поцарапанные. Полрыбца взяли у Заммеля, ему сунули пиво. Побрел дальше.
День был теплый, весна взяла разгон, народец бегал в плащах и без
шапок. От земли поднимался пар, последняя сырость рассасывалась тут же в
теплом воздухе.
По тротуару бродили разомлевшие девочки с нашей улицы. Повыползали на
солнышко пенсионеры, в скверике под надзором мамаш копошилась малышня.
Левую сторону моей окраинной улицы снесли и уже кое-где успели
понастроить многоэтажки. Появилась уйма незнакомого народу, неприятное
все-таки чувство. Раньше знал каждого, и меня знал тоже каждый на улице.
По дороге встретил еще буфет, где возле окошка дремал Роман Гнатышин,
бывший студент какого-то вуза, а теперь "ШП", "швой парень".
- Будешь? - спросил он печально.
- Конечно, - ответил я.
Он пододвинул кружку. Его рыжие усы уже подмокли в пене, на губах
блестела рыбья чешуя, несколько жирных блесток запуталось в усах.
- Ты бы сбрил их, - посоветовал я, - и постригся бы заодно.
- Зачем? - спросил он уныло. Скривился, сделал глоток, потом
посмотрел на жирные от селедки руки и вытер о длинные патлы.
- Ну-ну, - сказал я, - тогда конечно.
Допил пиво и побрел дальше. На трамвайной остановке обратил внимание
на двух "королевских" девчонок. Одеты шикарно, спины прямые, а уж
смотрят... Я таким только свистел вслед или подбрасывал пару горячих слов.
Возле скверика встретил Машку. Ладная из себя подруга и одета в самое
дорогое, клад для женихов с нашего завода. И не гордая. Еще издали
заулыбалась и стала смотреть добрыми коровьими глазами. Наверное,
прикидывала, как отучит пить и заставит по воскресеньям ходить на базар с
хозяйственной сумкой.
- Привет, - сказал я.
- Привет, - ответила Машка. - Может, сходим в кино? Итальянская
комедия идет, вся про любовь!
- Не тянет, - сказал я. - Есть вещи и поинтереснее.
- Ну-у-у... Тогда пей свое гадкое пиво и проводи меня.
Вот так. А та, с коричневыми глазами, к буфету и не подпустила бы. И
послушался бы. И сумочку бы носил. В зубах бы носил!
- Нет, - сказал тоскливо, - не хочу ни кино, ни пива. Сам не знаю,
чего хочу.
Она вскинула ресницы, решила, что поняла.
- Тогда пойдем к нам, - сказала и сразу покраснела, - мама ушла к
соседке на телевизор. Просидит весь вечер. Будет весело и не придется ни о
чем думать.
Не придется ни о чем думать! Я сам не люблю, когда нужно о чем-то
думать. У меня от умных вещей голова болит, а от книг в сон клонит. Но вот
сейчас вдруг захотелось шевелить во всю силу мозгами.
- Нет, - сказал я почти виновато. - Извини... я пошел.
Ее глаза из умоляющих стали круглыми от удивления. Никогда ни перед
кем я не извинялся.
Уже недалеко от дома меня обогнала странная пара. Мужчина и женщина.
Странными мне показались глаза у женщины: хоть сейчас пиши икону.
- Ты не должен, - говорила она срывающимся голосом, - ты не смеешь!
Это очень опасно при твоем здоровье...
Ее спутник бубнил упрямо:
- Врачи всегда испытывали на себе... Я обязан...
Они быстро удалялись. У нее была классная фигура и длинные ноги.
И вдруг снова захотелось напиться. Яростно. Хотя бы пива! И почему
это забегаловки закрываются так рано? Читал в одном заграничном романе,
что у Джона всегда стоял под кроватью ящик виски. Этого я не понимаю. У
меня бы долго не простоял.
Впереди послышался шум. Подошел ближе и узрел веселую сценку. Возле
входа в недавно построенный институт два красномордых типа теснили к
стенке щуплого интеллигентика. Того самого, что недавно обогнал меня.
Парни уже прижали его, а женщина вцепилась в рукав одного петуха и
пыталась оттащить.
- Сейчас ты узнаешь, как толкаться, - приговаривал один, - сейчас ты
у нас станешь красивым...
