герцог, я едва узнал их по рыжей лошадке и белому жеребцу.
Воевода приветственно помахал им издали:
- Все в порядке. Чудовище повержено. Я ж говорил, нашему герою надо
было сразу самому... Кто, окромя него, справился так бы легко и просто?
Я с содроганием оглянулся на зеленую глыбу, что заслоняла половину
неба. Из широкой пасти выползала клейкая слюна, похожая на выползающую из
вулкана лаву. Трещина на черепе зияла кривая, с зазубринами. На удар
благородного меча непохоже, но воевода наверняка объявит, что я побрезговал
бить поганую жабу благородным мечом, а шарахнул рукоятью. А то и лбом.
Принцесса, бледная и с кругами под глазами, посмотрела на меня
исподлобья, плечи ее зябко передернулись. Мне на миг почудилось, что ей
хотелось бы моего поражения. Не гибели, нет, а именно поражения. Хоть в
чем-то.
Не говоря ни слова, отвернулась. Не к герцогу, а в сторону воеводы,
который тут же отечески обнял и погладил по голове. По лицу герцога пошли
зеленые пятна.
Воевода проговорил ласково:
- Потерпи, моя ласточка... Мы уже совсем были рядом! А этот проклятый
зверь отогнал нас на... уж не знаю, на сколько верст и сколько суток.
Мчались мы быстро, надо признать...
Она всхлипнула, зарылась лицом в его широкую грудь. На лице старого
воина было такое сочувствие, что даже пики усов вроде бы чуть опустились
медленно и печально.
Он посмотрел на солнце:
- Хотя, если отыщем в этой стене проход...
Не проехали и полуверсты, как впереди в темной стене показалась
трещина. Когда наши кони приблизились, из щели под ноги приглашающе легла
ровная утоптанная дорога шириной в три копья. По бокам такие же четные
отвесные стены, а далеко впереди проход заканчивался широким зеленым
простором.
Мы с воеводой вырвались вперед, впереди было голубое небо и зеленая
трава, только две черные стены ощутимо давили с обеих сторон. Я на ходу
задирал голову, но края настолько высоко, что не увидеть, если ли там
наблюдающие за нами люди.
- Никто не нападет? - спросил я с тревогой. - Место уж больно поганое.
- Не должны, - сказал воевода. - Не должны.
- Почему?
- А грабить-то как?
Он посмотрел победно, усы хвастливо встопорщились еще круче.
- А что, - пробормотал я, немного сбитый с толку, - обязательно
грабить?
Воевода поперхнулся, конь под ним дернулся, притер меня боком к
каменной стене. По сапогу чиркнуло острым, словно вилкой.
- А как же иначе?
- Можно иначе, - сказал я невесело, - еще как можно...
Перед глазами встала улица с оборванными трубками в телефонных будках,
разбитыми стеклами в павильонах, изрезанными сидениями в троллейбусах,
матерными словами на стенах домов и заборах...
Воевода посмотрел с глубоким уважением:
- Где ты только не бывал! Я думал, дурак дураком, варвар неотесанный,
а ты и в цивилизациях потерся... Небось, немало награбил?
- При чем тут цивилизации? - спросил я, игнорируя вопрос, сколько
награбил.
- А как же? Только в цивилизациях можно делать гадости один другому
без выгоды. Просто так! Дикари до такого не додумаются!.. А здесь мир
прост. Здесь никто камень просто так не кинет. Да и вообще...
- Что "вообще"?
- Не должны, - успокоил он, но как-то неуверенно. - Это уж будет
совсем перебор! Нельзя ж так...
- Что нельзя?
- Передышку какую-то да надо! - объяснил он устало. - А то все эти
погони, бегство, рубка да схватки осточертеют, если ничо окромя них не
будет.
Я невольно оглянулся. Далеко позади тащился поредевший отряд,
принцесса и герцог, как всегда, во главе, если нас не считать, Само самой
прикинулось, как она будет под плащом, ночью, озябшая и дрожащая, как будет
совать мне подмышки холодные ладошки с мерзкими как у лягушки пальцами, а
то и взбираться как озябший котенок на мою огромную широкую грудь, где
мощно бьется горячее сердце.
- Смотря кто за всем этим стоит, - ответил я вздыхая, - если дурак или
неумеха... или же не простой, а ищущий... черт бы побрал таких...
