Рыба сидел спиной к окну, лицо оставалось в тени. Двое подошли почти
вплотную, когда передний ахнул, быстро развернулся с поднятым мечом к
Олегу, что с сонным видом сидел на постели. Олег одновременно швырнул оба
ножа: правой и левой рукой -- трудный трюк, но с пяти шагов промахнуться
еще труднее. Тут же быстро пригнулся, будто нырнул в воду -- над ним жутко
свистнула железная стрела из механического лука, -- цапнул из угла свой
меч.
Арбалетчик выхватил саблю. Олег прыгнул через трупы, спеша закончить
схватку как можно быстрее. Сабля парировала первый удар, тут же умело
скользнула под руку -- Олег едва успел отшатнуться. С ревом он нанес
страшный удар, солдат искусно уклонился, но Олег на это и ловил: его
колено хрястнуло наемника в нижнюю челюсть. Наемник подпрыгнул, чувствуя
во рту крошево зубов, Олег ударом кулака послал его в угол. Перевел
дыхание, чутье заставило резко пригнуться, над головой просвистело железо,
звякнуло о его поставленный меч. Он ударил вслепую локтем, в то место, где
должен быть противник, услышал хруст и всхлип, но в шею вцепились сильные
пальцы. Задыхаясь, Олег захватил невидимого противника за голову, рванул
на себя, одновременно выворачивая шею. Хрустнуло, пальцы на шее разом
обмякли. Он резко повернулся, выпустил нападающего.
На пол тяжело рухнул Рыба, он все еще был привязан к лавке, но на
руках болтались перехваченные острым ножом веревки. Один из солдат -- нож
Олега торчал в его горле -- корчился на полу, в руке зажата сабля, которой
он, умирая, успел перерезать веревки на руках начальника.
-- Добрых солдат подобрал, -- согласился Олег, он тяжело дышал.-- Но
я не хотел тебя убивать, дурень!
В комнате среди разбросанных вещей, обломков стола и стульев лежали
три трупа, а четвертый, если выживет, до конца жизни не сможет
наслаждаться чисто мужской радостью: разгрызать кости, извлекая сладкий
мозг, выплевывать такие мелкие огрызки, что даже умирающий от голода пес
не возьмется грызть заново.
Олег поднял кубок из лужи вина и крови, отряхнул, поставил на
подоконник. Внезапно послышался стон, Олег спохватился, бросился к
запертой кладовке. В толстой дощатой двери, в самой середине, расщепив
сосновую доску мощным ударом, торчал короткий железный хвост стрелы из
арбалета. Хвост стрелы глядел почти в потолок, словно стреляли оттуда.
Олег крикнул в тревоге:
-- Елена!.. Все кончилось!
Он поспешно отодвинул засов, открыл дверь, уже чувствуя по ее тяжести
неладное. Елена почти висела, наколотая на стрелу: стараясь не пропустить
ни слова, прижалась к двери, и когда арбалетчик нажал на спусковой крючок,
железная стрела со страшной силой пронзила мертвую дверь и живое тело,
созданное для поцелуев...
Олег с отвращением оглядел залитую кровью и вином комнату. Трупы,
разбитая мебель... Арбалетчик изо всех сил притворяется мертвым. Олег
слышал, как он тихонько охнул за спиной, когда из кладовки вывалилась
залитая горячей кровью молодая женщина. Понял, паскудник, что именно его
руки оборвали ей жизнь... Хотя и не по его воле.
Он сбросил с постели одеяло, достал свой мощный пластинчатый лук,
выбрал в колчане одну из трех стрел для особых целей: железную, размером с
дротик, толщиной в палец. Наконечник из закаленной стали, не стрела --
короткое копье. В мешке отыскалась толстая веревка из прочнейшей паволоки,
в этих краях ее зовут шелком. Хороший аппетит у червяков, которые прядут
такие удивительные нити.
За дверью послышались тяжелые шаги, словно шагал каменный столб.
Мощный голос произнес жизнерадостно:
-- Сэр калика, не шарахни меня по голове!
Томас шагнул в комнату. Его качнуло, он откинулся, захлопнув спиной
дверь, голубые глаза распахнулись:
-- Сэр калика!.. Что это?
-- Все развлекаются по-разному.
