Тверд помрачнел, и я поспешно поправился: -- Погибнуть с
оружием в руках, прорываясь на родину!
Лицо Тверда просветлело.
На следующее утро в храм Кроноса прибыли два десантника. В
первый момент мне стало чуть ли не смешно. Собираются забросить
этих громил, у которых лба не видно, зато кулаки размером с
детские головки. Да их раскусит любой ребенок!
Затем волна смертельного холода пробежала по телу.
Конечно, раскусит. Но у нас по всему миру, благодаря свободе
печати и телевидения, узнают также о городах на Марсе, о
прыжках в высоту на три метра, о толчке штанги весом в
полтонны... Несерьезно? Но так ли уж крепко стоит на обеих
ногах наша система ценностей? В моем мире многие ли знают о
работах великолепнейшего ученого, немало вложившего в развитие
нашей цивилизации, академика Блохина, часто ли видим его
портреты? А вот футболиста с такой фамилией знает каждый.
Посмеиваемся, что в старину знали титулы каждого князька,
барона, графа, а незамеченными жили Авиценна, Ломоносов,
Кулибин, но разве не заняли места царственных баронов
спортсмены, киноактеры, бравые десантники? Кого видим на
телеэкранах ежедневно? Детишки играют не в творцов, а в
разрушителей, гоняясь друг за другом с тщательно сработанными
на заводах автоматами. Нет, этих супердесантников в наш мир
пускать не следует. У них остается шанс навредить гораздо
больше, чем Главный Жрец предполагает.
-- Перед отправкой,-- заявил я Главному озабоченно,--
очень важна четко фиксированная поза.
-- Какая? -- насторожился Главный.-- Об этом ты не
говорил.
-- Я не мог оговорить все, иначе рассказ длился бы годы.
Но верная поза необходима. Иначе все пойдет вразнос. Будет
взрыв, здесь все разнесет в пыль. Воронка образуется больше,
чем занимает весь Рим с его пригородами.
-- Что за поза? -- потребовал Главный.
Я попытался показать. Главный терпеливо следил за моими
движениями, затем нетерпеливо прервал:
-- Покажешь в кресле. Перед самой отправкой.
Я смутно почувствовал, что хитрость слишком проста. Здесь
примут меры, чтобы в нужный момент я не прорвался к креслу
отправки. Хотя и уверены, что я предпочту остаться в их мире на
привилегированном положении с радостью.
За несколько часов до запуска один из младших жрецов
подбежал к Главному, упал на колени:
-- Великий! Подключаем главную установку. Прикажешь
опробовать?
Главный мельком посмотрел на часы:
-- В сроки укладываемся, даже опережаем. Принесите жертву,
затем подключайте к сети. Для начала дайте половинную нагрузку.
Жрец подхватился с коленей, поклонился:
-- За жертвой послать в казармы?
Главный досадливо отмахнулся:
-- Это далеко...
Взгляд его упал на нас. Ко мне только что подошел Тверд,
возле него держалась робко улыбающаяся Илона. Она выглядела
милой, как и всегда, глаза ее сияли, лучились радостью... Я
мысленно поздравил Тверда.
-- Возьми этого варвара,-- сказал Главный, указывая на
меня. Тут же спохватился,-- хотя нет, он еще понадобится...
Совсем заработался! Возьмите женщину. Самый лучший материал для
жертвы.
От стены к нам метнулись два центуриона, мигом ухватили
Илону. Мы не успели шелохнуться, как они, приподняв ее над
полом, почти бегом понесли к выходу. Я стоял ошеломленный,
потрясенный, я еще не верил... Потом услышал свой крик, меня
бросило вперед, мелькнуло перекошенное страхом лицо центуриона,
я услышал страшный хруст костей, в моей руке появился меч. Со
всех сторон набежали широкогрудые, меднолатые, но мною
руководила неуправляемая сила, я снес центуриона с пути, Илона
была рядом, мы пробежали вниз по лестнице. Нам загораживали
путь, но в моих руках было уже два меча. Илону пытались
оттащить в сторону, но страшная сила все еще не выпускала меня
из своей власти, и центурионы разлетались, как кегли.
