сурдно, если считать их описаниями жизни Христа. Бог остается в них не
человеко-богом, но прежде всего духом.
"Зачем тогда нужно было это воплощение, если материальная субстанция
божества осталась зависимой от лености крестьян, мельников и пекарей?
Сугубый символизм этого акта тем более очевиден, что после тайной ве-
чери сразу следует моление о чаше, просьба об облегчении мук телесных,
присущих человеку."
Рассуждая и далее в том же ключе, R. заставляет споткнуться читателя
о следующие цитаты: "Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь?
[...] не прикасайся ко Мне"(Евангелие от Иоанна, 20,15; 20,17).
"Что заставляет Иисуса оттолкнуть Марию Магдалину столь властным при-
казом? Это не удержание от сомнения, потому что дальнейшие деяния Марии
дают нам убедиться в ее глубочайшей вере, и потому что Фоме Он дозволяет
вложить персты в ладони свои. Скорее всего, это отстранение от порыва
женщины броситься Ему на шею. Он окончил свой плотский путь, и теперь не
хочет быть запятнан в своем духовном обличии своею плотью: "посему оста-
вит человек отца и мать и прилепится к жене своей и будут два одною
плотью, так что они уже не двое, но одна плоть"(Евангелие от Матфея, 19,
5-6)."
Именно эта крамола послужила поводом для запрета, но, как не удиви-
тельно, выводы, произведенные R. из этого небесспорного постулата, сов-
падают с религиозными призывами искать бога в себе.
"Так как ни одно из канонических Евангелий не обращает наше внимание
на связь между Иисусом и Магдалиной, указывая только на апостольскую
роль Марии, не следует доверять Евангелиям как жизнеописаниям. Связь
между Иисусом и Марией несомненна, так как именно Магдалина первой видит
воскресшего Спасителя, а в литературе средневековья момент отстранения
Иисуса от соприкосновения с Марией занимал довольно видное место."
Исходя из этого, R. обращается к апокрифическим сказаниям, иногда,
правда, вспоминая и о каноне.
"И спутница [ Сына - это Мария ] Магдалина. [ Господь любил Марию ]
более [ всех ] учеников, и он [часто] лобзал ее [уста]." (Евангелие от
Филиппа, 55).
Далее R. несколько раз ссылается на упоминания гностиков о том, что
совершенные могут зачать от поцелуя, но, похоже, сам не придает этому
символу излишнего значения, увлекаясь следующей цитатой.
" Петр ответил и сказал по поводу этих самых вещей. Он спросил их о
Спасителе: "Разве говорил он с женщиной втайне от нас, неоткрыто? Должны
мы обратиться и все слушать ее ? Предпочел он ее более нас?" Тогда Мария
расплакалась и сказала Петру: "Брат мой Петр, что же ты думаешь? Ты ду-
маешь, что я сама это выдумала в моем уме или я лгу о Спасителе?""(Еван-
гелие от Марии 17,15 - 18,5).
"Хотя речь в предыдущем отрывке шла только о действиях души при ее
восхождении на небо,но утраченный фрагмент достаточно велик, и сомни-
тельно, чтобы учеников так сильно смутило то, что учитель проповедовал
Марии то, чего не проповедовал им. Их скорее всего изумляет, что он был
близок с ней более, нежели с ними."
Чуть позже R. вспоминает странное высказывание в Евангелии от Фо-
мы:"Блажен тот лев, кто съест человек, и лев станет человеком. И проклят
тот человек, которого съест лев, и лев станет человеком"( 7).
"Исключительно плотские манипуляции служат основанием для перерожде-
ния льва в человека. Можно подумать, что душа съеденного не играет во
всем этом никакой роли. Не в этом ли разгадка, возможно, что это прямое
указание на высшее происхождение нашей плоти."
По словам R., гностики, придававшие словам и именам черезвычайное
значение, допустили в своем Евангелии от Филиппа непонятную оплошность.
Заявляя, что имя Сына скрыто, они употребляли его и в полной форме, и
каждую часть по отдельности.
