Глава 2
В пятки снизу лягнуло. Колени слегка подогнулись, словно я спрыгнул со
ступеньки. Разгибаясь, я инстинктивно прикрылся рукой от яркого солнца. Во
все стороны распахнулся зеленый простор широкой лесной поляны. Я стоял как
дурак по колено в цветах, поляну окружают толстые деревья, за ними
виднеются еще и еще. Воздух странно свеж и чист, словно здесь только что
прошел теплый летний дождь.
Я в лесу был всего дважды в жизни, друзья-идиоты затащили на так
называемую вылазку в подмосковный лес. Никогда не забуду чувства
дискомфорта в диком месте, где под ногами вместо привычного асфальта
прогибающееся месиво из прошлогодних перепрелых листьев, по стволам
деревьев ползает всякая дрянь, скребя лапами, на каждом листке пресмыкается
что-то голое и противное, а то и вовсе отвратительно мохнатое.
Но этот лес странно прекрасен и чист, словно его успели подготовить к
визиту президента. Стволы толстые, с чистой словно вылепленной руками
скульптора рельефной корой, ветви высоко, красиво изогнутые. Листья
успокаивающе шевелятся под движением теплого воздуха от земли, а сами земля
сухая и твердая. По ней чуть двигаются взад-вперед яркие ажурные пятна
солнечных лучей.
На дальний край поляны падает широкий столб солнечного света, и в
середине этого сверкающего луча переступает с ноги на ногу... огромный
белый конь!
Внезапно всполошено закричали птицы. Я уже слышал их некоторое время,
но, слишком потрясенный, не обращал внимания на вопли, только краешком
сознания отмечал, что здесь еще и пернатые, но сейчас по телу пробежала
дрожь, я напрягся, ибо это не просто птичий гам, а крики на что-то или
кого-то, что ломится через кусты, чересчур огромное, чтобы напасть и
заклевать...
Я инстинктивно оглянулся, конь далеко, да это и не троллейбус, я
только в него умею запрыгивать в последний момент, а треск приближался.
Кусты распахнулись, прямо на меня вылетели двое оборванных мужиков, злых и
с перекошенными лицами. В руках длинные ножи, которыми разделывают рыбу.
- Вот он! - закричал один.
- Наконец-то! - выдохнул другой. - Как хорошо... он не успел... меч...
- Только бы не дать... до корчмы...
Они бросились на меня, застывшего и перепуганного до свинячьего визга,
до обморока, на самом же деле я драться не умею и не люблю, только в кино
сладострастно сжимал кулаки да представлял как изничтожаю, а то нападение,
из-за которого я здесь, вообще что-то нелепое...
Оба уже были передо мною, когда я, вспомнив кое-что из инструкций для
беззащитных девушек, внезапно скорчил страшное лицо, это называется
ошеломление, затем приготовился пронзительно завизжать...
Но нападавшие и так отшатнулись от моей гримасы. Я тут же пугливо
ткнул одного кулаком в лицо, почему-то боли в руке даже не ощутил, зато
нападавшего отшвырнуло обратно в кусты. Второй замахнулся ножом, я
заверещал, но голос мой сорвался на какой-то страшный рев. Несчастный
пугливо замер, я ударил наотмашь, а сам повернулся и стремглав бросился к
коню.
Конь повернул голову в мою сторону, в пасти зеленая ветка, челюсти
равномерно двигаются, хруст, ветка медленно исчезает в мощной пасти, словно
ее рывками подает лентопротяжный механизм. Я едва не помчался к
спасительному седлу, вод даже поводья висят приглашающе, но все же
вспомнил, что на коне ездить не умею... Сзади почудился свист летящего
ножа, я в страхе оглянулся.
Один из нападавших недвижим на месте, а второй, зависнув в кустах,
барахтается как раздавленное животное. Вместо лица кровавая маска, красные
струи текут обильно, оставляя на грязной рубахе широкие алые следы. На моих
глазах он с трудом перевернулся, на четвереньках уполз в кусты. Ветки
двигались, указывая, что торопливо удаляется по прямой.
Я невольно опустил взгляд на свой кулак. Размером с детскую голову,
тяжелый как валун, на суставах желтые мозоли. Да и вся рука втрое толще
моей, чудовищно вздута мышцами, перевита толстыми жилами. Запястье плотно
охватывает широкий железный браслет, с внутренней стороны толще, там
широкая щель. В желудке стало холодно и пусто, когда я понял, что сюда надо
ловить лезвие падающего мне на голову меча, потом некий поворот, рывок, и
вот уже меч вывернут из пальцев нападающего...