Воевода вздрогнул, побледнел, осмотрелся по сторонам с тревогой:
- Да, тогда можно ожидать всего...
Я чувствовал как воздух в моей груди стоит запертый, как Дантес в
замке Иф. Плечи мои напряглись, мои мышцы уже чувствовали как острые камни
с огромной высоты ударят, разрывая кожу и плоть, ломая хрящи и кости. Даже
просто сорвавшийся сверху камешек способен убить любого из нас...
Черные стены мучительно медленно двигались по обе стороны. Простор
впереди ширился, я сжался в ком, когда поравнялся с краем вставшей на дыбы
плиты, По спине пробежали крупные мурашки.
Конь взыграл и прибавил шаг. Впереди, над зеленым ковром порхают
бабочки, блестят сухие крылья стрекоз. Воздух весь в ароматах свежего
прохладного сока, стоит только хватить крепкими зубами сочные стебли...
В висках заломило. Глаза начали вылезать из черепа, я разблокировал
грудь, из меня вырвалась огненная струя отработанного воздуха, а взамен
хлынуло такое море, что я закашлялся как Феликс Эдмундович.
Справа и слева от стремени уже простор, а черная исполинская стена
уплыла за спину. Там из прохода выезжали всадники, рыжая лошадка принцессы
впереди, воевода что-то объяснял, делая короткие рубящие жесты, а однажды
даже полоснул ребром ладони по горлу. Мне показалось, что посматривает в
мою сторону.
Глава 34
Впереди в зеленой долине ярко желтым пятном выделялось странноватое
село. Скопище сараев, конюшен, амбаров, крытых токов. Из других построек, я
с трудом вычленил еще кузницу, да и то лишь по синему дымку, что узкими
струями выбивался из всех щелей в дырявой крыше. Дома, если это дома,
непривычно желтые, крыши с загнутыми вверх краями, словно усы воеводы
Вырвибока...
Даже сторожевые башни - как же без них1 - как одна с кокетливо
задранными концами, словно стараются собрать весь дождь и удержать на себе,
а на землю чтоб ни капли.
Кони наши шли наметом, странное село: крепость - не крепость, замок -
не замок, приближалось, я различил крохотные фигурки в таких же ядовито
желтых халатах. Ни один не работал, все либо кувыркались, либо прыгали,
кидались на деревья.
Отдельно, на утоптанном поле, целая группа, стоя в шахматном порядке,
делала одинаковые движения, словно репетировали открытие Олимпийских игр.
В моей душе начало что-то шевелиться, а варварский мозг, отвыкший при
таких мышцах думать вовсе - а за плечами еще и длинный меч! - заскрипел
жерновами, там заскрежетало, задвигалось
- Ни хрена себе, - вырвалось у меня. - А как же их знаменитая
доктрина?
Подъехал воевода, настороженно посмотрел в сторону желтого монастыря,
перевел вопрошающий взгляд на меня. В глазах старого воина, знающего все
военные доктрины всех времен и народов, рос стыд, что чего-то в своем деле
не знает.
- Доктрина?
- Что ни один китайский солдат не находится на чужой земле, - объяснил
я. - И если сами китайцы куда-то заберутся, то своих правил не навязывают.
Воевода, не глядя, пощупал удобно ли торчит рукоять топора. Лицо
посуровело, глаза из-под мохнатых бровей метнули молнию.
- Ну-ну... Проверим.
Я сказал предостерегающе:
- Нам только доставить принцессу в пункт Б.
Он удивился:
- А я о чем?.. Кратчайшая дорога лежит по прямой. То-есть, через эту
долину. Думаешь, я ищу драки?
Я смолчал, подумал, только, что если будет стычка, то надо и самому
быть поближе с этим драчливым, что боится умереть в постели. И хотя бы пару
крепких воинов из числа уцелевших поставить с ним рядом. Правда, шпион на
шпионе...
Мы поравнялись с первыми постройками, я наконец-то рассмотрел, что это
нагромождение построек все же из бревен, только зачем-то перемазано желтой
глиной. Глина быстро сохла, отваливалась комьями, несколько человек ходили
с ведрами и постоянно нашлепывали новые ломти. Бритые головы блестели так
же желто, только у одного вдруг проглянул ромбик синеватой кожи, я
запоздало догадался, что и головы тоже замазывают глиной.