Откуда-то донесся боевой клич. Волчья шкура Тверда
мелькнула рядом. В его руках сверкал как молния, боевой топор с
широким лезвием.
Мы вырвались из храма и, раздавая удары направо и налево,
пронеслись через двор к воротам. Центурионов становилось все
больше и больше, голос Тверда слабел. На выходе нас ожидала
целая толпа меднолатых. Тверд вдруг превратился в берсерка,
вместо меня яростно рубился какой-то мой далекий предок, и мы
прорвались на улицу, оставив в воротах кровавое месиво.
По улице мы бежали, держа Илону посередине. У нее текла
кровь по лицу, глаза были огромные, как блюдца. Она с ужасом
смотрела на Тверда. Я услышал ее слабый вскрик: "Тверд, не
надо!.. Богам так угодно, не перечь им..." Она боялась за него.
На Тверда было страшно смотреть.
Вдруг я начал приходить в себя, меня затошнило от крови на
руках. Пальцы, сжимающие меч, ослабели. Дух берсерка быстро
покидал меня, оставляя в страхе и безнадежности. Впереди на
пересечении с главной улицей уже замерла тройная цепь
центурионов. Первый ряд держал копья, второй был с мечами, а
третий ряд держал на изготовку автоматы с лазерным прицелом. Я
видел их побелевшие лица. Железные легионеры боялись нас.
-- Прорвемся,-- прохрипел Тверд. Его грудь бурно
вздымалась, по лицу бежали ручьи пота.-- Мы их, как снопов,
наклали!.. Славный был пир!.. Дивлюсь тебе, Юрай...
-- Попробуем,-- ответил я, переводя дыхание.
И тут сверху обрушилась металлическая сеть. Тверд бешено
рванулся, центурионы тут же бросились вперед. Он невольно
запутал и меня, когда я почти сбрасывал сеть. Меня свалили,
набросились сверху, свирепо били ногами, одновременно
закручивая меня и Тверда в прочные металлические нити. Наконец
кто-то угодил сапогом мне в затылок, я рухнул в черноту.
Надо мной сияло чистое синее небо. Я лежал в луже воды на
каменной плите, мокрый комбинезон облепил мне тело. Рядом стоял
центурион, он методично поливал меня водой из кувшина.
Я дернулся, но встать не смог. Руки накрепко связаны за
спиной, тело болит так, словно переломаны все кости. Краем
глаза вижу ступени храма Кроноса. Значит, меня перетащили, пока
оставался без сознания.
У стены храма сидел крепко связанный Тверд. Голова его
была окровавлена, рубашка изодрана и тоже в крови. Встретившись
со мной взглядом, он раздвинул губы в жесткой усмешке, похожей
на оскал:
-- Мы им показали, как дерутся гипербореи! На этот раз я
от тебя не отстал... Всю улицу устлали преторианцами, а это
императорская гвардия! Там проходил караван киевских купцов --
они покидали как раз город,-- расскажут о нас, песни споют...
По ступенькам быстро спускался Главный. Лицо его было
чернее грозовой тучи.
-- Ты называешь себя волхвом? -- спросил он непривычно
визгливым голосом.-- Ладно, проверим позже, на кого работаешь.
Но все же ты дурак, что выдал себя ни с того, ни с сего.
-- Вы убьете ее? -- спросил я хрипло.
Он отмахнулся:
-- Жертва уже принесена. Разве это убийство? Убивают
людей, а рабыня -- не человек. Ее кровью уже вымазали
установку, чтобы боги послали удачу. А мясо сожгут или бросят
свиньям -- какая разница?.. Это вы двое были... свободными. Но
вы убили квиритов, и вас не защитят даже ваши варварские
князьки! Свидетелей много! Мы вольны казнить вас, это
подтвердит даже могущественный Киев...
Тверд собрался с силами, поднялся. Мы встали плечо к
плечу. Он хмурился, глаза его были тоскливыми. Встретил чистую,
как звездочка, девушку и тут же потерял. Я потряхивал головой,
чтобы кровь с рассеченного лба не попадала в глаза. Тверд
утешил мрачновато:
-- Брось! Настоящих мужчин раны только украшают.
