- Да, - сказал Никольский с отчаянием. - Я же не думал, что могу
угадать. А редактор требует научную основу. "Нечего, - говорит, - мне
мистику разводить..."
- Немедленно уничтожьте рассказ. Сожгите рукопись! Где у вас
гарантия, что из четырех миллиардов человек не найдется маньяка,
способного взорвать нашу Землю?
Никольский уронил голову на ладони скрещенных рук. Лицо его было
белым.
- Поздно, - сказал он. - Я могу сжечь рукопись, но что это даст? Есть
еще журнальный вариант, он гораздо слабее в художественном отношении, но
изобретение описано там очень подробно. И этот номер уже вышел. Со дня на
день жду гонорар.
Старик вскочил. Волнуясь и ломая длинные пальцы с выпирающими
суставами, он забегал по комнате. Губы его подергивались.
- Что же делать? Что делать?..
Глаза у него были жалкими, словно его только что побили ни за что.
Никольский старался и все не мог поднять тяжелую голову. Словно вся кровь
превратилась в расплавленный свинец и затопила мозг. Во рту появилась
хинная горечь, стало вдруг невыносимо тоскливо.
Старик остановился перед ним и тряхнул за плечо костлявой рукой.
- Вы сумели выпустить джинна, - сказал он отчаянным голосом, - теперь
загоните его назад в бутылку!
- Каким образом? - спросил Никольский безнадежно.
- Это уж ваше дело! - огрызнулся старик. - Во всяком случае, мне не
по силам было бы и выпустить его на свободу! Вы сумели сломать печать
Соломона, теперь постарайтесь избавить нас от угрозы!
- Избавить! Если бы это было возможно... Но есть законы человеческого
развития... Открытие, сделанное однажды, никто не закроет... И ничем... И
никогда...
- Но что же тогда?
Никольский нашел в себе силы безнадежно пожать плечами:
- Против меча был изобретен панцирь... - сказал он нехотя, - против
пули - броня... Самолет и зенитка...
- Против яда - противоядие? - догадался старик. - Клин клином?
Никольский кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог смотреть
в измученные глаза старика, в которых сверкнула надежда.
- Так делайте же! - крикнул старик. - Немедленно!
- Это не так просто, - сказал Никольский тихо. - Хорошие идеи
приходят редко. А по заказу... Даже и не знаю, возможно ли так вообще...
- Но сейчас обстоятельства чрезвычайные. Вы обязаны!
- Знаю...
Он хорошо понимал всю безнадежность принятого решения. Только профаны
полагают, что фантазировать проще простого. Сел за пишущую машинку и стучи
о чем попало. Дунул, плюнул - и все! А здесь, оказывается, столько
законов, и ни один нельзя переступить. Даже если выполнены все мыслимые
требования, остаются законы человеческой психологии. Сколько ни говори,
что полезнее ходить пешком, а человек предпочитает ездить. Сколько ни
убеждай, что прыгать на ходу опасно, прыгали. Пока не появились
автоматические двери...
- Так сделайте эти автоматические двери! - сказал старик горячо.
Никольский вздрогнул от неожиданного вторжения в свои мысли.
Оказывается, он начал рассуждать вслух.
- У вас появилась идея? - спросил старик нервно. - Только не
отбрасывайте человечество назад в пещеры! И помните: для спасения
человечества никакие меры не велики! Что вы придумали?
- Так, - пожал плечами фантаст. - Ерунда одна. Разве что телепатия.
- Телепатия? - сказал старик с недоумением. - При чем тут телепатия?
Хотя... Если все будут знать мысли друг друга... то пусть кто и надумает
нехорошее... Гениальная идея!
- Бред собачий... - сказал Никольский тоскливо. - Вы представляете
себе мир, в котором все будут читать мысли друг друга?
Старик поежился, но сказал твердо, даже слишком твердо:
- Но человечество будет жить!
