тоже двигался, наконец они сошлись на середине. Вода плескалась, почти
покрывая ноги. Плот едва-едва выдерживал их объединенный вес. Упади еще
песчинка, наверняка пойдут ко дну.
Течение было сильное, плот несло посредине, а когда начало сносить к
берегу, Томас молча взялся за длинное весло. Сперва использовал как шест,
а когда дно исчезло, умело выгреб на стремнину.
-- А куда река течет? -- спросила она.
Он пожал плечами.
-- Ну, скорее всего, в море. Может быть, по дороге впадает в реку
побольше.
Она начала стучать зубами. Уже остыла от бега, а вода в реке
оказалась не теплее, чем в ручье.
-- Спасибо, -- сказала она язвительно, -- Никогда бы не подумала!
Он греб, не поворачиваясь к ней. Голос его ровный, размышляющий:
-- Это ничего... Глупых женщин берут замуж еще охотнее, чем умных. У
тебя еще не все потеряно. И ты не такая уж и старая.
Она стиснула кулаки. Он еще брался утешать ее!
-- Мне всего двадцать один год, -- процедила она с ненавистью. -- У
меня было больше женихов, чем деревьев в этом лесу.
-- Гм... ну, в это я... верю.
Она устремила прожигающий взгляд ему в спину.
-- На самом деле!
-- Дивны дела твои, Господи, -- ответил он тем же ровным тоном, в
котором она, однако, уловила издевательские нотки. -- Впрочем, мне
кажется, тебя еще могли бы взять замуж. Только надо умываться чаще,
одеться лучше, ну и, конечно, сбросить пуда два жира. А мужчины бывают
разные... И вкусы разные. Я сам знавал одного, который... ха-ха... Словом,
кому-то можешь даже очень понравиться.
Она дергалась от его любезностей, словно ее били плетью.
-- Спасибо. Такое услышать от меднолобого -- можно решить, что он
хотел сказать что-то приятное.
-- Я и сказал, -- удивился он.
Она схватила вне себя другое весло, с яростью замахнулась. Плот
сильно качнулся, Яра с силой ударила по белому облаку, потеряла равновесие
и упала в воду. Хлопок был таков, что рыбу оглушило на версту вверх и вниз
по течению, а брызги взлетели выше вершинок деревьев по обеим берегам.
Она опустилась до самого дна, а когда вынырнула, отплевываясь и
захлебываясь, Томас ржал, как боевой конь перед битвой, раскачивался так,
что она надеялась, что тоже свалится в реку. Но он лишь лег и, вытянув
руку, поймал потерянное весло.
Яра барахталась, пыталась приблизиться к плоту, а прилипшие волосы
закрывали глаза. Что-то ткнуло ее в плечо, она ухватилась за твердое,
скользкое, больно ударилась грудью о бревно и только тогда поняла, что
держится за весло, а другой конец в руках смеющегося Томаса.
Одежда намокла, а сама Яра слишком изнемогла за последний день, так
что лишь повисла, ухватившись за торцы бревен. После двух безуспешных
попыток подтянуться и влезть за плот бессильно повисла, ее тащило за
бревнами.
-- Поймала что-нибудь? -- спросил Томас с интересом. -- Я видел
во-о-он такую рыбину!
Он ухватил ее за руку и за ворот, втащил на плот. Вода такими
могучими струями хлынула из ее одежды, словно она вобрала в себя половину
реки... или добавила своей влаги, как явно подумал, судя по его наглым
глазам, англ с разбитой рожей.
Яра отползла от края, села, обхватив колени руками. Ее трясло, воздух
был таким же холодным, как и вода.
-- Боги видят, -- сказала она, -- как я ненавижу тебя!
-- Ладно-ладно, -- успокоил он. -- Я же знаю, ты хотела лишь привлечь
мое внимание. Для того и в воду бросилась.
-- Дурак!
-- Так зачем же стараешься? Разве что сама...
Он снял через голову вязаную рубаху, швырнул ей. Голос стал
повелительным:
-- Переоденься. В мокрой одежде замерзнешь до смерти.
Ее губы уже не шевелились, а тело тряслось так, что раскачивало плот.
В другое время она нашла бы, что сказать по поводу его старой вонючей
рубахи, которую он не снимал неделями, но сейчас понимала, что помрет
раньше, чем плот пристанет к берегу.
