- Но я же вышел?
Она не сдавалась:
- Я же говорю, повезло!
Я хмыкнул, но промолчал, ибо даже ученому с мировым именем не хочется
говорить молодой и красивой женщине о своем возрасте, который как раз и
дал нужное преимущество. Эти двадцатилетние натренированные парни не могут
знать, как думает и что чувствует пятидесятилетний, им это еще
предстоит... если доживут, конечно. А я был и десятилетним, как они
когда-то были, и двадцатилетним, как они сейчас, и тридцати-, и сорока-, и
вот сейчас я просто чувствую или знаю, как мыслят эти пока еще простейшие
мозги, куда пойдут, что сделают, за какой угол повернут и в какую сторону
натренированно и мгновенно посмотрят, картинно выставив перед собой
пистолет в обеих ладонях.
Они действуют по лучшим в мире инструкциям, но я как раз из того
теста, которое пишет эти инструкции, ломает общепринятые системы, строит
новые, ниспровергает, снова строит. Я вижу наперед их простенькие мысли, а
им мои - пока слабо.
По ее лицу неожиданно проскочили сверху вниз полосы света. На миг я
увидел ее лицо таким, какое оно есть: милое и перепуганное, в глазах страх
и странная жадность успеть все увидеть и ощутить в этом предательском
мире.
- Повезло, - согласился я с неловкостью, словно подглядел за нею...
нет, не раздевающейся, сейчас это продемонстрируют без тени смущения, а
копающейся в носу или в заднице, - так повезло. Значит, счастливый я. Это
еще лучше.
- Почему?
- Значит, бог меня любит. А любят правых, верно?
Она огрызнулась:
- Скажи еще, крайне правых.
- В этом случай я крайне левый, - сообщил я. - Левее меня только Ева,
которую создали из левого ребра, и само Зло, которое вылезло из левого уха
Творца.
Тело уже охватывала смертельная усталость. Все-таки я хладнокровно
перебил... ну, пусть не хладнокровно, но во мне осталось нечто и от того
человечка старого мира, когда убивать еще нехорошо, когда можно только в
тюрьме по закону о тяжких преступлениях, с отстрочками и апелляциями, да и
то вроде бы казнь отменили...
И еще поднималось смутное ощущение, что где-то просмотрел еще одну
ошибку. Чего-то еще не учел. Понятно, сверхтренированные омоновцы не
ожидали, что немолодой ученый, академик, вдруг да решится на отпор, к тому
же этот пистолет нового поколения помог... но все же, все же не должен я
со всей своей проницательностью и заглядыванием в будущее пройти таким
победным маршем из самых глубин кремлевских подземелий к самому выходу!
Но я все тот же. Значит, что-то неладное у противника.
- Скажи честно, - спросил я, - чего ты за мной увязалась?
- Хочу не пропустить, как тебя убьют, - сказала она очень искренним
голосом.
Сверху начал шириться свет. Я пригнул ее к полу, сам пригнулся,
прячась за железной стенкой лифта. В кабине стало ярко, как на сцене, пол
попытался подбросить к потолку. Я сжался, не привык к таким резким
переходам от перегрузки к невесомости.
Из комнаты донесся усталый голос:
- Что там такое?
И второй голос, помоложе:
- В лифте никого, товарищ капитан.
- А, черт!..
- Погнать обратно?
- Черт... Пусть стоит. Нужно будет, сами заберут.
Затем я услышал приближающиеся шаги.
Глава 45
Стелла упиралась мягким теплым боком, не дышала. Я тоже задержал
дыхание, резко поднялся, одновременно нажимая на курок. Автомат затрясся,
пытаясь вывернуться из рук. По ушам ударил грохот. Широкий парень в
комбинезоне защитного цвета задергался, на груди появились рваные дыры,
оттуда с готовностью выплеснулись красные струйки.
Я поспешно сместил дергающийся ствол чуть в сторону. В глубине
комнаты вскочил человек, омоновец наконец рухнул навзничь. Автомат в моих
дернулся в последний раз, человек отшатнулся к стене.
