вестно лишь, что это было очень давно. Призывы к Дождю, поклонение Солн-
цу, разведение облаков руками - все это только примитивные, неотточенные
проявления тонкой жизни.
Настоящая магия начинается только там, где встречаются два опытных,
обладающихвысшим знанием мастера. Внешние проявления этих встреч зачас-
тую незаметны. Но только в них сила магии может проявиться в полной ме-
ре.
Такие встречи зачастую заканчиваются достаточно крупными катастрофа-
ми, истинная причина которых так и остается тайной, ибо сохранение тайны
- свидетельство истинного мастерства.
Падающие самолеты, просыпающиеся вулканы, нежданные землетрясения -
мы замечаем эти события только благодаря большим жертвам, которые часто
сопровождают схватки мастеров. Однако, несмотря на увеличение числа этих
скорбных событий, все меньшая их доля приходится на магически спровоци-
рованные.
Проблема всякой серьезной дуэли заключается в том, что выживает
сильнейший, и сегодня настоящих мастеров не так уж и много.
Все чаще и чаще катастрофические последствия вызваны стремлением
обыкновенного человека уничтожить самого себя в огне прогресса и техни-
ческого развития.
Великие мастера магии спиваются, пробуют свои силы в поднятии полити-
ческих рейтингов (потом, правда, тоже спиваются), исчезают бесследно.
Путь однажды победившего магистра тернист - потеря основного против-
ника самая пагубная болезнь мага. Самым простым средством от этого неду-
га является опыт создания своего клона - полностью идентичной матрицы,
способной к бою, что, однако, не дает наслаждения битвой, и не может
быть полноценной заменой.
Тысячи двойников, встречающихся на планете, что это - шутка природы,
или след грандиозного пути дуэлей, ведущего в пустоту?
Так или иначе, но именно дуэль, именно смертельная схватка - способ
существования напряженной ткани магии.
Маг без оппонента - это уже не маг, это лишь тень, эхо. Эхо, которое
лишено звука, его породившего.
Именно эти маги, прошедшие свою главную дуэль - наиболее загадочны и
наиболее опасны. Их гибель не является следствием естественных причин,
они - это сгустки энергии, взбалтывающие течение нашей спокойной жизни.
И оглянувшись, многие из нас могут обнаружить, что кто-то из них уже ря-
дом, что Дуэль уже близка.
И когда битва утихнет, кто-то чужой, совершенно непричастный, сможет
оценить, к чему же на самом деле она привела.
ПОВЕСТЬ О НЕКОЕЙ БРАНИ
"Сочинена эта повесть о некоей войне,
случившейся за наши грехи в благочестивой России, и о явлении
некоего знамения в нынешнем последнем поколении нашем."
Евстратий(?).
Повесть о некоей брани.
"Вышли два больших змея, готовые драться друг с другом;
и велик был вой их, и по вою их все народы приготовились к войне."
Есфирь.
"...ажно царевич лежит во Спасе зарезан и царица сказала:
зарезали-де царевича Микита Качалов да Михайлов
сын Битяговского Данило да Осип Волохов."
свидетельство игумена Савватия.
С самого утра началось. Прохожий у метро остановился, пытался заку-
рить, был неосторожен. Ветер все время срывал огонек со спички, а - то
ли с перепою, то ли от нервов - прикрыть не догадывался долго. Потом
весь сжался, догадался наконец-то, и все так быстро произошло. Сгорел
он, только одежда осталась коробом стоять, а потом с грохотом рухнула.
"Был бы в сапогах - так бы и остался стоя, а тут ботинки - у брючин
сцепления никакого, вот и упал, как дерево," - подумал Петр, а из брючин
- пепел ручейками рассосался по снегу, по снегу и исчез; только и
пользы, что ходить по скользоте легче стало - зола все-таки. Стали про-
хожие собираться, смотрят - сгорел весь, даже пепла уже толком не соб-
рать, кто-то в милицию побежал звонить. Слева в толпе - про скрытую
энергетику, справа - про запой и водку, а Петя потрогал затвердевший ма-
терчатый кожух, сказал, что, мол, орехи, они завсегда так - скорлупа ес-
ли твердая, то внутри - почти точно - пусто, и думать начал, почему
одежда задубела. "Наверное, у них сначала кровь вся вытекает, засыхает
тут же, а что высохнуть не успело - морозом прихватило - и ага."
