коня по гриве. умолял, просил, убеждал, смеялся, а черная стена все ближе,
вороной как почуял конец пути и, весь мокрый как большая черная рыба, в
клочьях пены, все несся, не сбавляя скорости.
Наш отряд растянулся в бешеной скачке: принцесса и герцог впереди, за
ними две служанки, а тяжелые воины на измученных конях отстают все больше и
больше.
Глава 33
Задний оглянулся, встретился с нами взглядами. Это был немолодой
дружинник, на щеке шрам, в ладно подогнанной кольчуге с чужого плеча, с
широким топором за спиной в ременной петле. Его взгляд скользнул поверх
наших голов, мы видели как на его бледном лице заходили желваки, в глазах
вспыхнул стальной блеск. На щеках проступили красные пятна. Лицо медленно
становилось суровым и решительным.
Выпрямившись в седле, он подобрал поводья, начиная придерживать бешено
скачущего коня.
- Торопись! - крикнул я.
- Нет, - ответил он медленно и красиво. Глаза его сверкнули молодой
удалью и отвагой, голос окреп, а плечи стали еще шире. - Скачите во весь
опор. Я его задержу.
Воевода гаркнул сердито:
- Ты погибнешь, дурак!
- Но Куявия будет жить, - ответил он коротко и натянул поводья.
Конь встал на дыбы, замолотил по воздуху передними копытами. Затем
старый воин развернул коня, а мы пронеслись мимо как две гигантские стрелы.
Сзади рев прервался, послышалось рычание, звон железа.
Земля мелькала под конскими брюхами, сливаясь в серое пестрящее
полотно. Я все придерживал вороного, он все еще стремился догнать и
обогнать скачущих впереди, но я уже видел, что у всех воинов кони покрылись
мылом, с узды ветром срывает клочья пени.
Когда оглянулся, красный зверь был далеко позади. Из груди вырвался
вздох облегчения, но рядом несся хмурый как ночь воевода. Встретив мой
взгляд, крикнул зло:
- Каркоган был добрым и веселым человеком, но воином... Его этому богу
на один зуб!
Вскоре земля в самом деле снова начала подрагивать под тяжелым ударами
чудовищных лап. В спину толкнул настигающий рев. Один из воинов, что несся
на взмыленном коне прямо перед нами, решительно потянул повод. Конь с
облегчением начал замедлять скачку.
Воевода бросил сердито:
- Куда?
- Скачите! - крикнул тот. - Я его задержу.
- Погибнешь, дурак!
- Но Артания будет жить!
Мы успели увидеть как он развернул коня, явно желая самому ударить на
чужого бога, смять его конем, вонзить в него острое копье...
Мы пронеслись мимо, а за спиной услышали треск, звон железа,
раздраженный рев, что тут же стал торжествующим, затем хруст человеческих и
конских костей, Ровная стена гор вырастала, хоть и очень медленно, но
тяжелый топот возник снова, и снова заколебалась земля под тяжелыми
прыжками.
Впереди нашего отряда неслись в одиночестве принцесса и герцог. Слуги
и служанки постепенно отставали, а воины сами придерживали коней, оставаясь
живым щитом между своими господами и чудовищем.
Еще один начал придерживать коня. Воевода крикнул раздраженно:
- Куда?
- Я останусь.
- Зачем?
- Я его задержу.
- Ты погибнешь, дурень!
- Но Фолклендские острова будут жить!
И хотя, как сейчас выяснилось, это был презренный шпион из какой-то
Фолклендии, в этот момент он был прекрасен, ибо каким-то образом ощутил
общность людей перед лицом... перед мордой чудовища обло, озорно и вообще
просто нечеловека, который уничтожает человеков, невзирая на их
принадлежность к разным государствам, этническим и прочим конфессиям.
Однако затихший было рев настигал снова. Мы все мчались, приникнув к
конским гривам, однако я заметил как один воин начал оглядываться чаще
других. Его некрасивое лицо стало прекрасным и светлым, глаза засияли как
звезды.
Когда его рука натянула поводья, мы все ощутили, что именно страшное и
прекрасное он задумал.
- Ты погибнешь! - воскликнул воевода.
- Но цивилизация будет жить, - ответил он.
