстрее! -- донесся до Томаса горестный крик.-- Еще успеешь!
Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал, как заяц. Калика
повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас пронесся мимо,
успев увидеть бледное лицо и вытаращенные в отчаянии глаза. Дорога
мелькала под копытами ровная -- хорошие дороги проложили римляне! -- но
конь уже хрипел, глаза налились кровью, а серая полоса земли раздробилась
на камешки, траву и утоптанную глину.
-- Не отставай, не отставай! -- прокричал Олег как заклинание. Он
снова обогнал Томаса, будто впереди ждала беда еще страшнее, и он спешил
увидеть первым, отвести ее, закрыть собой друга. Лук, стрелы и меч у него
оставались за спиной, что вселило еще больший страх в Томаса: калика даже
не хватался за оружие!
Сзади тяжело грохнуло, словно обвалилась гора. Под ногами снова
дернулась взад-вперед земля, раздался страшный рев, у Томаса кровь застыла
в жилах. Кричал не зверь, кричало нечто страшное, нечеловеческое и
незвериное, как могла бы закричать от боли и ярости ожившая осадная башня
Давида, когда по ее стенам хлынули потоки кипящей смолы!
Томас рискнул оглянуться, ахнул, похолодел, а пальцы едва не выронили
поводья. Холм развалился как кротовая кучка, глыбы скатились на дорогу. Из
огромной воронки выползали грязно-зеленые чудовища: ростом со всадника с
конем, но втрое длиннее, массивнее, укрытые костяными щитками, больше
похожими на каменные плиты. Их массивные головы напоминали наковальни,
если те бывают с бочки размером, сверху рога, шипы, из пасти черный дым,
выстреливаются язычки багрового огня, а глаз не видно в узкой щели.
Конь зашатался, начал спотыкаться. Томас в страхе оглянулся. Первое
чудовище сползло с развороченного холма на дорогу, шумно понюхало след и
огромными прыжками бросилось в погоню. Следом сбегали другие звери:
ярко-зеленые, словно вынырнули из подземного болота, с головы до ног
облепленные ряской, у каждого топорщился острый костяной гребень на спине,
а распахнутые пасти походили на горящие печи. Земля застонала, когда
помчались за всадниками: тяжелыми прыжками, похожие на огромных вытянутых
в прыжке жаб.
Томас крикнул отчаянно:
-- Сэр калика! С великой скорбью должен сообщить, что вам придется
рассчитывать только на себя!.. я не смогу быть полезен, мой конь падает
через сорок восемь шагов...
-- А сто не вытянет? -- заорал калика, резко притормозив коня.
-- Я знаю свой вес, доспехи...
-- Тогда остальные пятьдесят два -- на своих двоих!
Конь зашатался на бегу, рухнул. Томас уже вытащил тяжелые сапоги из
кованых стремян, тяжело спрыгнул. Ноги от усталости подкосились, он упал
лицом в дорожную грязь и пыль, сильная рука рванула за плечо, едва не
вывихнув, страшный голос проревел в ухо:
-- Бегом во-о-он до того дуба!
Томас заставил себя бежать во всю мочь. Прав или не прав калика, но
он барахтается, а не ждет покорно гибели, Томас несся как олень, прыгал
через камни и валежины, начал было удивляться своей мощи, когда оказалось,
что рядом скачет конь калики, а сам калика крепко держит рыцаря сзади за
плащ, помогая бежать, прыгать. Сзади нарастал рев, грохот, пахнуло жаром и
гарью. Томас пытался на ходу вытащить меч, но та же рука больно ударила по
локтю, и Томас уже не спорил, лишь старался не умереть на бегу, что было
бы позором для рыцаря, несколько лет бегавшего вокруг замка с тяжеленным
обломком скалы на плечах, как положено в упражнениях для юного англа.
Дуб приближался, но в глазах качалось, расплывалось. Колени
подламывались, однако упасть Томас не мог, сильная рука волокла дальше.
Внезапно обдало леденящим холодом, Томас завяз как муха в янтаре, но
калика орал и дергал вперед, Томас в смутном удивлении обнаружил себя по
горло в воде. Рядом разгоряченный конь калики фыркал, бил копытами,
захлестывая Томаса. Ему показалось, что раскаленные от бешеного бега
доспехи шипят в воде, поднимается белесый пар.
Олег выволок Томаса на берег, бросил хрипло, задыхаясь от усилий:
-- На косогор!.. Вода задержит.
Он соскочил с коня, тот остался на дрожащих ногах, растопырив все
четыре, а они побежали вдвоем... Точнее, побежал калика, тут же вернулся,
ухватил Томаса, у которого изо всех щелей в доспехах хлестали тугие струи
воды, потащил, заставил двигаться, тяжелого как гору. Томас часто падал в
изнеможении, на мокрые доспехи налипла земля, сухие листья, щепки, в
открытое забрало влетела разъяренная оса и сразу впилась в губу.
Калика орал, торопил, наконец Томас вломился за ним в густые зеленые
кусты, упал без движения. В голове стоял гул, в ушах стучали молотки, а
сердце изнутри разламывало стальные доспехи.
Впереди из куста торчали ноги калики. Томас с трудом подтянул
тяжелое, как павший в доспехах конь, тело, упал рядом. Калика, раздвинув
ветви, смотрел на дорогу. Томас кое-как повернулся на бок, смутно
удивляясь своей живучести, выглянул.
Внизу в сотне шагов от них блестел под ярким солнцем широкий ручей,
такой мелкий, что отчетливо просматривались цветные камешки на дне,
галька, водяные растения и даже блистающие в солнечных лучах рыбешки.
Томас застонал от досады: намучался будто море переплывал, чуть не утонул!
На том берегу ручья, стукаясь каменными панцирями и механически
взревывая, топталось около десятка огромных чудовищ. Томаса передернуло,
он покрепче врылся железными локтями в землю, сжал челюсти и сцепил
кулаки. Когда-то видел огнедышащую гору, из срезанной вершины со страшным
