в камни и землю, а птицы шумно пронеслись над головой Томаса. Он едва
успел пригнуться, но одна успела вытянуть костистые лапы, и он качнулся от
толчка, по шлему отвратительно скрипнули острые когти. Еще одна выставила
перед собой крылья, гася встречный ветер, тяжело обрушилась на землю шагах
в пяти от Томаса.
Он едва успел взять меч наизготовку, как она развернулась и,
балансируя крыльями, пошла на него, выставив зубастый клюв. У Томаса стало
сухо во рту. Птица была покрупнее волка, но клюв ее был таков, что только
доспехи им долбить, а то и эту скалу в поисках червяков.
Птица издала жуткий крик. Пасть распахнулась жутковатая, как пышущая
огнем жаровня. Блеснули острые волчьи зубы. Томас сразу понял, какими
червяками может питаться такая птица.
Он замахнулся мечом, птица умело увернулась, но он уже ударил точно и
быстро. Лезвие упало на спину с такой силой, что рассекло бы пополам...
будь на ее месте бык, но сейчас стальное лезвие соскользнуло по плотно
подогнанным перьям, и Томас едва удержался на ногах.
Птица выбросила вперед клюв. Томас ощутил удар в плечо, скрежет. Его
с силой дернуло, он отмахнулся мечом, со страхом и недоверием смотрел на
вмятину в доспехе.
Внезапно сзади щелкнуло, и унеслась прочь, едва не задев его, стрела.
Он сердито заорал, требуя, чтобы прекратила дурость: и так видно, что даже
лезвием не просечь плотные перья, а уж стрелой и подавно... разве что
зайти сзади и пустить стрелу так, чтобы прошла между перьями, но последние
слова задавил в себе, а то дура в самом деле выбежит из укрытия и сама
получит клювом, как кроль меж ушей.
Яра крикнула сердито:
-- Теперь попробую попасть в глаз!
-- Ты попадешь в глаз, -- закричал он зло, -- если его нарисовать во
всю эту скалу! Не высовывайся!
Он представил, как тетива бьет ее по тонкой нежной коже, а там
вспухает багровая полоска, заорал еще громче:
-- Это приказ, корова!
-- Я только хочу помочь...
-- А какой была клятва вассала?
-- Да молчу, молчу...
Новая волна вони накатила с такой силой, что Яра закашлялась, а
стрела соскочила с тетивы. По камням звякали стрелы с железными
наконечниками, затем она услышала шум крыльев, заскрежетали когти по
валунам.
Томас рубился с птицей. Бой был страшным и нелепым, ибо меч
соскальзывал с перьев, а птица звонко долбила клювом в доспехи. Однажды
пробив толстое железо, как гнилую кору, больно ухватила клювом вместе с
рубашкой и кожу.
Приловчившись, он уже не старался зарубить ее острым, как бритва,
лезвием, а бил, как молотом, бил по голове и шее, пока птица не стала
промахиваться: голову ей залило кровью.
Три птицы одна за другой с жуткими криками рухнули на камни.
Растопырив крылья, они развернулись к прижатому к скале рыцарю. Томас в
последнем усилии нанес сильный удар. Птица упала, снова поднялась -- один
глаз вытек, другой смотрел яростно и неукротимо.
Томас крикнул:
-- Не высовываться!.. Если я не встану, то беги вдоль стены обратно.
-- Зачем?
-- Жить совсем неплохо, дурочка!
-- Томас...
Птицы бежали на человека, но, наткнувшись по дороге на залитую кровью
первую, внезапно набросились на нее с неистовой яростью, словно волки,
добивающие раненого собрата, начали клевать и рвать когтями. Перья
полетели во все стороны, брызнули струйки горячей, дымящейся крови.
Обнажились внутренности: сизые, слизкие, пахнущие еще отвратительнее.
Яра с брезгливостью отвернулась.
Эти летающие твари убрались, оставив между камней окровавленные
перья, раздробленные кости, даже череп раздолбили. Томас зябко
передергивал плечами, представив себе, как такие клювы долбили бы его
доспехи.
Запад неба был покрыт розовой корой заката. Томас перевел дыхание,
снял с помощью Яры доспехи, осмотрел. Как будто черти на нем горох
молотили -- весь во вмятинах! Нет хуже для рыцаря, чем разбитые доспехи.
