руку стоял Кажан, вид был довольный, как у коршуна, уже вонзившего когти в
зайчонка. Слева держался угрюмолицый Рогдай. На Мрака старый воевода
посмотрел с укором, отвел взор.
-- Приветствую тебя, светлый царь,-- сказал Мрак. Он кивнул на
Ховраха,-- мы с другом откликнулись на твой зов.
Додон нахмурился:
-- Этот твой друг... он всего лишь наш дружинник.
Мрак покачал головой. Если Ховраха признать дружинником Додона, то
признать и его волю над ним. Никто не осудит, если своего дружинника
посадит на кол.
-- Он дружинник Медеи,-- сказал он твердо.-- Ты сам его отпустил с
царской службы.
Кажан порывался что-то сказать, но Рогдай опередил, громыхнув:
-- Верно, наш светлый царь это знает. Просто он сказал, что ему здесь
все знакомо. Пусть держится как дома.
Додон нахмурился еще сильнее. В глазах разгорались огоньки гнева.
Кажан крякнул досадливо:
-- Да-да, светлый царь именно это хотел сказать.
Искорки в глазах Додон превратились в пламя. Советники на глазах
гостей, хотят того или нет, показывают его дураком. Он движением бровей
подозвал отрока, передал знаки власти. Его узкие ладони легли на поручни
трона, сжали так, что побелела кожа, и суставы выступили острые, как шипы
на боевой палице.
Пухлые губы медленно растянулись в недоброй улыбке:
-- А мне говорили, что не приедут, не приедут... Да чтоб отважный
Мрак не явился на зов своего царя? А что это с тобой за витязь, чем облик
мне странно знаком?
-- Я приехал на твой зов,-- ответил Мрак,-- хоть ты и не мой царь. А
витязя этого зовут Любоцвет. Он присоединился к нам по дороге. К нашим
делам отношения не имеет, за нас не отвечает.
Любоцвет поклонился Додону. Румяное лицо его раскраснелось еще
больше, щеки вовсе залил жаркий румянец. Глаза счастливо блестели. На
Додона он смотрел жадно и неотрывно.
Рогдай бухнул гулким басом:
-- Да, ты немало поспособствовал нашему царству. И светлый царь не
оставляет своими милостями ни верных ему людей, ни тех чужаков, которые
чем-то помогли.
Додон метнул грозный взор на воеводу, снова посмел опередить, сказал
с натянутой усмешкой:
-- Да-да... Потому и пир, дабы всем воздать по заслугам. Всем сестрам
по серьгам. как говорят.
Внезапный шум далеко у парадных дверей прервал его речь. Додон
нахмурился. Рогдай мановением руки послал туда молчаливых стражей. Там уже
раздались раздраженные голоса.
Наконец дверь распахнулась и, расшвыривая стражей, ворвался... Гонта.
Лицо было поцарапано, под глазом расплылся кровоподтек. За Гонтой бежал
верещящий как заяц Ковань. Одежда постельничьего была разорвана, он
простирал вослед разбойнику дрожащие руки, вопил, верещал, взмахами дланей
бросал на него гридней.
Гонта метнул на Мрака злой взгляд, сбросил последнего стража с плеча:
-- Светлый царь!.. Прости, что чуть отстал от Мрака и Ховраха. Но на
пир не опоздал?
Додон опешил, из-за его спины угрожающе выдвинулись копья. Кажан
сказал злорадно:
-- Без тебя пир будет не тот. Но зачем ты при мече?
Гонта развел руками:
-- Прости, царь. Не успел снять у входа.
Додон помедлил с ответом. Кажан и Рогдай что-то наперебой шептали в
царские уши. Наконец Додон растянул губы в усмешке:
-- Я думаю, доблестному Гонте можно не снимать свой акинак, если ему
самому не помешает за столом. Я таких людей не опасаюсь.
Гонта поклонился:
-- Ты мудр, царь. Несмотря даже на таких советников. Такие, как я, не
бьют в спину.
Кажан впился в него взглядом, Рогдай кивнул, соглашаясь. Старый
воевода не отнес выпад Гонты на свой счет, а Кажан прожигал бывшего вожака
разбойников острым как ножи взором. Запыхавшийся Кавань мелким петушком
подбежал к помосту, бочком-бочком придвинулся к Кажану.