Со страхом и изумлением, все еще дрожа и судорожно всхлипывая, я
оглядел себя, одновременно пугливо поглядывая и на второго нападавшего. Он
застонал и начал шевелить руками. Развитые губы превратились в кровавую
кашу, из уголка рта текла кровь.
Так вот какой мир... ведьма с двумя зрачками имела в виду! Перенесясь
из столицы в этот лес, я ко всему еще стал выше ростом, в плечах шире,
грудь бугрится выпуклыми пластинами мускулов, широкими как лопаты для
уборки снега. Я обнажен до пояса, для меня непривычно: и на пляже стеснялся
стаскивать рубашку, на самом деле у меня выпуклая не грудь, а спина, а
грудь так и вовсе вогнутая.
С недоверием пощупал плоский живот, весь разбитый на тугие валики
мышц. Дальше широкий пояс, весь металлический, на пряжке странный знак,
пояс держит брюки странного покроя, а ноги в странноватых сапогах с
короткими голенищами.
Руки мои толстые, длинные, все в чудовищных буграх мускулов. Не
удивительно, что те двое так рухнули под моими вообще-то хилыми ударами.
Широкие стальные браслеты на кистях, еще два красиво и вызывающе охватывают
бицепсы, а когда мои пальцы поднялись ко лбу, кончики уперлись в полосу
металла, придерживающего на лбу волосы. Длинные, как у хиппака, падают на
плечи, щекоча кожу, густые и пушистые, с запахом мощного шампуня, чистые до
скрипа.
Второй оборванец перевернулся и, как и первый, на четвереньках уполз в
кусты. Острые лопатки под лохмотьями двигались, явно страшился, что я
догоню и напинаю. Оба ножа остались на земле. Я проследил как ветви
колышутся все дальше и дальше, с облегчением засмеялся. Голос мой прогремел
сильно и звеняще, словно зов боевой трубы.
Вообще-то, как всякий интеллигент, я ненавижу этих тупых качков, с
удовольствием пересказываю анекдоты об их тупости, сила - уму могила, но
сейчас мое тело смотрится неплохо, неплохо...
Я напряг и распустил мышцы, любуясь как двигаются под кожей эти
теннисные мячи. Сама кожа, потемневшая от солнца до цвета бронзы, выглядит
не только здоровой, но и крепкой. Куда там микробу прокусить, такую не
всякая стрела... если на излете, конечно.
Слева в лесу широкая просека, я взглянул туда и... застыл. Огромное
солнце, впятеро больше нашего, опускается к горизонту со скоростью тонущего
корабля. Небо полыхает пурпуром, чистым и всех оттенков, до самого темного.
Горизонт так далеко, что я сразу с недобрым холодком по спине ощутил
насколько велик этот мир.
Далеко на холме, за лесом и за полем, что за лесом, блещет как
электрическая дуга причудливый замок. Остроконечные башни уперлись в
пылающее небо. Крыши горят оранжевым настолько ярко, что я прищурился и
потер глаза. Ощущение такое, словно золото крыш расплавилось и стекает по
стенам.
В десятке шагов ручей. На той стороне шевелит могучими ветвями
огромный раскидистый дуб, а под ним все так же переступает с ноги на ногу
массивный конь. Спина коня покрыта попоной, больше похожей на персидский
ковер, сверху седло, напоминающее велосипедное, только побольше,
помассивнее. Конь ко мне боком, я хорошо рассмотрел с этой стороны
свисающие ремни, железное стремя.
Над россыпью конских каштанов весело снуют, звеня жестяными крыльями,
большие зеленые мухи. В солнечных лучах поблескивают как драгоценные
камешки, исчезают на миг в тени, снова возникают словно из неоткуда.
Переступая через один каштан, я наступил на другой, и мухи взвились злобным
гудящим роем. Я невольно отшатнулся, начал отмахиваться, и мухи наконец
решили, что пока они дерутся, другие пируют за их спинами, вернулись, а я
зашел с другой стороны, стараясь не спугнуть коня.