"Вполне возможно, что речь здесь идет о сыне Христовом, в котором
Отец оставил свою телесную сущность. Именно его имя было скрыто ото
всех. Иначе на Человеческого сына пала бы ноша святости, которая сводила
бы на нет все усилия Творца.
Канонические евангелисты, возможно, по незнанию, но скорее всего, из
ханжества умалчивают об этом, все евангелия со ссылками на суть Спасения
зачислены в апокрифы, а наиболее откровенные места попросту уничтожены.
Вероятно, это было замыслом Божиим, чтобы плоть его получила распростра-
нение. Вполне вероятно, что детей этих было несколько, но на это нет ни-
каких ссылок даже в апокрифах. По крайней мере, даже если существовал
только один ребенок, то восточные традиции многодетности помогли осу-
ществлению замысла.
Бесконечные миграции, гонения на евреев, растворение этой многостра-
дальной нации в других нациях, помогли расселению колен Христовых.
Шестидесяти поколений, прошедших по планете с тех пор, было вполне
достаточно, чтобы каждый из нас стал немного сыном Господним, не только
духовным (это проистекает из процесса творения), но и телесным.
Поистине, велик Господь, сознающий всю боль людскую сквозь боль свою,
не желающий уничтожить свое творение из сострадания к созданному разуму,
и не могущий оставить все как создано, из-за несовершенства творения, а
потому растворившийся в своем создании и пребывающий в нем навеки."
Несмотря на некоторую натянутость доказательств, напыщенность и неук-
люжесть языка (взять, хотя бы, последний абзац), книга мне показалась.
Гнев церкви, тем не менее, не напрасен.
Воспринимая книгу как величайший грех, патриархи, несомненно, болят
сердцем за плутающего впотьмах еретика. Своими плотскими страданиями они
будят боль в теле Господнем, и эта бесконечная вселюдская мука очищает
нас снова и снова.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Предательство приходило ко мне не раз.
Впервые я встретился с его искушением много лет назад, еще когда слу-
жил телохранителем. Хозяин, достопочтенный Маруф, действительно нуждался
в охране, Сейчас многие позволяют себе заводить телохранителей, считая,
видно, что это приближает их к богачам и властителям, и делает их самих
богаче. В то время эти глупые домыслы еще не успели распространиться по
свету и добрые мусульмане не тешили себя бесполезными мечтами: все были
тверды в вере, и знали, что Аллах отпускает каждому столько, сколько тот
заслуживает. Хозяин мой был вполне благочестив, и, хотя злые языки пого-
варивали, что он нажил свои несметные богатства нечестным путем, но ник-
то этому не верил. Слышал я также, и не раз, что несколько лет назад хо-
зяин мой был башмачником, и сумел разбогатеть за один день, и происхож-
дение его сокровищ никому не известно, но мало ли что болтают на база-
рах? С тех пор я побывал во многих краях, но и за морем, где неверные
живут в тесных каменных глыбах, и в далекой стране, где мудрецы поклоня-
ются шестируким идолам, и откуда привозят к нам шелк, я не видел ни од-
ного честного торговца.
Хозяин наш был и мудр и добр, только одно сомнение снедало мою душу:
жаркие дни и холодные ночи расшатали мою память, и она треснула, как ка-
мень, лежащий в пустыне: я не помнил уже, как я попал к своему хозяину,
из какой страны я пришел к нему, как звались отец мой и мать, а мое имя
мне было уже не нужно.
Сперва я думал, что болезнь моя так мучительна из-за моих грехов, но
со временем я понял, что здесь не обошлось без колдовства, и стал прис-
матриваться к окружавшим меня людям, чтобы по едва видимым приметам, по
преступной искре, мелькнувшей у кого-нибудь во взоре, по тревожной печа-
ли, грызущей сердце, узнать собрата по несчастью, или разоблачить злоу-
мышленника.
Мне стало казаться, что я - законный сын султана, украденный в
детстве, что злодей, бросивший меня на произвол судьбы, только ждет моей
смерти, чтобы захватить трон, и ходит где-то поблизости, я чувствовал
его взгляд все время, даже во сне.
Мне снилось, что я живу во дворце, более богатом, чем дворец моего
господина, что моя старшая жена более красива, чем его, и что власть моя
безгранична.