- Здравы будете, кита°зы! - гаркнул воевода зычно. - А скажите мне,
местному, какого хрена сюда забрались?
Люди в желтых халатах довольно переглянулись, оба не могли сдержать
счастливых улыбок, губы растянулись до ушей, а глаза стали как щелочки.
Один ступил вперед, поклонился:
- Будь и ты здрав, доблестный мандарин!.. Спасибо, что принял нас за
китайцев, но мы, увы, всего лишь русские... Однако мы стараемся во всю,
овладеваем древними науками Высшего Знания через Незнание, и уже достигли
немалого... Будь нашим гостем, доблестный мандарин!
Воевода наблюдал и слушал обалдело, наконец прорычал зло:
- Какой я тебе на хрен хрюкт? Я воевода!
- Ты столь доблестен и устрашающ, - сказал человек с поклоном, - что
мы тебя приняли не за какого-то воеводу, а за самого китайского мандарина!
Позволь, поможем тебе слезть с коня...
- Брысь, - сказал воевода. - Я и на коне въеду в вашу... это у вас что
за собачья будка в три поверха?
Он пустил коня вперед, ворота во внутренний замок уже открывали, там
тоже кланялись. Мужик спешил сзади, путаясь в полах халата как в соплях,
объяснял торопливо:
- Это у нас монастырь такой!.. У них там в Китае монастырь, из
которого бредут по свету ихние калики в поисках справедливости! Вот мы и
построили у себя тоже, чтоб значитца... Все, как у них...
Воевода сказал брезгливо:
- Ну да?.. А на кой черт глиной перепачкали?
- Так у них весь монастырь из глины, - объяснил мужик словоохотливо. -
И все там из глины!.. У нас же глина в редкость. Вот и строим из каких-то
паршивых бревен, а потом глиной только замазываем, чтобы на бедность нашу
не соромно смотреть самим.
На окраину русского села с китайским обликом въезжали передние
всадники, принцесса и герцог во главе. Воевода с таким остервенением
замахал обеими руками, чтобы проезжали мимо, словно здесь все уже пошли
трупными пятнами от испанской чумы.
Герцог пожал плечами, холеное лицо оставалось холодным и надменным. Не
поворачивая головы, проехал мимо врат, а мы с воеводой пустили коней вглубь
двора. Воевода еще крикнул зычно:
- Езжайте, езжайте!.. Мы только воды студеной напьемся, а там нагоним.
Герцог бросил в мою сторону ненавидящий взгляд, в котором читалось: не
торопитесь. Пусть вас там хоть эти желтые чем-нибудь заразят.
Во дворе один бедолага изгибался как припадочный, руки и ноги
выворачивало, а широкая рожа устрашающе перекашивалась. Воевода
сочувствующе покачивал головой, сколько ж тут собралось богом обиженных,
увечных еще в утробе, юродивых и слюни пускающих. Одному, особо жутко
дергающемуся, бросил монетку. Несчастный был даже подпоясал веревкой
черного цвета, что явно означало скорую черную смерть.
На крыльцо вышли двое в желтых халатах в желтых высоких шапках. Мы с
воеводой сразу признали старших, только они в шапках, а что один тощий как
жердь, а другой грузный как корова на задних нонах, то явно ж болезнь дает
о себе знать
Оба держали по широкой миске, наполненной водой. Воевода подозрительно
хрюкнул, ему бы в простом ковшике, ему ж не обязательно рылом влезать в
кувшин, я пихнул его в бок:
- Это не нарочно. Пиала!
- Пи...
- Пиала. Эх, широк русский человек, широк...
Воевода не понял, переспросил
- Что говоришь?
- Широк, говорю, русский человек... Чересчур широк! Надо бы - сузить.
Последние слова я произнес со злостью, воевода понял по-своему, с
лязгом бросил руку на рукоять топора, он любил этот лязг металла, а я
напомнил:
- Ты пей воду. Нам еще догонять тех... которые свои.
Мои пальцы соприкоснулись с пальцами настоятеля или тренера этого
монастыря, я ощутил короткий электрический разряд. Его глаза расширились, а
я взял чашу и припал к холодной чистой воде.
Воевода, напротив, пил медленно, осторожно, брезгливо процеживая воду