Он отвернулся, с безучастным видом работал веслом. Яра заколебалась,
хоть и замерзла уже до полусмерти, но раздеваться донага в шаге от
молодого мужчины... Зачем она помогла ему избежать страшной участи в руках
Ночного Сокола, попадись он снова -- сама замучает до смерти, сдерет с
живого шкуру.
Наблюдая за ним подозрительно, -- как же, не повернется! -- она
торопливо снимала платье, ветерок ожег и без того синюю в пупырышках голую
кожу, а мокрая ткань прилипала, не желая отделяться, а мужчина стоял
совсем рядом, она задевала его локтем, неспешно двигал веслом, вот-вот ему
наскучит и повернется, наконец она содрала липнущее платье, швырнула под
ноги. Боги, до чего же теплая эта пропахшая потом рубаха, до чего же в ней
хорошо!
Только теперь Яра поверила, что в самом деле замерзла бы, не
освободись от мокрой одежды. Рубаха достигала ей почти до колен, а когда
Яра села, удалось натянуть до самого пола. Томас медленно повернулся,
оглядел ее с головы до ног.
-- Оказывается, ты не такая уж и толстая...
-- Зато ты... -- простучала она зубами, -- зато ты...
-- Да нет, правда.
-- Скотина, все-таки подглядывал!
Летом день еще тянулся бы долго, но на убранный желтыми и красными
листьями лес сумерки опустились рано. На потемневшем небе заблистали
звезды, над вершинами деревьев всплыла крупная луна. Она осветила темные
тучки, что ползли неутомимо и ночью, по реке пробежала серебристая
дорожка. Звезды отражались в воде размытые, пляшущие из стороны в сторону.
Воздух стал холоднее, и теплая рубаха уже не спасала. Яра сперва
стучала зубами, потом тряслась всем телом. Наконец перестала ощущать ноги,
а затем и руки, холод начал вгрызаться в самые внутренности. Вода плескала
о край плота, лизала ее голые ноги.
-- Я замерзаю, -- прошептала Яра.
Томас быстро посмотрел, отвернулся.
-- Надо уплыть как можно дальше.
-- Но я... замерзну.
-- Что ж, баба с плота, плотнику легче.
Она стиснула зубы, чувствуя, как лютый холод грызет ей печень,
замораживает кровь, начинает останавливает сердце. В кишечнике было
тяжело, она терпела уже давно, но не решалась облегчить хотя бы мочевой
пузырь, хотя наглый рыцарь снова отвернулся, усиленно работал веслом.
-- Ладно, -- сказал он внезапно. -- Дальше плыть опасно. Они уже явно
добрались до истоков ручья. Кто-то догадается искать нас по реке.
У нее уже не было силы радоваться, когда он повернул плот к темному
берегу. Едва различимые деревья приближались мучительно медленно. Когда
оставалось до них две-три сажени, Томас соскочил в воду, потащил плот к
берегу. Яра едва удержалась при таком стремительном скольжении по воде --
догадалась вцепиться, когда под днищем заскрипел песок. Она соступила в
темноту, вскрикнула. Воды по лодыжку, но ожгла, как ледяным огнем. Яра
даже не думала, что, и без того озябнув как никогда в жизни, может ощутил
холод еще сильнее.
Томас пыхтел, вытаскивал плот на берег. Она видела, как он с натугой
перевернул его под деревом, укрыл ветками и даже набросал охапки опавших
листьев. Потом исчез в темноте. Некоторое время слышала его шаги, затем
слышны были только плеск воды да сонная перекличка птиц.
Она думала, что уже умерла, когда он появился из ночи внезапно, как
призрак.
-- Я отыскал шалашик... Не такой, как у русов, но крупная собака
влезет.
Под ногами хрустело, шелестело, что-то хватало за лодыжки. Она брела
за ним, почти ничего не чувствуя, а когда ударилась лицом о его спину,
едва не ухватилась обеими руками. От него шло тепло, внутри англа словно
полыхала жаровня. Возможно, у него от побоев начался жар.
Глаза чуть привыкли к ночному лесу. Крохотная избушка прилепилась к
толстому дереву, единственное окно было забито досками, а дверь вдобавок
еще и подперта колом. Томас пинком убрал подпорку.