В ботинках, верно, осталось, что родственникам снести, их сразу нак-
рыли газеткой, кирпичом от ветра придавили, но Петр видел, что зола со-
чится еще, через шнурочные дырочки, что ли, а говорить - лень. Потом ми-
лиция приехала, взяли одежду, заломали рукава, чтобы влезло в воронок,
ботинки тоже взяли и уехали. Бабка охнула сбоку, заковыляла дальше; Петр
подумал, подумал, не понял, чего расстраиваться-то - так все хорошо и
чисто произошло; оглянулся вокруг - смотрит - пачка сигарет лежит в сто-
роне, синяя, раскрытая, как с желтыми зубами. "Точно, - подумал Петя, -
он ее как-то в руках ухитрялся держать, вот она и выпала, сам он, как
труха, рассыпался, пальцы тоже, и все." Подобрал пачку, пошел в метро -
вроде на работу опаздывает, первый день после отпуска. В переходе все
размышлял, зачем взял, не курит ведь, но не класть же обратно, не поме-
шает. Достал из кармана "единый", еще удивился, что по размеру на пачку
похож, показал мужику на входе, только потом опомнился, вернулся, спро-
сил про бабушку, бабушка все время тут стояла. Выяснилось, что ушла на
пенсию, Петр расстроился страшно, залез в поезд и стал вспоминать ее, и
как она ему головой кивала, и какая аккуратная была. "Вот надо же, при-
вык я к бабушке, она вроде мне как родная стала, может, я ее и полюбил
даже".
Классический дебют должен переходить в ничейную раскладку. Семен с
Кириллычем для начала схлестнулись на вечном вопросе о невинно убиенном
царевиче Дмитрии Углицком. Семен, ненавидящий царизм, раз за разом бро-
сал восьмилетнего отрока в приступ эпилепсии, да на ножичек, Кириллыч
противостоял, выстраивая милые его сердцу интриги до самой златоглавой
столицы, и при помощи Битяговских кромсал мальчишеское горло от уха до
уха.
Пили сидя на ящиках из-под яблок, молча, как всегда.Семен, более сво-
бодный, иногда ходил проверить давление в котлах, Кириллыч в это время
вплетал в затейливую аферу Марию Нагую, Бориса Годунова и строгого сле-
дователя Шуйского. Шуйcкий, правда, был ненадежен - сам не знал, чего
ему надо и в любой момент был готов поверить Семену с дурацким самоу-
бийством.
"Ну пойми же, - внушал Кириллыч через века, - Я сам видел, как они
его резали."
Возвращался Семен, и продолжали пить. Историю оставили нераспутанной,
уже совместно, как в особо сложных делах, напустив туману.
- Пар нормальный? - спрашивал Кириллыч, хотя мог просто повелеть ему
быть нормальным или, на худой конец, узнать, не спрашивая и не вставая с
места, но считал это делом презренным и мелким для себя.
- Нормальный, - отвечал Семен, соблюдая этикет и храня профессио-
нальное достоинство.
Заново прикладывались. В углу было еще много, потом можно отнести по-
суду.
Завязав на истории окончательно, даже чокнулись, звон стекла породил
в Семене очередную идею, и он сотворил из кучи песка клона, которого
отправил по городу с неясной еще целью, теплилось слабенькое ожидание,
что сюжет выйдет позже, но Кириллыч испепелил творение Семена, за что
пришлось немедленно принять. Потом украли у американцев (еще тогда, в
сорок пятом) атомную бомбу, подумали, что делать с ней опреде-ленно не-
чего, и вернули на место - случайно получилось единство по- мыслов, так
изредка происходило, но говорило о полном истощении.
Профессор Батогов сидел в архиве третий день и пытался понять.
С детства у Ивана Филипповича было отвращение к мудростям типа "рано
вставать - рано в кровать". Полная бессмыслица скрипящей доской распира-
ла его осушенные долгой работой мозги и мешала соображать. Сейчас в го-
лове сидело что-то хрестоматийное, вроде "Каждому воздашеся по делам
его", хоть и не совсем понятное, но столь же омерзительное по скрипу.