Мы успели увидеть как красиво как в танце широко раскрылся в повороте
красный плащ, конь взвился на дыбы мощно и трагически заржал, прощаясь,
затем мы унеслись дальше к жизни, а он, молодой и красивый, ринулся
навстречу бессмертию.
Мы уже начали было думать, что чудовище нас не настигнет, но
послышался сперва глухой рев, затем земля затряслась от тяжелых прыжков.
Наши кони неслись как тяжело груженный усталый ветер, но чудовище, каждым
скоком перекрывая пять конских прыжков, медленно, но упорно настигало.
Еще один воин придержал коня. Конь встал на дыбы, изящные ноги,
созданные для поцелуев, красиво замелькали в воздухе. Лицо этого человека
было прекрасным, суровым и трагичным. Он знал, что с этого момента, он
малый и ничтожный человек, становится тем, о ком будут петь песни, а
родством с которым будут гордиться.
Чудовище неслось крупными тяжелыми прыжками. Я рассмотрел над ним
красную полоску, что медленно удлинялась, стала желтой. Значит, чудовище
уже было на волосок от гибели, но теперь регенерируется, восстанавливает
жизнь, и все жертвы были напрасны!..
- Ты погибнешь! - вскричал воевода.
- Но вселенная будет жить, - ответил воин звучно. В его правой руке
блеснул боевой топор. На лезвии плясали искорки и металась огненная змейка,
Его лицо расширилось, как и плечи, а рукоять топора удлинилась на треть. Он
уже принадлежал другому миру, и сквозь него смотрели, как его предки,
гордясь потомком, так и цепь гордых потомков, гордящихся героем из седой
древности.
Каменная стена надвинулась, заняла полнеба, мы с ужасом видели, что
она абсолютно ровная, без единой трещинки. Принцесса и герцог уже повернули
коней, помчались вдоль стены.
Еще один нахлобучил на голову шлем, ухватил топор покрепче и остановил
коня. Конские бока тяжело раздувались, глаза были замученные, испуганные.
Всадник ласково похлопал его по боку:
- Потерпи чуть... Сейчас придет отдых... Немного боли и все...
- Ты погибнешь! - сурово и понимающе вскричал воевода.
- Но принцесса - нет, - ответил воин торжественно.
Он повернул коня и стал ожидать чудовищного бога. Мы с воеводой
промчались мимо молча, не глядя друг на друга и не разговаривая. Ветер
свистел в ушах, в разгоряченной голове мелькнула суматошная мысль: нет,
надо было остаться на стороне орков. У них юниты покруче.
Несбалансированность явная...
В дробном конском топоте мне почудилось пение небесных дев, хлопанье
их лебединых крыльев, даже уловил стук деревянной колесницы Одина, с
которой одноглазый асс посылает крылатых девственниц подхватывать павших
героев.
Звучно и мощно прогремел боевой рог. Снова мне почудилось, что
раздался сверху, из мест более высоких, чем верхушки самых высоких
деревьев, даже в вершин этих гор, у подножья которых мчимся.
Рука моя достала меч, конь начал замедлять бег. Воевода оглянулся. В
глазах старика были гордая печаль и печальная гордость, смешанные
настолько, что как в комке пластилина я не различил бы где что начинается,
да и на хрен мне разбираться, когда сзади рев, топот, лязганье зубов.
- Ты, - сказал воевода просто, - наша единственная надежда. Если не
ты, то кто?
Я соскочил с коня, шлепнул по спине:
- Уходи. Я не хочу, чтобы эта ящерица тебя поцарапала.
- Как ты благороден, - прошептал воевода с почтением.
Я уже смотрел на приближающегося зверя. За спиной простучал конский
топот, воевода догонял свой отряд, а я с мечом с руке наотлет остался
ждать, слушая звуки небесных сфер,
За моей спиной в двух шагах загораживала солнце стена, ровная как
могильная плита в пару верст вверх и на пару сотен верст в длину. Солнце
осталось за горой, я стоял в тени, чувствуя как по всему телу бегут горячие
струйки пота.