-- Сэр калика, -- повторил Томас, он ошалело вертел головой.-- Это не
совсем по-монашески!.. Я имею в виду людям вашего образа жизни надо больше
молитвами, постом...
-- Я их молитвами, -- буркнул Олег, он спешно привязал веревку к
стреле.-- Будь уверен, что пост у них будет д-о-олгий! Даже вон у того,
который лишь играет в жука-притворяшку.
Томас брезгливо обошел трупы, ступая на цыпочках, ухватил арбалетчика
за шею, другой рукой хлопнул по затылку. Раздался щелчок, Олег одобряюще
кивнул: душа арбалетчика от удара железного кулака выпорхнула из тела еще
на полчаса, а за это время можно убраться далеко.
-- Четверо, -- проворчал Томас, -- и женщина, бедолажка... Ты мог бы
заслужить рыцарское звание, сэр калика! Правда, надо иметь благородное
происхождение, но с этим можно что-то придумать, кого-нибудь подобрать из
предков, как везде делается...
-- Переживу, -- ответил Олег, -- но за идею спасибо. Подопри дверь
кроватями, в кладовке стоит какой-то сундук с камнями. Его тащи!
-- Будем держать оборону? -- спросил Томас с недоверием.
-- Да, как на башне Давида.
-- Это не все?
-- Придут еще, -- заверил Олег.-- Удирать надо, сэр рыцарь.
Томас гордо выпрямил спину, доспехи заскрежетали, отрезал с
достоинством:
-- Сэр калика, я попрошу! Рыцари не удирают.
-- Ну, отступать. Ретироваться, если угодно. Ведь надо победить,
верно?
-- Иной раз красивая гибель достойнее хилой победы!
-- Сейчас не тот случай, -- заверил Олег.
Он затянул узел покрепче, Томас вытаращил глаза, а брови взлетели и
спрятались под шлемом. Стрела великанская, невиданная, а веревку сэр
калика привязал не за кончик, где должно быть оперение, а за середину, там
выпиленная кольцевая канавка.
Олег с усилием согнул, Томас видел вздувшиеся бугры чудовищных мышц,
впервые подумал с сомнением, что вряд ли натянул бы тетиву на такой лук. К
счастью, он рыцарь, с бесчеловечным оружием дела не имеет, кодексом
завещано быть благородным даже с лютыми врагами.
-- Пойдем охотиться на слонов?
Олег, не отвечая, сел на подоконник, пинком распахнул створки. В
коридоре за дверью послышались тяжелые шаги, Олег скупо улыбнулся:
вовремя. Те тридцать головорезов, которыми угрожал Рыба, сейчас не на
улице -- поднимаются по лестницам, осматривают площадки, а самые отборные
в этот момент подходят к двери...
Глава 3
Томас задвинул засов на двери с грохотом выволок, чихая от пыли
тяжеленный сундук, подпер им дверь, бросил туда обломки стола, тяжелые
лавки, стулья. Олег уложил рядом с собой на широком подоконнике веревку
кольцами. Снизу тянуло нечистым воздухом, донесся затихающий стук копыт.
Через широкую улицу высилось высокое мрачное здание, в трех зарешеченных
окнах горел свет.
-- Сэр калика!..
Судя по серому, как пепел, лицу, рыцарь понял куда собирается
стрелять его странный друг -- пальцы ослабленно разжались, меч едва не
выскользнул из железной ладони.
Олег с силой натянул тетиву, прицелился. Лицо побагровело, блеснули
зубы в мучительной гримасе. Томас услышал звонкий щелчок по кожаной
рукавице, которую калика предусмотрительно надел на руку, тяжелая стрела
исчезла, веревка тут же начала бурно разматываться кольцо за кольцом...
В полной тишине оба услышали едва различимый звон -- где-то разбилось
стекло. Калика тут же ухватил конец веревки, потянул на себя. В дверь
громко постучали, хриплый голос нетерпеливо крикнул:
-- Рыба!.. Антонио, Опудало!..
Томас взял меч обеими руками и встал возле двери. Калика натянул
веревку, быстро завязал конец за крюк на подоконнике, к которому крепились
ставни. В дверь нетерпеливо грохнули тяжелым, засов затрещал, шляпки
толстых гвоздей выдвинулись из гнезд.
Олег соскочил с подоконника, суетливо надел через плечо широкую
перевязь с громадным мечом, схватил мешок:
-- Сэр Томас! Ты первый!