Затрещало, изнутри избушки пахнуло спертым воздухом. Томас исчез
внутри, Яра поспешно ступила следом. Под ногами захрустело, она
споткнулась и упала бы, не ухватись за Томаса. Его спина и плечи были
горячими, она стиснула зубы и с великим трудом заставила себя оторвать
руки от блаженного тепла.
Томас едва удержался на ногах от мощного толчка.
-- Ты грациозна, как...
Он шелестел в темноте, бурчал под нос, затем послышался знакомых
хруст сухих ветвей. Не дожидаясь его новой реплики, вряд ли менее
оскорбительной, она на ощупь шарила по стене, под пальцами были
шероховатые бревна, затем она отыскала выемку. Окоченевшие пальцы с трудом
сомкнулись на малом узелке. Чувствуя, что на большее она не способна,
сказала с той же язвительностью:
-- На!.. А то тебе придется зажигать огонь, стукаясь головой о камни.
Из темноты протянулась рука, отобрала огниво. Послышался стук, треск,
наконец после пятой или шестой попытки искры упали на трут, Томас опустил
кресало с довольным вздохом.
-- На что-то и ты пригодна... Чутье?
-- Знание, -- прошептала она мертвыми губами.
Томас встал на четвереньки, раздувал крохотную искру. Яра неосознанно
двигалась поближе к еще слабенькому огоньку, который сам дрожал от холода
и робко хватался за тоненькие прутики, утоляя голод. Это напомнило ей, что
она тоже проголодалась, как волк зимой.
-- А-а... все славянские племена одинаковы?
Он исчез в едва видном дверном проеме. Ярослава закоченелыми пальцами
подкладывала в огонь щепочки, прутики, багровые язычки вгрызались в плоть
дерева и расщелкивали с сухим треском, как спелые орешки. Пламя стало
оранжевым, Яра едва не спалила себе брови, но все не могла согреться.
Томас вернулся сравнительно быстро, в руках было птичье гнездо с
белеющими яйцами, а за поясом болталась убитая птица.
-- Здесь печи нет, -- сказал он с порога. -- Камни приготовила?
-- Здесь нет... камней.
-- В лесу есть. Иначе яйца придется пить сырыми.
У нее руки тряслись, когда он поставил гнездо на землю. Во рту сразу
появилась слюна. Она сказала укоряюще:
-- А птицу зачем убил?
-- Она сама покончила с собой, когда я отобрал яйца.
Яиц было шесть штук, она выпила свои три с такой скоростью, что едва
не проглотила и скорлупу. Томас швырнул ей птицу. Обрывать перья с еще
теплой было мучением, пальцы почти не гнулись, а холод забился вовнутрь и
время от времени тряс ее, как разъяренный медведь грушу..
Томас жарил, насадив тушку на длинный прут, Ярослава поворачивалась
то одним боком, то другим. Его вязаная рубашка дымилась, в воздухе уже
угрожающе пахло паленой шерстью.
-- Спалишь рубаху, -- пообещал он, -- убью.
Она отодвинулась, глаза не отрывались от птичьей тушки. Запах
жареного мяса уже потек по тесной избушке. Она шумно сглотнула слюну.
-- Уже готово...
-- Внутри мясо сырое.
-- Но она все время ужаривается, вон какая маленькая!
Он подумал, сдернул с вертела тушку.
-- Ты права. Пожирать с кровью тебе подходит больше.
Мощным рывком разорвал птицу. Яра почти выхватила свою половину. По
пальцам побежал сок, она жадно подхватила струйку языком, с чмоканьем
облизала. Мясо обжигало пальцы, аромат был одуряющим. Она слышала рычание,
когда вгрызлась в мясо, не сразу сообразила, что рычала сама.
Томас сожрал свою половинку мгновенно. Ей показалось, что не осталось
даже самых мелких косточек. Потом он на миг исчез из круга света, а голос
из темноты велел:
-- Держи!
Она не успела понять, что держать, как ей прямо в лицо полетел ком
мокрого белья. Мокрого и отвратительно холодного. Она задохнулась от
возмущения.
-- Что это?
-- Твое платье, -- объяснил он любезно. -- Ты собираешься жить в моей
рубахе? Если не развесишь свой мешок для просушки, завтра пойдешь в