С самого утра профессору казалось, что он набрел на какое-то доказа-
тельство давно мучившей его проблемы, но поленился записать, теперь же,
перечитывая хронику на месте "...И в этой короткой жизни он устроил себе
потеху, а для своей будущей жизни знамение вечного своего жилища...", он
думал, что же могло ему придти в голову при чтении этой фразы. Но прош-
лое вновь закрылось туманом. "Ах, как бессмысленно все, как все бессмыс-
ленно и пошло!" - профессор ходил по комнате широкими шагами от полки к
полке. "Нет ничего хуже!" Отбросив какую-то рукопись шестнадцатого века,
Иван Филиппович пошел обедать.
Петр пришел, когда уже были хорошие. По крайней мере, две уже выжрали
и сидели на ящиках, пялясь друг другу в бессмысленные глаза.
Петр прогулялся по подвалу, проверил пар, как всегда нормальный -
привыкал к рабочему месту после долгой отлучки. Артерии центрального
отопления пронзали пространство подвала с тихим дрожанием и утробным
теплом, в дальнем углу асбестовым куском бился котел, как сердце велика-
на. Только сзади, у Семена и Кириллыча, было достаточнo светло, будто
они сидели в гигантском глазу, окошко под самым потолком и лампа дневно-
го света обливали их лучистыми потоками.
Семен без особого труда вскрыл черепную коробку Петра и отпил оттуда,
уступил Кириллычу. Острое наслаждение свежим током ударило в виски и
сняло усталость. Кириллыч пил долго, не отрываясь - уже старел, ему нуж-
но было все больше и больше. Семен даже отстранил его - иначе ничего не
осталось бы. Кириллыч утер губы, стряхнул с тыльной стороны ладони тепло
чужого мозга и успокоился, закрыв глаза.
Петр почесал в затылке, алкоголики не пошевельнулись, только Кириллыч
сидел теперь с закрытыми глазами. "Ну, друзья, меня-то возьмете?" Третий
ящик приполз из угла как-то сам собой. Петр сел, взял стакан и выпил.
Можно было играть дальше, без пробуксовок. Неназойливые рассуждения
Петра растворялись, распадаясь на разноименно заряженные ионы, и теряли
окраску, выделяя тепло и свет. Примитивная пища всегда усваивается лег-
че.
Для разминки Семен оживил одежду клона, которую ошалевшие милиционеры
свалили на пол посреди камеры в районном отделении милиции. Панцирь, до
сих пор лежавший на спине и смотревший пустым капюшоном в потолок, те-
перь бунтовал, бил рукавами и босыми брючинами в дверь, это было видно
через глазок. Майор, прибывший на место происшествия, не испугался (ну
просто не понял, что произошло) и, как настоящий рубака, принял решение
с ходу, по-суворовски внезапно. По его приказу дверь отперли, и майор
сам три раза стрельнул в спину уходящему призраку, одежда продырявилась
с грохотом кровельной жести, но даже не оглянулась посмотреть, не
вскрикнула, засияв тремя дырочками, удалилась навсегда.
Майор, ведомый неизвестной силой, сдвинул пистолетом фуражку на заты-
лок, задул дымок, слабо тянущийся из ствола, и незнакомым голосом ска-
зал: "Ушел, сволочь!"
"Красиво получилось!" - Семен расслабился, перемешивая в голове цвет-
ные пространства.
Стрелки курантов ножницами смыкались к полудню.
Царевич Дмитрий вышел на крыльцо.
Невдалеке шумела Волга.
* * *
"Как устал я от этой архивной каторги! - профессор Батогов вспомнил о
студенческих годах, когда элементарные средства (вроде выпитого сырого
яйца) возвращали его к жизни. - Но и годы уже не те, и силы уже на исхо-
де."
Подобрав случайно упавший следственный том, профессор углубился в
чтение.
В котельной выпили за нормальный пар, Кириллыч по-доброму взглянул на
Семена и подумал с ласковой издевкой: "Так как же насчет царевича?" Се-
мен улыбнулся и ответил: "Разберемся."
Дмитрий спустился с парадного крыльца, прикрикнул на мамку, непово-
ротливую дуру, и прошествовал по двору в надежде чем-нибудь заняться.
Позади дома четверо мальчишек играли в ножички.
Профессор оторвался от рукописи, почувствовав легкое движение. Он
