первой, одни иудеи. А подлинная их цель -- создать Великий Израиль с
иудейским царем для всего мира!
-- Значит, -- спросил Томас коварно, -- всякие те, кто помогает
строить пирамиду Власти, помогают иудеям взять власть во всем мире?
-- Точно сказано, -- воскликнул Кичинский. -- Таких надо не то что
гнать в три шеи из наших рядов, а изничтожать как самых худших врагов!
-- Надо, -- сказал Томас лицемерно, -- ох как надо... Знаю одну такую
змею. Своими бы руками удавил!
Он показал, как стискивает пальцы на нежном горле этой змеи, где
бьется пугливая жилка, толчками подбрасывая кожу, точно крохотный ключик
пытается пробиться на поверхность и замирает, не имея силы, но стучит и
стучит, маленький, но упорный...
Он вздрогнул, приходя в себя, а пан Кичинский сказал одобрительно:
-- Вижу, ощутил!.. Меня самого в дрожь бросает. А я человек не
робкий. И давно они это замыслили, очень давно. Второй раз собирались,
когда придумали, как по-новому обуздать весь мир с помощью нарочно для
гоев придуманной религии. Это у них происходило на так называемом тайном
вечере...
Явился калика, сел напротив и сразу же потащил на себя жареного гуся.
От него с неудовольствием отодвинулись воеводы, он-де в звериной шкуре и
дик обликом, а калика что-то промычал с набитым ртом, с трудом проглотил,
запил, поинтересовался хриплым голосом:
-- Тайная вечеря?.. Да помню, помню... Они тогда еще ушли, не
заплатив. Ну, не думаю, что нарочно, скорее всего из-за какого-то
скандала, что разгорелся между ними... Кто-то кого-то обвинил в
предательстве, как всегда бывает у заговорщиков, слово за слово, дошло,
как водится, до непотребного... Хозяин корчмы до сих пор их ищет. Я как-то
встречал его уже в Европе. Агасфер его зовут.
-- Знакомое имя, -- пробормотал пан Кичинский, нахмурившись. -- Жид,
наверняка.
-- Имя вроде бы не совсем...
-- Все корчмари -- жиды! -- сказал пан Кичинский убежденно.
Калика обернулся к Томасу.
-- Говорят, он приходил к вашему папе римскому как наследнику и
продолжателю тех заговорщиков. Тот сперва согласился оплатить, чтобы не
было скандала, теперь те из заговорщиков стали уже святыми, как у вас
водится, но когда увидел, какие проценты наросли за это время, пришел в
ужас и велел Агасфера взашей. Теперь тот корчмарь ищет тех, кто вечерял.
-- Точно, жид, -- решил пан Кичинский. -- Кто, как не жид, за грош
удавится, умирать не станет, только бы со своих должников получить?
Калика пробурчал равнодушно:
-- Но, думаю, дело дохлое. Они и сами, наверное, не помнят, кто
должен был платить. А тот, кто должен, знает и не признается.
-- Потому что жиды, -- заявил пан Кичинский. -- Разве человек
благородного происхождения откажется платить по счету? Хоть зуботычиной,
но отдаст. Даже больше, чем должен. А это точно жиды. Жид у жида копейку
украл, а весь мир об этом должен помнить! Что за нация?
-- Удивительная, -- согласился калика. Про себя подумал, что пан
Кичинский еще удивительнее. Клянет христианство, как придуманное иудеями
лишь для того, чтобы закабалить весь мир, а сам выстроил роскошную церковь
при замке, всех гоняет к попу на исповедь, крестится и бормочет "Славен
наш бог в Израиле". Что за каша в голове?
Томасу наскучила дискуссия о далеких и непонятных вещах. Он за спиной
князя наклонился к уху Яры.
-- А где ты была, когда мы искали тебя у твоего Ночного Филина? Ох,
как искали, как искали...
Он мечтательно вскинул глаза к своду, губы зашевелились. Руки сошлись
на невидимом, словно пальцы отжимали, выкручивая, мокрую рубашку.
Яра сказала деловито:
-- Я поехала в соседнюю деревню, чтобы там купить хороших коней. И
вообще приготовить все к дальней дороге. Я была уверена, что нам все это
понадобится через день-два... Только вы ушли еще раньше.