День за днем я не мог открыть тайны своего падения.
Только один человек казался мне подозрительным: он тоже искал кого-то
и тоже служил в охране. Однажды ночью мне удалось застать его врасплох,
и, приставив меч к его горлу, я потребовал от него правды. Я ошибся: и
его томил тот же недуг. С той ночи мы стали друзьями и долго не расста-
вались. Дружба наша была крепка, а редкие размолвки были вызваны его вы-
сокомерием: я не мог смириться с тем, что он тоже не раз примерял к себе
дворец султана.
Мы стали вместе искать сведущего человека, и однажды некий книжник,
заросший пылью и изъеденный червями, выслушав нас, сказал, что подобные
нам всегда назывались порождением демонов, и его проклятие ложилось и на
нас, и на род наш.
На следущее утро книжника нашли мертвым в его лавке. Кто-то распра-
вился с ним, и жестокость убийцы была необыкновенной. Впрочем, поговари-
вали, что книжник не соблюдал заповедей, и был близок с дьяволами. Мы с
другом ни о чем не жалели.
Все только и говорили, что об этом убийстве, достопочтенный Маруф,
как нам показалось, был очень напуган, и нанял еще двадцать охранников.
Ночью мой друг сумел меня убедить в том, что именно Маруф опоил нас
зельем, чтобы потом сделать нас охранниками. Какое наслаждение должен
был испытывать этот нечестивец, повелевая высокопоставленными и обраща-
ясь с ними, как с рабами!
Мы не откладывали своей мести. Маруф ничего не сказал нам даже под
страхом смерти. Не думая, уже почти машинально, мы убили его, и срезали
ему лицо.
После этого мы с другом отправились на поиски Родины.
Мы пересекли море и попали в страшную северную страну неверных, где
никто не понимал нашего языка. После долгих скитаний мы пришли в край,
где нас считали врагами, и мы поспешили вернуться к морю. Мы нищенство-
вали, пытались добыть себе пропитание мечом , но Аллах покинул нас. Од-
нажды ночью мой друг бежал от меня, захватив с собой все наши припасы, и
этим же утром меня схватили и я снова потерял свободу.
В тюрьме мне удалось завоевать расположение начальства, потому что я
выдал человека, готовившегося к побегу (он считал, что я не понимаю язы-
ка, а я уже понимал его). Добившись снисходительности, я усыпил их бди-
тельность, сделав вид, что отрекся от Великого и Всеблагого Аллаха и по-
верил в их идола. Радость их была недолгой, они стали выпускать меня в
город, и один раз я так и не вернулся.
Я плавал на разных кораблях, я жил в трюмах, я питался крысами и ви-
дел сотни стран, но ни одна из них не возбудила во мне воспоминаний. Я
спал на деревьях в северных лесах, несколько раз я видел падающий с неба
лед, и стоял на берегу моря, за которым оставался только край земли. Я
кланялся шестируким, сохраняя в сердце Аллаха, я пел дикарские песни,
прославляющие несуществующих богов, я убивал ради денег и просто так.
Наступила старость, я не знаю, где я нахожусь, сколько мне лет, куда мне
идти дальше и нахожу утешение в книгах.
Недавно , среди повестей, занявших тысячу и одну ночь, я нашел ответ
на вопрос, мучавший меня всю жизнь. Там говорилось, что мой первый хозя-
ин чудесным образом стал властелином джинна, и первое, что он потребовал
от всемогущего духа - сорок невольников и невольниц. Джинн исчез на
мгновение, и принес это.
Я вспомнил умоляющего о пощаде книжника, о своих снах, в которых я
был всесилен, всеведущ и всегда прав,и понял, что мне, сыну духа, нечего
вспоминать.
Я не совершил еще только одного, последнего предательства.
Перед тем, как я отвернусь от Аллаха и своей жизни, я написал это
письмо (язык, на котором оно написано, скорее всего был неизвестен мне
до сих пор), чтобы мои братья, рассеянные в поисках по всему миру, могли
бы найти его и понять свое предназначение.
Дуэль
вместо предисловия
Неизвестно, когда человечество прибегло к услугам магии впервые. Из-