Одно утешение: закрыл собой коней и женщину.
Яра, отважная и стойкая женщина, развела костер, собрав жалкие
хворостинки и сучья, жарила на вертеле зайца. Мол, даже если придется
ночью умереть, то лучше умирать не голодными. Томас не удержался, осмотрел
придирчиво.. Освежевала по всем охотничьим правилам, жарит умело, так что
вряд ли очень врет, что знает охоту. Впрочем, в дикарских племенах женщины
вынужденно умеют больше, чем в цивилизованных. Там мужчины ни к черту.
Он с тоской смотрел на звездное небо, где мелькали крупные тени.
Глаза летающих зверей следили за ним неотрывно, и он видел, как проносятся
всякий раз по два багровых уголька. Не простые птицы, те с заходом солнца
слепнут. А ночные не летают днем...
Дорога назад отрезана хищными птицами. Их расположилась там целая
стая. Слева отвесная скала, а справа в двух шагах бездонная пропасть. Идти
только вперед, но там слышно тяжелое громыхание. Похоже, за поворотом уже
широкая долина, где великаны на носорогах вытаптывают ее вдоль и поперек,
заглядывая в каждую мышиную норку.
Они сидели у костра, когда грозный топот стал ближе. Земля
содрогалась, словно на дорогу обрушивались скалы. Великаны, обыскав все
окрестности, возвращались. У Томаса волосы встали дыбом. Те промчатся по
этой узкой полоске между отвесной стеной из гранита и пропастью! Их вобьют
в землю, растопчут, а его железный панцирь расплющат так, что превратят в
тончайший лист, в который можно будет заворачивать солонину...
Томас вскрикнул в отчаянии:
-- Неужто все? Неужто мы погибли, и никто нам не в состоянии помочь?
И чашу уже не принести в Британию?
Яра смотрел в его бледное изможденное лицо, слышала только грохот
своего сердца. Потому глыбы, что раздвинулись в трех шагах прямо в
каменной стене, раздвинулись для нее бесшумно. Поднялась исполинская
фигура в два человеческих роста, массивная, ноги до колен утопали в земле.
-- Кто... звал... меня? -- донесся тяжелый, как обвал, вздох.
Томас отпрянул в ужасе, закрыл собой Яру.
-- Не знаю. Я не звал! Кто ты?
Человек смотрел на него безучастно, вместо глаз блистали две звезды.
Томасу показалось, что и сквозь тело слабо просвечивают звезды.
-- Я есть Гот... Так что же пробудило меня?.. А, эта чаша... Почему
она у тебя в мешке?
Томас неверными движениями вытащил чашу. Боялся, что опалит священным
огнем, -- с кем только не якшался, не до благородства, уцелеть бы, -- но
пальцы ощущали только гладкий металл, отполированный чужими
прикосновениями.
-- А где ее держать еще?
Глаза ужасного призрака заблестели ярче. Томасу показалось, что все
огромное тело пошло синеватыми искорками, как быстро гаснущие звезды.
-- Узнаю... -- донесся тяжелый голос, словно шел из глубин земли. --
Что за история опять с этой чашей?.. Впрочем, это неважно... Зачем ты ее
несешь?
Огромная рука потянулась к чаше. Томас отпрянул, но спина уперлась в
стену. Он с ужасом смотрел на огромного человека, если это был человек,
что двигался по земле так, будто шел по колено в воде. Томас вскрикнул в
отчаянии:
-- Калика сказал, что если она будет в Британии, то... народ, который
ею обладает, станет величайшим... принесет справедливость во всем мире...
Рука призрачного человека остановилась перед чашей. Звездные глаза
смотрели прямо в лицо Томаса. Голос громыхнул, как гром:
-- Что за калика?
-- Обыкновенный, -- промямлил Томас. -- Рыжий...
Пальцы призрака почти сомкнулись вокруг чаши. Томас ощутил, как его
тело покалывает, словно весь призрак был огромной шаровой молнией.
-- Как его зовут?
-- Олег... -- пробормотал Томас, чувствуя себя глупо. -- Язычник...