Подруга интеллигента не кричала. Наверное, из гордости.
- Ты узнаешь, - проревел второй, - кто здесь хозяин.
Это был здоровенный рыхлый балбес. Второй выглядел поплоше. Раньше я
их не видел, наверно, переселились вместе с новыми домами. Что-то слишком
быстро начали считать себя хозяевами моей улицы! Придется дать урок...
- В чем дело, хлопчики? - спросил я очень вежливо.
Мне не ответили. Были заняты.
- Не слышу ответа, - сказал я очень-очень вежливо.
Меня снова игнорировали. Тогда я шагнул вперед и врезал по ноздрям
того, что поплоше. Только копыта мелькнули выше рогов, а сам шестерка
брякнулся о стену и лег.
Интеллигент вырвался и стал часто дышать. И он и подруга смотрели на
меня с надеждой. А здоровяк уже повернулся ко мне. Рожа побагровела, как
буряк, зато кулаки побелели.
- Ты шо? - спросил он. - Ваську бить?
Он был здоровый, как бугай, и плечи дай боже. Только и у меня не уже.
А драться я умел, такие туши одной левой бросал. Сделал финт левой, ушел
от удара правой, нырнул от крюка и врезал прямо в глаз. Вырубил из этого
мира надолго.
Второй сопляк только поднимался Ноги разъезжались, словно только что
родился.
- Забирай свою шпану, - сказал я, - и вон отсюда! Отныне на эту улицу
вход только по пропускам с моей подписью.
- Мы вам очень признательны, - сказала женщина, - это очень
великодушно с вашей стороны!
Ее спутник оказался смекалистее.
- Благодарить нужно по-другому! - сказал он достаточно бодро. -
Стаканчик! Чистого, медицинского!
Сразу видно, что мужик, хоть и интеллигент.
- Впрочем, - сказал он, - пройдемте в здание. Не стоит бегать в
темноте через весь двор с полным стаканом.
Женщина шла сзади и объясняла, как все случилось, хотя и так все было
ясно. Дуры бабы, ничего не понимают. В громадном зале аппаратуры оказалось
побольше, чем в нашем главном корпусе сборочного цеха турбин. А всяких
щитов с разноцветными лампочками, циферблатами и прочей математикой
хватило бы на десяток диспетчерских нашего завода-гиганта.
Провожатый подвел меня к сейфу:
- Услуга за услугу. Сейчас достанем спиритус вини...
- Он порылся в карманах, позвенел мелочью.
- Галя, ключ не у тебя?
Она пожала плечами, раскрыла сумочку: пудра, помада, духи, расческа,
еще что-то непонятное. Ключа не было.
Он навернул ко мне растерянное лицо. Видно думал, что начинаю
подозревать в жульничестве... Увел, мол, с улицы, где я хозяин, теперь
начинает выкидывать коники:
- Сбегаю на соседнюю кафедру. Сейфы у нас одинаковые, в прошлое
воскресенье Иван Варфаломеевич пользовался моим ключом.
Он махнул подруге рукой и быстро вышел. Слышно было, как прыгал через
несколько ступенек.
Я выглянул в окно. Соседний корпус располагался в добрых пятистах
метрах. Пока доберется...
- Опыт очень опасный? - спросил у нее.
Она ответила не сразу, уже думала о своем, потом выпалила жадно,
словно от меня могло прийти спасение:
- Для него - да! Здоровье у него слабое, каждый год ложится в
больницу!
- Есть же народ покрепче, - сказал я.
- Ученый совет не разрешает проводить опыт над человеком! А над
животными - ничего не дает.
Я посматривал на приготовленное ложе и думал, что болел только раз в
жизни. И то в детстве, когда объелся пирожными.
Я опустился в кресло, оно скрипнуло и разложилось.
- Давайте! - сказал я твердо.
Она смотрела громадными глазами, и я читал в них все, что она думала
в этот момент. Этот, мол, подходит куда больше. Ответственность? Пусть.
Зато ОН уцелеет. Для него и на преступление можно пойти, не только на
опасный опыт...
Она спешила, работала лихорадочно. Оказывается, нужно подсоединить
уйму всяких проволочек, надеть на голову и обе руки браслеты. Ничего, пока
тот добежит туда и назад...