Томас приседал на полусогнутых сбоку от двери, словно скакал на коне,
меч его был занесен над головой. Глаза рыцаря не отрывались от
выгибающихся досок двери, с которой летела засохшая краска, мелкие
щепочки, а из коридора раздавались свирепые голоса, звон оружия, топот
подкованных сапог.
-- Сэр Томас, -- повторил Олег злым шепотом.-- Даже Пречистая Дева
велела бы отступать. На черта ей дохлый рыцарь? С живым не знает, что
делать! Твоя жизнь в самом деле ни черта не стоит, не спорю, но кто
довезет чашу в Британию? Мне она без надобности. И за кого тогда выдадут
Крижину?
Томас растерянно смотрел то на калику, то на дрожащую и выгибающуюся,
как парус, дверь. Олег ухватил его за локоть и оттащил к окну. Томас
выглянул, его отбросило, словно конь лягнул между глаз. Ночь темная, как
сажа, освещенный конец веревки -- такой тоненький! -- растворяется в
жуткой тьме уже через сажень. А внизу бездонная пропасть, несколько
поверхов лететь до земли, где вместо травки улица вымощена плотно
подогнанными каменными плитами, сам вчера восторгался, дурак.
Олег зло озирался, слыша тяжелый грохот. Засов со звоном вылетел из
петель, грохнулся на середину комнаты. Олег сорвал пояс, заставил Томаса
взобраться на подоконник, быстро застегнул ремень на рыцаре, захватив и
веревку.
-- Быстро! -- прошипел он.-- Погибнем, как свеи без масла...
Томас смотрел в страшную тьму в страхе. Он и раньше стоял на краю
пропасти, на той же башне Давида или на высокой стене Иерусалима, но была
ярость штурма, ярость схватки, к тому же в солнечный день! Мышцы начали
превращаться в воду, колени подогнулись, не выдерживая тяжести доспехов.
Олег торопил, пихал в спину:
-- Быстрее!.. Да быстрее же!.. Выламывают двери!
-- Сэр калика... А ты?
-- Я следом!
Томас поспешно слез с подоконника, чувствуя, как возвращается отвага
и мужская сила:
-- Сэр калика, я оскорблен! Долг любого воина, тем более рыцаря,
защищать мирных людей. А ты все-таки служитель культа, хоть и глубоко
противной мне веры...
Дверь тряслась, появилась щель, в которую можно было просунуть палец,
но тяжелый сундук уперся краем в выемку между досками пола, застрял, не
давая двери распахнуться. В щель протискивались пальцы, шарили, пытаясь
убрать помеху. Олег зарычал, сгреб Томаса в охапку:
-- Сэр калика, -- запротестовал Томас в великом негодовании, -- но
как же ты?
Олег со злым стоном швырнул рыцаря в окно. Томас с ужасом ощутил, что
падает в черную бездну. Он судорожно ухватился за веревку, сзади страшно
рвануло за железный воротник -- калика придержал, не дал обрушиться на
тонкую веревку со всего размаха... Последнее, что услышал, был треск
досок, торжествующие вопли легионеров.
Он заскользил, подвешенный на поясе к тонкой нити, что мелко-мелко
дрожала, едва выдерживая его тяжесть. Толстые пальцы в железной перчатке
как намыленные скользили по гладкой веревке, та звенела как туго натянутая
тетива в механическом луке. Томасу стало дурно, едва вообразил, что нить с
треском лопается, а он, закованный в железо благородный
рыцарь-крестоносец, обрушивается с высоты пятого этажа на каменные плиты,
где хрястнется, как панцирный рак, расплескав мозги...
В страхе ухватился, потащил себя, двигаясь вдоль во тьме невидимой
спасительной нити. Липкий и омерзительно едкий пот выжигал глаза, а тут
еще ужасная мысль как обухом шарахнула по голове: в ту ли сторону
двигается? Крутило, дергало... А надо спешить, тонкая веревка двоих не
выдержит. Сэр калика уже отбивается от ворвавшихся в комнату легионеров!
Его могли ранить и даже убить, и все -- по его вине!
Он взвыл от ужаса и бессилия благородного англа, чувствуя себя
заблудившимся в ночи над улицей Константинополя, почти варварского, если