Главный хлопнул в ладоши. Нас схватили, растащили в
стороны. Я умело лягался, одному ухитрился перебить ногу,
второму вышиб коленом передние зубы, но меня все же подтащили к
наковальне, холодный обруч сомкнулся на шее. Несколько раз
ударил молот, затем руки, державшие меня, разжались.
Я поднялся, ощущая унизительную тяжесть. Ошейник раба!
Сквозь красный туман в глазах увидел схватку Тверда, слышал
яростную его ругань, угрозы, проклятия.
Когда отпустили Тверда, Главный сказал с мрачным
удовлетворением:
-- Теперь вы -- имущество храма. После запуска займемся
вами, а пока продолжим работу.
Легионеры окружили Тверда и, похлопывая по плечам, повели
в нижние помещения Храма. На ходу ему разрезали веревки на
руках. Этот гиперборей был одним из них, это воин, искатель
приключений, гуляка, и он скор на драку. Он, конечно же, тут же
смирится с превратностями судьбы. Еще повезло! Мог бы сейчас
корчиться в пыли с распоротым животом, как другие!
Меня подхватили под локти два широкоплечих жреца. Оба
новые, смотрят испуганно, оба вспотели. Я не стал спрашивать,
куда делись прежние.
Последние два часа меня держали в соседнем зале. Рядом
кипела бешеная работа по монтажу передаточного блока. Со мной
снова советовались, словно ничего особенного не случилось. И я
снова давал советы, как и что собрать, куда поставить. Они
проверяли, естественно, но уже в процессе работы, так что мои
подсказки монтаж все же ускоряли. Детектор лжи, а меня
прогоняли на нем многократно, давал стопроцентную гарантию, что
я говорю правду. Я и говорил правду, только правду. Умалчивая
только о том, чего не спрашивали, а чтобы спрашивать, нужно
знать, о чем спрашивать.
Установку для преодоления Барьера начали собирать сразу
же, едва услышали о ней. Детектор лжи подтвердил мою
искренность, когда я сообщил, что для взятия Барьера нужна мощь
одной электростанции. Так оно и было, ибо на той стороне --
установка Кременева. Я смолчал, а меня не спросили, что будет,
если там установку выключат. После откровенности Главного, что
вместо меня отправят супердесантников, а потом целую армию, мне
ничего больше не оставалось, как предупредить Тверда, чтобы за
час до запуска покинул город. Я трус, я цепляюсь за жизнь, но
моим родителям удалось втемяшить в меня зачатки понятия о
долге, гражданственности. Ненавижу высокопарные слова, но когда
на одной чаше весов моя драгоценнейшая жизнь, а на другой --
армия головорезов, изготовившаяся к прыжку в мой мир...
Заминка с ускоренной сборкой случилась только на последнем
этапе. Привезли не те кабели, что заказывал Главный. Спешно
послали на завод за нужными. Сенаторы и знатные роптали. Чтобы
их удовлетворить, виновных вывели на задний двор, весь
отделанный каменными плитами красного гранита. У глухой стены
стоял толстый деревянный чурбан, из него целился рукоятью в
небо огромный мясницкий топор. Вдоль стены прямо от плахи шел,
постепенно наклоняясь, широкий каменный желоб.
Виновных по одному подводили к колоде, палач деловито
рубил головы и бросал в желоб, чтобы стекала кровь. Все
продумано, никаких эксцессов не случилось.
Ныли руки, все еще скрученные за спиной. Два жреца держали
меня за пояс, стерегли каждое движение.
Голова горела, словно туда набили горячих углей. А если
загадки нет? Почему обязательно произошло что-то ужасное, если
при таком уровне техники здесь все еще рабство? Привычно
связываю развитой общественный строй и высокие технические
знания, а ведь эти величины существуют сами по себе. Высшую
математику и геометрию знали еще в древнем Египте. Трудами
Архимеда, Эвклида, Пифагора пользуемся и сейчас, автоматы для
продажи воды были в Александрии, паровую турбину изобрел
Хирон... В моем мире многое пришлось открывать заново, здесь же
шло без тысячелетнего перерыва, без христианского изуверства,