Красный зверь несся огромными прыжками на четырех, как вынырнувший из
огня варан, но когда увидел меня, заступившего ему дорогу, взревел и
по-медвежьи встал на задние лапы. Брюхо было пурпурное, покрытое чешуей из
мифрила, самого прочного металла на свете, а с боков наползали щитки из
того же мифрила. На морде выступы из мифрила
Но я, обомлев от изумления видел, что пугающая длинная зеленая
полоска, сменилась даже не желтой, а вовсе красной, а от той остался самый
кончик! Только бы не прибил с первого удара, мелькнула суматошная мысль,
только бы успеть... Я не успел сам додумать, что надо успеть, ведь чешую из
мифрила ничем не пробить, как зверь со страшным ревом бросился на
посмевшего загородить ему дорогу.
Из раскрытой пасти капала кровь, между зубов застряли клочья
окровавленного мяса, я рассмотрел даже вцепившуюся в зуб кисть руки того
красивого, который пошел умирать не за страну, а за принцессу... Красный
кончик меры жизни дрогнул и чуть раздвинулся, регенерация идет, я поспешно
бросился навстречу зверю. Я услышал сухой треск, словно над головой ударила
молния. Выступ скалы снесло, мелькнула оскаленная морда.
Я напрягся, закрылся щитом и замахнулся как можно шире, удар должен
быть единственным, иначе... От мощного взмаха меня развернуло вокруг оси
несколько раз, словно я набирал обороты для ногой в челюсть, а когда я
наконец остановился, передо мной кружился весь мир, плыли скалы, двигались
и танцевали деревья.
Зверь лежал бездыханно мордой у моих ног. Голова размером с большой
сундук, клыки высунулись острые и загнутые как бивни, но немигающие глаза,
и без того закрытые плотной кожистой пленкой, медленно тускнели. С правой
стороны черепа стекала густая зеленая кровь. В трещинке торчал серый
обломок гранита, застрявший, когда зверь чересчур поспешно метнулся меня
пожирать. На моих глазах поток зеленой крови вытолкнул осколок, из трещины
полезла, пузырясь, вообще кровавая каша.
Меня покачивало, я чувствовал тошноту, желание сблевануть, словно
перекатался на карусели. Меч оттягивал руки, я с усилием воткнул блистающее
лезвие в затылок зверю, там как раз удобная как для ножен щелочка, а сам
сел прямо на вытянутую морду, ноги все еще трясутся, вытер пот.
Сквозь шум в ушах послышался конский топот. Далеко-далеко
разворачивался отряд, воевода с моим конем в поводу уже мчался в мою
сторону. За ним развернулись и понеслись пятеро уцелевших воинов. Затем я
услышал восторженные вопли, блестящие железом фигуры мелькали как падающая
в самолета металлическая фольга, но мои руки все смахивали крупные капли
пота, а те выступали крупные как грецкие орехи.
Воевода тяжело слез с коня сам, подошел грузный и участливый:
- Ты все-таки его одолел...
Я с трудом разлепил запекшиеся губы:
- Это не я...
- Не ты?
- Ребята... Их жертвы не были напрасны...
Воевода повернулся, за его спиной уже возникла целая толпа в железе,
слушала почтительно, сказал громко и поучающе:
- Видите? Разве настоящий полководец говорит о своих заслугах? Все о
своих воинах, все о вас, тупорылых... За такую заботу даже зеленомордые
встали под его знамя!
Один из воинов, глядя то на меня, то на чудовище, сказал дрожащим от
восторга голосом:
- Зелено... зеленомордые? И куда же он их водил?
Воевода поперхнулся готовой речью, поглядел по сторонам орлом, гаркнул
зычно:
- Ты как стоишь? И пузо распустил как беременный гусь!.. Это не так
важно, куда водил. Важно - за чем. Вот спроси меня, зачем? Ну спроси,
спроси!.. Так вот, отвечаю: себе добыть чести, а князю - славы. Ты знаешь,
сколько он городов и сел пожег, людей убил, женщин обесчестил, нив
потоптал, виноградников и садов вырубил, кур потоптал?.. Да у тебя волос на
всем теле не хватит!.. И вот такой великий воитель - с нами! Ура.
Земля дрогнула трижды, воздух колыхался и сжимался упругими волнами.
Они стояли ровными рядами, смотрели преданными глазами, хоть сейчас готовы
идти следом и жечь города и веси людей, орков и всяких там гномов, а
бесчестить так и вовсе без разницы, а я перевел взгляд на каменную стену,
вдоль которой осторожно возвращались пестрые и красивые. В окружении
остатков стражи, что закрывали их щитами даже сверху, ехали принцесса и