- Да, но захочет ли оно жить вообще? Гордые нарты в сходном случае
предпочли смерть... Человек может, конечно, иметь миллион нехороших
мыслишек, но все же он достаточно благороден, чтобы стыдиться их. В нашем
обществе этика, слава богу, достаточно сильна, чтобы закрыть дорогу любому
изобретению, если оно угрожает основам морали. Так что телепатия не
пройдет...
- Я понимаю, - сказал старик, подумав, - я понимаю, конечно, да... Но
лично я позволил бы в своих мыслях... Неприятно, конечно, весь как у врача
со своими язвами, но лечиться надо?
- В вашем возрасте меньше скрывают недостатки. Все понять - все
простить... Может, в этом и скрыта житейская мудрость. А вот молодежь
скорее запустит любую болезнь, чем признается окружающим.
- Окружающим, но не врачам! - возразил старик и осекся, увидев лицо
фантаста.
Никольский замер, стараясь сосредоточиться на робкой мыслишке,
мелькнувшей где-то в глубине воспаленного мозга. Окружающие и врачи...
Медкомиссия, когда ему пришла повестка в армию...
Старик отошел на цыпочках. Он видел, каким пламенем светилось лицо
фантаста. Этого было достаточно, чтобы замереть и не двигаться.
- В конце концов, - сказал Никольский вслух, - можно убрать и
последний нюанс неловкости. Психологов или психиатров в принципе можно
заменить диагностической машиной... Ее стесняться будут меньше... И не
надо, кстати, рыться во всех мыслях.
- Почему? - спросил старик, не дождавшись объяснения.
- А зачем? Земле угрожают только глобальные разрушения. Большие
мощности. Вот в этом направлении и пусть ищет машина. А мелкие грешки
оставим человеку. Иначе он и жить не захочет в стерильном мире...
- Захочет, - сказал старик не очень уверенно.
- Дело не только в этом. Сузится поиск, опасность будет выявляться
быстрее. Да и дешевле...
Он огляделся по сторонам.
- О, у вас есть пишущая машинка? "Мерседес"? Это неважно, лишь бы
работала. Нужно попробовать, пока что-то оформляется где-то в глубине...
Раньше он писал так, словно от его рассказов зависело существование
человечества.
А теперь нужно было писать намного лучше.
Юрий НИКИТИН
ЭСТАФЕТА
Когда Антон, насвистывая, вошел в свою комнату, оператор сразу же
усилил освещение и включил его любимую мелодию.
- Полезная машина, - Антон ласково похлопал по стене в том месте, где
должен был находиться оператор, - только что нос не утирает.
Крошечный пылесос и полотер бросились подбирать комочки грязи упавшие
с ботинок, пыль с пиджака. Дубликатор подхватил сброшенную рубашку и туфли
и тотчас же смолол их.
Антон выключил вспыхнувший было глазок гипновизора:
- Нет, сегодня зрелищ не будет. Будет работа, и на этот раз все
придется делать самому.
Он давно собирался заняться перестройкой дома, но отсутствие
свободного времени, а то и просто лень всегда мешали. Наконец его дом,
выстроенный еще пять лет назад, стал казаться допотопным чудищем по
сравнению с соседними, которые обновлялись и перестраивались по нескольку
раз в год. Оттягивать дальше было просто невозможно, и Антон, решившись,
почувствовал облегчение, словно уже сделал половину.
Полотер надраил пол, где прошелся Антон, и хотел было юркнуть в свою
щель, но Антон ухватил его за усик и швырнул в дубликатор. Полотер только
пискнул, за ним полетел пылесос, затем Антон, кряхтя, поднял японскую вазу
и тоже опустил ее в дробилку. С картинами было сложнее: полотна пришлось
скомкать, а раму из черного ореха сломать, иначе они не влезали в
дубликатор, зато голова Нефертити прошла в отверстие свободно. Передохнув,
Антон отнес несколько изящных раковин из атоллов Тихого океана.
Когда в комнатах остались одни голые стены, он захватил альбом с
трехмерными фотографиями новых домов, который ему вчера прислали по
телетрансу, дал команду на разрушение и вышел.