Потом мир грохнул и разлетелся в огненной вспышке. Я успел только
заметить, как быстро-быстро замигали - все лампочки, а стрелки на
циферблатах скакнули и закружились...
В комнате колыхались два белых пятна. Одно склонилось прямо надо
мною. Я напрягся и вернул себе зрение. Это была женщина, Галя. А ее муж
метался по залу, бешено щелкал тумблерами, рвал рубильники, выдергивал из
штекеров оголенные провода.
И орал, ругался. Лицо было перекошенным. К чему крик и паника? Все
окончилось благополучно, видно по ее сияющему лицу. Успели.
Я поднялся. Голова сразу закружилась, в глазах потемнело, в дикой
черноте замигали звездочки.
- Лежите! - закричал он яростно. - Вам нужно лежать!
Но все уже прошло. Я был здоровым и чувствовал это. И не стоило
причитать, что мне грозила опасность. А тебе она не грозила? К тому же
моему здоровью все слоны в Африке завидуют.
Женщина подбежала со стаканом спирта. Удачно на этот раз сбегал
парень. Да только зря.
- Спасибо, - сказал я, - что-то не хочется.
Осторожно взял спирт из ее дрожащей руки и поставил на стол. У меня
рука не дрожала.
Оба смотрели на меня во все глаза. Неужели изменился? Вряд ли. Во
всяком случае, не внешне.
- Да, - сказал я. - Понимаю. Но не сейчас. Мне нужно подумать. Очень
о многом подумать.
Кивнул им и пошел к выходу. Они шли сзади, губы у них шевелились, но
я прислушивался только к собственным мыслям. Нужно остаться наедине с
самим собой и подумать. Теперь, после расщепления генетической памяти,
подумать есть о чем.
Да, только что я был дружинником у князя Ярослава, потом рубился на
поле Куликовом. На горячем казацком коне несся с оголенной саблей на
солдат наполеоновской гвардии... на белогвардейцев... на германский
танк... Были походы и сражения, удалые пиры и торжественные тризны... Но
все это было не главное.
- Вы слышите меня?! - надрывался мужчина.
Я кивнул и тут же забыл о нем. Это было не главное. Раньше всегда
считал, что и все мои предки вели такой же образ жизни: от жизни старались
взять побольше, а дать поменьше. Но как же с теми, кто сложил голову на
плахе за крамольные слова, кто пошел на каторгу с пометкой "политический"?
Чего мне не хватало, когда отказался от губернаторской родни, бросил
университет и начал мастерить бомбы для убийства царя? Знал же, что вместо
сытой обеспеченной жизни кончу на виселице или каторге!
- Послушайте, - сказал им на пороге. - Большое спасибо! Завтра зайду
и все расскажу. А пока - спокойной ночи!
Крепко пожал им руки и вышел на улицу. Громадный город уже спал. Шел
я медленно. Домой идти не хотелось, а куда нужно идти еще не знал.
Впрочем, целая ночь впереди. К утру придумаем, куда идти. И вообще, зачем
живем на свете.
Юрий НИКИТИН
ОППАНТ ПРИНИМАЕТ БОЙ
Оппант проснулся с тревожной мыслью о Куполе. Жизнь всего Племени
зависит от прочности Купола. Только он отгораживает от ядовитого воздуха,
испепеляющего зноя летом и всесокрушающей стужи зимой. Только Купол
отделяет от чудовищных животных планеты. Большинство живых существ
превосходят любого терма по размерам и массе в десятки раз. Иные - в сотни
и даже тысячи. Могут ли медлительные и беззащитные термы выстоять против
них? К тому же нет не только рогов, жала или ядовитых желез - нет даже
пассивной защиты: панциря! Нежные незащищенные тела термов повреждает
любая царапина...
Каждый член Племени в первую очередь думает о надежности Купола. О
том, как сделать его еще неуязвимее.
Все, сказал себе Оппант. Все думают, кроме неистового Итторка, самого
талантливого и самого нетерпеливого из термов...
Мысли Оппанта переключились на Итторка. Едва не больше всех в Племени
Оппант восхищался разносторонностью Итторка, его умением мгновенно
принимать решения, видеть суть проблемы, форсировать результаты... Такие