Призрак стал еще выше ростом, от него веяло мощью. Пахло сыростью,
подземными водами. Голос стал глуше:
-- Язычник... Да, он всегда был язычником... Веры менялись, а он
оставался в той, самой забытой... Он где?
Томас сглотнул комок в горле.
-- Он велел донести чашу...
Призрак слегка повернулся.
-- Иди через эту гору... Не сворачивай, а то заблудишься, сгинешь...
И не раскрывай рта... Олегу поклон...
Его рука прошла мимо чаши, указала на отвесную стену. Томас
оглянулся, хотел сказать горько, что он не привидение, сквозь камни не
ходит, но когда повернул голову, призрак уже слился с ночью.
Яра сказала тихо:
-- Я ничего не поняла... Но он обещал помочь.
-- Я не могу идти сквозь эту проклятую гору! -- вскрикнул Томас в
отчаянии.
Он ударил кулаком по камню... и сжатые пальцы прошли сквозь плиту. Он
в ужасе выдернул руку, смотрел неверяще на кисть руки. Она чуть
покраснела, пальцы пощипывало. Яра сказала тихо:
-- Он уже помогает!
Томас вскочил, прижимая чашу к груди. Тяжелый топот слышался ближе.
Великаны уже выезжали из долины на дорогу. Костер догорал, освещал
отвесную стену, дикое нагромождение камней у основания, мелкие булыжники.
Яра бросила пару хворостин на багровые угли, вспыхнули слабые огоньки.
-- Не верю я древним демонам...
-- Сэр Томас! Ты обещал калике, что отнесешь чашу в Британию. А путь
лежит только сквозь эту гору.
Ее взор был требовательным. Томас озирался в отчаянии. Насколько
проще с англскими девами, что сидят и ждут. Нет, не нравятся ему эти
славянские женщины. С ними никогда не почувствуешь себя уверенным и
несокрушимым.
Он скомандовал, держа голос сильным и властным:
-- Брось остатки хвороста в костер.
-- Зачем?
-- Пусть видят, что мы все еще здесь.
Яра поспешно сгребала веточки, а он, наблюдая как она суетится и
торопится, незаметно перевел дыхание. Хорошо, она не видит, в какой узел
завязались его кишки и как овечий хвост трепещет его душа.
-- Все взяла?
Он старался не встречаться с ней взглядом, но перед самой стеной она
взяла его за руку, и они взглянули глаза в глаза. Искры пробежали по его
руке и сладко кольнуло сердце. Он ощутил тепло, против которого не
помогала никакая молитва.
-- Я боюсь, -- сказала она тихо.
-- Ну чего там, -- сказал он, сразу чувствуя себя могучим и сильным.
-- Только бы не сбиться... Звезды вряд ли светят сквозь камни.
-- Узнаем...
-- Коней только оставлять жалко!
Из-за поворота, закрывая звезды, с грохотом выметнулись огромные
тени. Багровые искры летели снопами из-под копыт в обе стороны. Они
завидели костер, заорали страшными голосами, завыли, как исполинские
волки. Грохот копыт стал чаще.
-- Пора, -- сказал Томас тоскливо. -- Ладно... Двум смертям не
бывать, а дураком помрешь!
-- Пусть ищут ветра в поле, -- сказала Яра.
Ему почудилось злорадство в ее голосе. Показалось даже, что женщина
высунула язык приближающимся великанам. Со страхом, чувствуя, как в
желудке завязался болезненный узел, он шагнул к стене. Напрягся, ожидая
сильный удар в лоб. Вместо этого словно окунулся лицом в черную воду.
Стиснув пальцы Яры, сделал второй шаг.
Они оказались в полной вязкой тьме, более полной, чем беззвездная
ночь. Он ощутил, как дрожат пальцы в его ладони. Яре должно казаться,
подумал он в тоске, что мы замурованы в гробу. И что нас закопали живыми.
Если уж ему такое мерещится...
Темная вода, сказал он себе настойчиво. Он идет всего лишь в
ненастную ночь через болото. И ведет с собой испуганную женщину. А он уже
ходил беззвездными ночами по болотам, убегал и догонял, а рта нельзя было
раскрыть, потому что сотни врагов прислушивались к каждому шороху камышей,
плеску... А тут даже плеска не надо страшиться, иди себе да иди, нечего
страшиться... Только и того, что идти прямо...