Пока стены плавились и застывали белой пластмассовой лужицей, он
внимательно перелистал альбом. Все-таки здорово изменилась архитектура за
последние пять лет. Ни одного знакомого силуэта. Взять, к слову сказать,
дома соседей. Почти не отстают от новейших форм! Недаром коллеги
подтрунивали над его спирально-эллиптическим домом, а ближайший сосед
вызвался лично посдирать светящиеся ленты со стен и повытаскивать штыри
башенки.
И все-таки, сколько Антон ни листал альбом, ни один из проектов
как-то не лег на душу. Даже почему-то стало жалко сломанного дома. Он еще
раз перелистал альбом, на этот раз с конца. Новые проекты вызывали
внутренний протест, Антону казалось, что архитектору на этот раз изменило
чувство меры, это не тряпки в конце-концов, когда какую только гадость не
напяливают. В доме все-таки жить.... Его старый дом был проще, уютнее и
солидней.
На улице становилось холодно. Антон вышел в безрукавке и шортах,
ветер постепенно давал о себе знать.
Постояв в нерешительности, он швырнул альбом в дубликатор:
- Восстановить все как было.
Через полчаса он вошел в дом, избегая прикасаться к еще горячим
стенам. На экране дубликатора красный огонек сменился зеленым, и Антон
распахнул дверцу. Оттуда в обратном порядке посыпались восстановленные
вещи, последним появился полотер.
В прихожей хлопнула дверь, по дереву застучали подкованные бериллием
сапоги.
- Привет троглодиту! - Аст в своих мерцающих тряпках был похож на
привидение из германского замка. - Я думал, что ты хоть сегодня
перестроишь эту пещеру. - Аст пошел к своей комнате, притронулся к стене и
тотчас отдернул руку. - Ого! Горячая!
Антон пожал плечами.
- Ты перестраивал? Но почему все по-прежнему?
- Не подыскал подходящей модели.
- Подходящей модели? - Сын все еще дул на пальцы. - Да они все
подходящие, и чем новей, тем лучше.
- Мне так не кажется.
- Ты отстаешь от времени, отец! - Аст ушел в свою комнату.
- Может быть, - вслух подумал Антон. - И черт с ним! Все равно мой
дом лучше всех.
Он вспомнил своего отца и засмеялся. Теперь он чуточку понимает его -
тот тоже не соглашался перестроить или обновить свой дом. Антон, тогда
четырнадцатилетний мальчишка, уговаривал отца заменить хотя бы устаревший
пенопласт виброгледом. В то время появились первые громоздкие дубликаторы
Д, но старик отказался и от этого. Он к дубликаторам относился сдержанно,
хотя сам был одним из их создателей. Антон восторженно принял Д-4;
возможность дублировать любую вещь, кроме органики, казалась чудом из
чудес, и он не мог понять привязанности отца к старым вещам. Какой скандал
разыгрался, когда он сунул в дубликатор нэцкэ и две лучшие фигурки из
карельской березы, которыми отец особенно гордился, так как вырезал их
около двух лет, а нэцкэ ценой невероятных усилий не то выменял, не то
просто выклянчил у какого-то известного японского коллекционера.
Старик просто побелел, когда увидел на столе десяток совершенно
одинаковых нэцкэ, среди которых самый совершенный анализ не нашел бы
подлинную. Впрочем, теперь все они были подлинниками. А вокруг этой кучки
стояла добрая сотня фигурок из карельской березы.
Антон тогда убежал из дому и долго шлялся по улицам, ожидая, когда
гнев отца утихнет, но трещина между ними постепенно превращалась в
пропасть, и через год Антон стал жить отдельно. К тому времени они
окончательно перестали понимать друг друга. Отец отказался установить в
доме усовершенствованную модель Д-4.
Антон поселился в двухстах километрах от отца, дубликатор ему не
полагалось иметь до шестнадцати лет, и на первых порах ему пришлось туго,
так как он захватил из дома отца только картину "На дальней планете", да и
ту без спроса. Эту картину отец особенно берег, но и Антон любил ее не