-- Тебя не ударят в спину,-- сказал он ядовито.-- Это тебе обещаю я,
царский постельничий.
Гонта медленно улыбнулся. Он понял, что хотел сказать Ковань, и
хотел, чтобы тот видел, что его поняли правильно. Он поднял голову и
широким жестом обвел статуи богов в нишах:
-- Беру в свидетели,-- заявил он громко.-- Больше в этом дворце мне
обратиться не к кому.
Рогдай вмешался в злой разговор, что перерастал в стычку:
-- Вас отведут в палаты. Помоетесь, смените одежку, отдохнете. На пир
вас позовут... Иди и ты, молодой витязь, раз уж ты с Мраком.
Щеки Любоцвета от удовольствия, что его засчитали в друзья Мрака,
вспыхнули жарким румянцем. Он порывался что-то сказать Додону, но тот уже
поспешно движением длани показал, что отпускает гостей до вечера. Глаза
тревожно бегали, пухлые губы вытянулись в линию. В лице впервые проступили
страх и растерянность. Трое держатся перед ним без страха, хотя в глазах
странное понимание своей участи. А еще с ними этот молодой богатырь, чье
лицо так неуловимо знакомо! Но если хотя бы даже заподозрили... только
заподозрили, что за пир им уготован, разве не обходили бы за тридевять
верст даже кордоны Куявии?
Когда за ними захлопнулись двери, он пробормотал сдавленным голосом:
-- Не понимаю... По виду, догадываются о ловушке. Но почему явились?
Что у них в рукаве?
Их вели через множество богато убранных палат. Стража топала сзади,
но было их столько, что толкались даже в широком коридоре. Ховрах
приветствовал всех встречных, Любоцвет с любопытством оглядывался по
сторонам. Мрак с печалью толкнул Гонту:
-- Дурень ты.
-- От мудрого слышу,-- огрызнулся Гонта.-- Погоди, я тебе еще верну
должок... До сих пор в левом ухе звенит!
-- А почему... гм... в ухе?
-- Не знаю. Как-то отдалось.
-- Гонта...
-- А что? Ты на пир, а мне что?
-- Гонта, у тебя Медея. А мне-то от жизни перепадет один-два лучика
солнца. Снеговая туча уже надвигается!
Впервые глаза Гонты потемнели, а плечи обвисли.
-- Да,-- признался он, голос дрогнул, изломался.-- Медея -- это все
лучшее в моей поганой жизни. И этого лучшего, как я и хотел, много... Есть
за что ухватиться. Больше всего на свете я страшусь ее потерять... но ведь
что-то же двигает нами! То, чему противиться не в силах. Вот до этой бы
силы докопаться! Что перед нею вся мощь волхвов?
В молчании они шли через хоромы. Им отвели лучшую часть в гостевой
половине, верно. Там обычно поселяли послов. Мрак огляделся, недоброе
чувство еще сильнее стеснило грудь. Слишком много ковров на стенах, за
которыми могут таиться слухачи, убийцы. Чересчур высок потолок, а в стенах
на стыке с потолком чернеют дыры.
Он натужно улыбался, вскидывал руки в приветствии, но по лицам челяди
и охраны видел какого свалял дурака. Какого дурака сваляли они все,
явившись в логово Додона.
В главную палату спешно стаскивали столы. Девки торопливо накрывали
скатертями. Сперва белыми, затем голубыми, синими, зелеными, желтыми,
оранжевыми, красными, а поверх всего -- пурпурными. Чтобы потом в разгар
пира можно было схватить скатерть за углы и унести вместе с посудой, а на
следующую тут же спешно ставить новые блюда, кувшины с вином, дабы пир не
прерывался ни на миг.
Задымили все поварни. Челядь сбивалась с ног, на заднем дворе
задыхались от дыма, там жарили на вертелах туши оленей, кабанов, лосей. Из
подвалов выкатывали бочки с вином. Гонцы помчались со двора в ближайшие
веси. Наказ был спешно везти к царскому двору птицу, гнать скот, наловить
для пира речной и озерной рыбы.
Ховрах потирал руки. Глаза плотоядно блестели. Пир начнется уже
сегодня вечером, а будет таким, о каком кощюнники сложат песни. Уже видно
по той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще прут, волы едва
жилы не порвали!
Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуло вдали только
однажды, но и то запах сказал ему, что прошла другая женщина. Даже запах
Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будто испарился...
Он не успел подняться на крыльцо, как услышал радостный визг. По
ступенькам сверху пронеслось, часто-часто топоча маленькими ножками,
что-то рыжее, визжащее, что сразу бросилось ему на грудь, обхватило
маленькими ручонками за шею, принялось звонко нацеловывать, прижиматься
всем тельцем, визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.
-- Кузя,-- сказал Мрак укоризненно,-- разве так себя ведут царские
дочери?
-- А как? -- засмеялась она.
Он важно надул щеки, принял строгий вид. Но когда попытался опустить
ее на пол, она забрыкалась и уцепилась за шею:
-- Нет! А то опять исчезнешь!
-- Кузя...
-- А что?.. Где я тебя искать буду?
-- Кузя,-- повторил он строго,-- женщине не положено искать мужчину.
-- Ну да,-- возразила она,-- а если ты сам меня не ищешь? Так и до
старости досижу!
Он передал ее в руки подоспевших нянек. Кузя орала и отбивалась, но
ее спеленали и унесли. Он еще долго слышал ее возмущенные протестующие
вопли. В них было столько обиды, что в груди защемило. Он старается никому
не причинять боль, а тут поди ты... Маленькое сердечко, а тоже свои
огорчения.
Пир начался поспешный, сумбурный, какой-то торопливо натужный. Во
всех очагах палаты жарко полыхал огонь, там жарилось мясо. Воздух,
пропитанный запахами вина и обильной еды, потяжелел, потемнел, будто
предательство очернило даже его. За окнами сгущались тучи, погромыхивал
далекий гром, в темном небе взблескивали молнии. За столами обливались
потом, расстегивали рубашки до пояса, а тяжелые пояса сбрасывали вовсе.
Мрак чувствовал как даже его зычный голос вязнет в густом как смола
воздухе. Люди стали похожи на рыб, лица были красные, распаленные, словно
после бани. С той лишь разницей, что грязь и пот выступили как будто еще
больше.
Гонта ел вяло, пить перестал после второго ковшика. Взгляд был острым
как у лесного зверя. Он чувствовал сгущающуюся вокруг них опасность,
искоса поглядывал на стены, откуда могут брызнуть длинные стрелы, держал в
поле зрения два широких ковра на стене, откуда могли метнуть дротики,
напрягался, когда мимо проходил кто из гуляк, людей Додона.
Мрак рыгнул, поднялся из-за стола. Взгляд держал мутным, покачивался,
пьяно улыбался. Гонта спросил громко:
-- Ты куда?
-- Я уже полон,-- ответил Мрак так же громко,-- а на столе вон еще
сколько всего... Пойду освобожу место!
Он захохотал, пошел между столами к выходу. Он чувствовал на спине
как взгляд Гонты, так как и пристальный взор Додона. Гонта, конечно, не
поверит в его опьянение, а Додон уже наверняка принял все меры, не
обеспокоится.
Вышел без спешки, в коридоре полно вооруженного люда. Опустив голову,
пробрался от ниши к нише. Дальше было свободное пространство, через
которое вела дорога в южную часть дворца. Туда, где размещались покои
царских дочерей. У стен стояли рослые воины. Их лица были подозрительными,
а глаза придирчиво ощупывали каждого, кто проходил мимо.
Громко бухая сапогами, прошел сотник, немолодой хмурый воин. Оглядел
каждого, что-то прорычал нечленораздельное. Мрак напряг слух, не услышал
ответ, но начальник стражи рявкнул еще злее:
-- Этот разбойник обязательно попытается пробраться на эту сторону!
Ему была обещана царская дочь, он это не забудет!
-- И что делать? -- спросил один из воинов.
-- Убить немедля,-- рявкнул сотник, стараясь понизить голос.-- Убить
сразу. Без предупреждения. Вас для того и поставили здесь по трое-четверо,
хотя обычно тут и одному делать нечего. Ясно?
Воины закивали. Один пробормотал:
-- Сделаем. Ведь за своего царя-батюшку. Говорят же, что он убить
замыслил.
Сотник посмотрел косо:
-- Гм... Ну, да. Особо присматривайтесь ко всем странствующим певцам,