В тишине слышно было только мое хриплые дыхание. Дрожащими пальцами я
поменял рожок, открыл дверь. Стелла выскользнула следом. Под стеной лежал,
пытаясь приподняться на локоть, офицер, которого называли Петровым. Лицо
его были перекошено болью, из груди и живота тоненькими струйками текла
кровь.
Я подбежал, держа его лицо на прицеле, готовый в каждый миг нажать на
курок. Расширенные глаза отыскали мое лицо. Он прошептал:
- Я ранен...
- А ты ждал ордена? - спросил я люто.
Он поднес к лицу ладонь, обагренную кровью. Глаза еще больше
расширились в смертельном ужасе:
- Я ранен!.. Врача!.. Немедленно врача!
- Сейчас, разбежался, - ответил я еще злее. - Тебе что, нечего больше
сказать, чтобы я... так и быть, проявил некоторое милосердие?
Глаза его наполнились смертельным ужасом. На губах уже пузырилась
кровавая пена, он все еще не понимал, что уже убит, никто не верит в свою
смерть, особенно те, кого учили убивать других.
- Вы обязаны... - прошептали его уже холодеющие губы. - Ваш долг...
цивилизованного... человека...
- Да на этот ваш долг, - сказал я, - положил...
Я сказал, что я положил, нимало не стесняясь княжны, и где видел этот
долг и в какой обуви. Его глаза полны уже не только ужасом, но и
отчаянием.
- Я скажу важное, - прошептал он, - но вы должны вызвать врачей...
Всех... самых лучших... Вторая группа захвата направлена по домам ко всем
членам правительства... На тот случай, если кто из вас... заартачится... в
наших руках... ваши семьи...
Я отпрянул, по телу пробежала холодная волна, я снова ощутил, как
напрягаются мышцы, а усталое сердце откуда-то черпает силы. Или за счет
чего-то.
- Когда? - спросил я резко.
- Одновременно...
Он хрипел, скрюченные пальцы хватали воздух. Я бросился в двери.
Княжна вскрикнула:
- А милосердие?
Я обернулся:
- Ах да...
Автомат коротко встряхнуло, грохот еще метался по комнате, отпрыгивая
от стен, сшибаясь с эхом, а я уже повернулся и побежал к выходу, это уже
совсем рядом, близко, осталось только подняться по коридору, а там двери к
солнцу и ветру... Краем сознания я знал, что встречу, скорее всего, град
пуль в упор, вряд ли успею даже нажать курок, но это знал футуролог,
академик и все такое, а бежал по коридору мужчина... может быть даже не
мужчина, а первобытный зверь, который обязан защищать семью, детенышей,
стаю, племя, народ...
Княжна догнала, бежала молча, только когда впереди замаячила широкая
дверь, я услышал сзади горький упрек:
- Это и есть твое милосердие?
Я ответил, что сейчас выстрел в голову и есть удар мизерикордией, но
потом понял, что ответил лишь в мыслях, ибо отвечать на любой вопрос -
рефлекс воспитанного человека, а на самом деле я добежал и ударился в
дверь, в последний миг со смертным страхом поняв, что все бесполезно, эта
ж дверь открывается по особому коду, сам видел...
Тяжелая, как сейф, дверь чуть сдвинулась. Не веря себе, я налег
плечом, уперся ногами. Дверь медленно начала открываться. В щель ворвался
солнечный луч, прорезал полумрак, в нем, как в луче прожектора, заплясала
пыль. А из внешнего мира донесся частый сухой треск, словно гигантские
руки одновременно раздирали сто тысяч просушенных простыней.
За спиной послышался потрясенный голос:
- Ничего не понимаю...
Я тоже не понимал, почему меня не встретили автоматной очередью,
почему не перехватили раньше, почему в предбаннике только омоновец и этот,
который Петров. Но плечо мое уже дожало дверь, я всего на миг высунул
голову, разом охватывая всю площадь, все те же желтые листья, несомые
ветром, словно я не пробыл целую вечность в кремлевских подземельях, не
убивал, не бегал по коридорам с убивающим железом в руках.
Из-за дальней церквушки высовывался нос или корма зеленого как
ящерица бронетранспортера. Там громыхало, тяжелый корпус содрогался,
покачивался, но выстрелы пушки тонули в чудовищном треске, который я не
сразу определил как обыкновенные выстрелы... если бы мог поверить, что
тысячи людей одновременно стреляют из охотничьих ружей и пистолетов.