Томас бросил косой взгляд.
-- А если бы мы не выбрались из каменоломни?
Глаза Яры распахнулись, как две лесные поляны, заросшие цветущим
клевером.
-- А чего бы вы там сидели?.. Сэр Томас, для тебя оттуда выбраться,
что хрюкнуть в свое удовольствие.
Томас вспомнил, чего стоило выбраться из каменоломни, ощутил, как по
коже побежали холодные кусачие мурашки размером с майских жуков.
-- Да, конечно, -- подтвердил он дрогнувшим голосом, -- мы
нахрюкались вволю. До сих пор по ночам хрюкается.
Глава 4
Томас не знал замка в Британии, где бы не появлялись менестрели. Их
длинные носы чуяли, где можно поживиться, туда и тянулись. Просто
скитались с одинаковыми песнями всюду, а самые умелые знали, чем угодить
владетельному сеньору.
Томас не удивился вовсе, что в разгар пира, когда первый голод и
жажду все утолили, ели и пили дальше неспешно, вели степенные беседы,
появился менестрель. Правда, здесь его звали сказителем и былинником, хотя
кое-кто называл по старинке кощунником.
Разговоры умолкли, Томас понял, что кощунника знали, чтили. Церковь
запрещала кощуны, а само кощунство в устах церковников стало бранным
словом, но не только темный народ с неохотой расставался с родной верой,
даже князья и бояре хмурились, когда приходилось кланяться чужому
иудейскому богу и его воинству.
-- Поклон тебе, старец, -- сказал Кичинский почтительно.
Кощунник не был стариком, на взгляд Томаса, скорее уставшим и
разочарованным разбойником, который сменил меч на лиру, ну, на эту доску с
натянутыми тетивами. Как он будет на ней играть?
Гости подсаживались ближе, окружали сказителя. Томас старался
держаться с иронической отстраненностью, он-де из просвещенной Британии,
но старец запел о временах столь отдаленных, что сердце Томаса сжималось
помимо воли, а разум отказывался вмещать дела странные и непонятные
современному рыцарю, лишенному старых предрассудков.
Сказитель, мерно ударяя по струнах, пел о славных временах царя
Таргитая, когда на землю пали с небес золотые вещи: орало, чаша и ярмо.
Три сына было у Таргитая: Колоксай, Липоксай и Арпоксай, но золотые вещи
вспыхивали жарким пламенем, когда их пытались взять в руки. Лишь младший
брат, Колоксай, сумел взять их. Таргитай этот знак богов понял, передал
ему власть. С тех времен народ принял орало и начал пахать землю, а дотоле
только путешествовал и воевал...
Томас пробурчал недоверчиво:
-- Так в один день и стал из кочевника земледельцем?
Кичинский услышал, сказал шепотом:
-- Пахали и раньше, только их было мало, считались юродивыми... А
когда с неба рухнули эти вещи, то был знак, чтобы весь народ принял новых
богов.
-- Понятно, -- сказал Томас. -- Это как сейчас, да? Христиан у вас
много, но вся страна ею еще не стала?
Калика слушал, хмурился, шумно хлебал вино. Кичинский наконец
заметил, спросил любезно:
-- Разве не так?
-- Не так.
-- Гм... А как было?
-- Как всегда, когда приходит новая вера. Плач и стон стоял по всей
Руси... Впрочем, она тогда не звалась еще Русью. Почему не сказать правду,
что не бывает так, чтобы весь народ взял да отказался от родной веры, с
ходу взял чужую?.. Разве не с огнем и мечом вошла вера Христова на Русь,
не залила кровью земли, сожгла села и веси, а волхвов старой веры распяли
на воротах их храмов?.. Так и тогда, пятнадцать столетий тому, стон стоял
и плач, когда отец расставался с сыном, мать с дочерью, братья с сестрами
и друг с другом!.. Сколько народу ушло с Арпоксаем, чтобы сохранить старую
веру, сохранить душу своих предков!
-- А куда ушли? -- спросил Томас.
Калика взглянул остро, как ножом кольнул.