За седлом приторочен мешок, чем-то смахивающий на небольшой рюкзак. На
луку седла небрежно наброшен широкий ремень, но, от чего у меня застучало
сердце, так это рукоять длинного меча, что гордо торчит из длинных ножен!
Еще не зная, чего ждать от коня, это ж не велосипед, осторожно
коснулся длинной рукояти меча. Ножны деревянные, простые, обтянутые кожей,
но сам клинок, как я ощутил по рукояти, явно из лучших сортов дамасской
стали.
Задержав дыхание, я осторожно потащил меч из ножен. Дыхание
прервалось, ибо лезвие выползало строго серо-голубое, со странным узором
вдоль клинка, по металлу бегали мелкие колючие искорки, исчезали внутри
булатной полосы, выпрыгивали в другом месте.
Наконец меч покинул ножны, моя рука под действием тяжести пошла было
вниз, но я напряг мышцы, вскинул, чувствуя, что для меня нынешнего эта
полоса металла вовсе не тяжесть.
Рукоять лежала в ладони, словно ее делали по моей руке. И хотя
длинновато, но это же двуручный рыцарский! Однако две моих ладони не
уместятся, я ж не рыцарь, они мелковаты перед нами, варварами, а я здесь
наверняка то, что принято называть просто варварами...
Круги мечом получались красивые, размашистые. Меня не уносило следом,
поворачивал легко, и я понял что значит насточертевшее выражение "хорошо
сбалансированный меч".
Мышцы играли, я чувствовал как перекатываются шары на груди, плечах. В
ладони была приятная тяжесть, простая и смертоносная. Я перебросил из
ладони в ладонь. Поймал легко, почти на рефлексах, так раньше ловил только
брошенное мне яблоко... нет, яблоко иногда ронял, а рукоять этого меча
словно сразу влипает в мою широкую твердую ладонь.
Ноги чуть шире, чем на ширине плеч, воздух шелестит как под ударами
крыльев ветряной мельницы, мышцы приятно разогрелись, и вдруг мои руки
закрутили мечом в таком немыслимом пируэте, что захрустели суставы.
Приятно изумленный, я наконец опустил этот двуручный, поцеловал
холодное лезвие, пальцы мои умело и уверенно бросили его в ножны. Лезвие
скользнуло в узкую щель, щелкнуло, наружу теперь торчала только
крестообразная рукоять.
Я смотрел в синеющую даль, только кончики пальцев все еще бережно
гладили шероховатую шишку на рукояти. Во мне что-то происходило, и я смутно
чувствовал, что изменения идут от моего меча. И от моих глыбах мускулов.
Конь смотрел спокойно и, как мне показалось, с иронией. Седло,
понятно, на него садятся, а со стременем надо разобраться. Я слишком
начитался в детстве жутких сцен, когда обезумевший конь волочит раненого
седока, не успевшего выдернуть ногу из стремени, стесывает головой героя
все камни, кочки, пни, а домой приволакивает только ногу в хорошо
сохранившемся сапоге.
Впрочем, это стремя хоть и напоминает велосипедное, но намного проще.
Когда-то я купил велосипед "Турист", восьмискоростной, гоночный, а раз так,
то педали там оказались настолько хитрые, что я долго не мог понять, как
туда вообще ногу вставить, а уж вытащить так и вовсе не пытался, проехал
круг во дворике, упал, и уже лежа кое-как расцепил защелки. С той поры не
пользовался, я ж не рвусь в профи, а здесь проще, те же педали, только
пошире, вот даже пара продольных железок, чтобы не соскальзывали сапоги...
Я поочередно задрал подошвы, такие же подковки, со стременами полное
сцепление. Кто-то позаботился экипировать меня вплоть до таких мелочей.
- Ладно, - сказал я и сам удивился как мощно и властно прозвучал мой
вообще-то блеющий голос, - ты мой конь! А я твой хозяин. А если и не
хозяин, то всадник. Верно?
В моем голосе был металл, в то же время звучал хрипловато как боевой
рог, зовущий на битву. В нем я сам ощутил звериную мужскую силу, и, похоже,
конь ощутил тоже. Он переступил с ноги на ногу, копыта хрустнули, как у
подагрика, но потом я понял, что хрустнул камень, на которым конь оперся
копытом.
Взявшись за широкие ремни на его шее, я вдел ногу в стремя. Конь
повернул голову и внимательно следил как я сажусь. Раздраженный, не люблю