Внизу, прямо за мраморными ступеньками, застыли автомобили. Все
черные, внушительные, разных марок, в одном из них даже дверца приоткрыта.
Я ожидал увидеть торчащие ноги водителя, они почему-то все сразу впадают в
сон, едва машина останавливается, но за рулем, как и в салоне пусто...
Будь я, в самом деле, подозрительным человеком, я бы чего-нибудь да
заподозрил, а так, авось, не взорвусь, перебежал через открытое место,
распахнул дверцу шире, ввалился головой вовнутрь. Что-то треснуло, то ли
по мне выстрелили и промахнулись, то ли хрустнула коленная чашечка.
Мотор запустился сразу, послушныйи мощный. Я его почти не слышал, мои
руки хватали рычаги, ступни топтали педали, кое-как развернулся, подогнал
к крыльцу. Стелла не стала ждать, пока я, как на коне, заеду по ступенькам
в Кремлевский дворец. Сбежала вниз легкая, как козленок, шейпингистка
чертова, юркнула на сидение рядом. Вскрикнула:
- Ой!.. Мы попались!
Со стороны ворот треск стал слабее, я с изумлением наконец-то
поверил, что это одновременно стреляют из мелочевки, вроде пистолетов и
винтовок, сотни людей, если не тысячи.
Машина начала медленно двигаться, нога моя поспешно нажала на тормоз.
Из кремлевских ворот валила огромная тесная толпа. Я видел красные от
усилия лица, все пытались прорваться к Кремль первыми, у всех винтовки,
пистолеты. Ни одного военного или милиционера, все в гражданском, кое у
кого кровь на лице, но все бегут рассвирепевшие, как бешеные псы, ничего
не видя, в глазах безумие и страсть к убийству...
Я поспешно распахнул дверцу, в желудке похолодело, ибо разом оказался
в прицеле сотни ружей, вылез и замахал руками:
- Их штаб вон в той церквушке!.. Но там подвал, туда не добраться с
ходу...
Меня окружили, пахнуло потом и кровью, жаром горячих тел. Почти все
молодые, но я заметил и несколько человек явно моего возраста, серьезные и
с хорошими добротными винтовками. Их глаза раздели меня, ощупали, снова
одели, один крикнул:
- Где правительство?
- Кречет на Востоке, - ответил я, - а остальных интернировали в своих
кабинетах.
- Интернировали? - переспросил кто-то. - Это что ж, расстреляли? Или
повесили?
- Пока только заперли, - пояснил я. - Вешать собирались завтра. У
вас, как я вижу, сил хватит.
В ворота вваливались все новые толпы, неслись, огибая нас, молодые
парни оглянулись и поспешили к Кремлевскому дворцу, а один из этих старших
кивнул:
- Не получится у них, Никольский. Айда, ребята!
Я крикнул вдогонку:
- Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы, случаем, не слушали мои лекции?
Тот удивился:
- Лекции? А ты что, и лекции уже читал? Даешь!
- А откуда, - крикнул я в спину, - вы знаете мое имя?
Он крикнул от самых дверей:
- В финале... В полутяжелом... Ты мне еще бровь...
Его внесло в разбитые ворота. Слышно было, как застрочил пулемет, в
ответ раздались выстрелы. Многотысячная толпа, заполонившая весь Кремль, с
готовностью начала стрелять по окнам, не давая высунуть и палец.
Я забрался в машину, начал выворачивать руль:
- Поехали. Здесь зрелище не для тебя.
Она зябко повела плечами:
- Да, эти в благородный плен брать не будут.
- Думаю, никакая экспертиза не опознает, - согласился я. - Но кто
идет за шерстью, рискует вернуться стриженым.
В воротах было столько навалено трупов, что пришлось вылезти,
оттащить самые-самые, но и потом в двух местах правую сторону подбросило,
послышался крякающий звук, словно давили огромные орехи. Стелла
побледнела, полузакрыла глаза.
Я приспустил окно с ее стороны. Похоже, ей в самом деле стало лучше,