-- Удивишься, когда узнаешь. Они шли через нынешнюю Нормандию,
добрались до моря, перешли на северную землю, срубили города и веси... Эти
земли назвали Оловянными островами, там много олова. Когда научились
добавлять в печь, стали первыми ковать бронзовые мечи... Еще не понял, о
каких землях я говорю?
-- Догадываюсь, -- сказал Томас осевшим голосом.
-- Другие ушли на юг, их стали называть "парфянами", что значит
"изгнанники". Много новых народов образовалось из тех, кто ушел. Вот так
больше всего крови и людей потеряли без всяких битв, поражений или побед.
Всего лишь принимали новую веру!
Кичинский уже не слушал кощунника. Его глаза подозрительно обшаривали
калику с головы до ног.
-- Постой, постой! Что-то ты больно много хулишь нашу исконную
православную веру!
-- Исконную?
-- Ну, да. Нашу русскую веру. За веру, князя и отечество!
-- А Христос тут при чем? -- спросил Олег ехидно. -- Он же был
иудеем. Самым настоящим.
-- У меня другие сведения, -- сказал Кичинский с неудовольствием. --
Он был скифом! Разве не знаете, что когда-то скифы захватили всю Малую
Азию и вдобавок всякие другие страны? До Египта дошли, но фараон Псамметих
вышел навстречу с богатыми дарами, откупился. Но в Палестине скифы правили
двадцать девять лет! Всех баб под себя гребли, свои города поставили, там
жили где отдельно от иудеев, а где и вперемешку. Так вот Иисус именно
оттуда родом. Из Назарета! Сам город скифы ставили, на заре это было, вот
потому так и назвали. Жителей Галилеи, это где скифы Назарет срубили,
никогда в Иудее настоящими иудеями не считали. Христос так от этого
страдал, что придумал такую веру, чтобы сравнять с настоящими иудеями. Он
так и сказал: "Нет ни эллина, ни иудея". Разве иудей так мог бы сказать?
Так мог сказать только тот, кого в иудеи не пускали, а как проще всего
вскарабкаться к тем, кто сидит высоко? Правильно, стащить их за ноги к
себе в гря... ну, в равноправие. Это учение всем понравилось, потому что
без трудов и мук сразу становишься вровень не только с избранными иудеями,
но даже с королями, императорами!.. Мол, все рабы божьи...
Томас смолчал, такое вольное объяснение происхождения Великого Учения
коробило. Впрочем, он не был силен в религиозных диспутах, потому наполнил
кубок снова, осушил, прислушался к ощущениям.
-- Словно огненный шар провалился в желудок!.. Но силы только
прибавилось. И голова еще яснее, чем раньше.
-- Нравится?
-- Не то слово. Я в восторге.
-- У нас особые земли, -- сказал Кичинский довольно. -- Исконные
славянские. И травы здесь особые, лечебные. Волхвы-травники сюда изо всех
земель съезжались, собирали то мох, то чагу, то болотные листья. Здесь,
если верить старикам, когда-то целые луга были под одолень-травой, а в
лесах на каждой поляне росла разрыв-трава... Были травы, что заживляли
такие раны, от которых умирали сразу, да так заживляли, что человек был
еще моложе и краше, чем до болезни. Увы, многих трав уже нет, перевелись,
но кое-что сохранилось. Умельцы на этих травах вина да наливки
настаивают... Эй, Хома! Скажи, откуда эта наливка?
Один из челяди, немолодой степенный старик, поклонился.
-- Не вели казнить... но это наливка, настойка... из моего сада.
-- За что казнить? -- удивился Кичинский. -- Что твоя настойка хуже
заморской?
-- Знамо, лучше, -- согласился челядник. -- На грань-траве настояна,
через кору гроно-дерева пропущена! Другой такой на белом свете нет.
Кичинский победно расправил плечи.
-- Слыхали?
Челядник поклонился снова.
-- Этой зимой настойки будет больше. Черного коня наконец поймали.
Кичинский чуть не подпрыгнул, с горящими глазами потер ладони.
-- Ну-ну!.. Чего сразу не сказал? Как это случилось?
-- Все знали, -- объяснил челядник, -- что трава у нас особая, но на
беду знали и наши вороги. И даже чудо-юды всякие! Как ты знаешь, княже,
повадился в наши луга огромный черный конь. Говорят, он вышел из моря, но
