ирригации.
Возле ворот (ворота эти принадлежали Джорджу Кристоферу) росла
апельсиновая роща - и творилось там что-то невероятное, невообразимое.
Вероятно, Кристофер окуривает деревья, решил Гарри. Гарри открыл ворота, и
Кристофер тяжелой походкой направился ему навстречу. Кристофер был толст -
ростом с Гарри, зато раза в три объемистее. И шея у него была толстая. Он
был лыс (и лысина загорелая), хотя ему вряд ли было много за тридцать. На
нем были клетчатая фланелевая рубаха, темного цвета брюки и заляпанные
грязью ботинки.
Гарри вылез из автомобиля, вытащил сумку и поставил рядом с собой.
Кристофер нахмурился. "Снова праздник Почтового Хлама, Гарри?" Он оглядел
длинные волосы и экстравагантно оформленную бородку почтальона и
нахмурился еще пуще.
Гарри в ответ оскалил зубы в улыбке. "Ага. Праздник Почтового Хлама.
Через каждые две недели - как часы. Я занесу это в дом."
- Вы не обязаны этого делать.
- А мне нравится это делать. - Здесь не было миссис Кристофер, но у
Джорджа было сестра, примерно одного возраста, что и Алиса Кокс, и она
любила поболтать с Гарри. Очень красивая маленькая девочка, с которой
приятно беседовать. И всегда у нее полно новостей о том, что делается в
долине.
- Отлично. Не забудьте о собаке.
- Будьте уверены, - Гарри не боялся собак.
- Интересно весьма, что вкладывается в вашу голову наша рекламная
индустрия? - спросил Кристофер.
- А я устрою с ними обмен, тоже засыплю их. Вопросами, - сказал
Гарри. - Почему правительство снижает им налоги, так что у них появляется
все больше возможностей отнимать у них попусту время? И почему не снижает
ваши налоги?
Кристофер перестал хмуриться. Он уже почти улыбался.
- Задайте им эти вопросы, Гарри. На этом свете стоит сражаться только
за безнадежные дела. А дело налогоплательщика, считай, теперь почти
безнадежное. Я закрою за вами ворота.
Конец дня. Работа закончена. Гарри зашел в сортировочную - она
расположена в заднем конце здания почты. К столу Гарри была приколота
кнопкой записка.
"Гар... в смысле волосатик! Волчище желает тебя видеть. Джина!!!"
Джина стояла у длинного стола где сортировались письма. Она высокая,
черноволосая, широкая в кости, держится очень прямо. Единственная брюнетка
- насколько известно Гарри - на всю долину. Гарри подмигнул ей, затем
постучал в дверь управляющему.
Когда он вошел, мистер Волк холодного уставился на него.
- Поздравляю с Праздником Почтового Хлама, Гарри, - сказал наконец
мистер Волк.
Бемц! Но Гарри улыбнулся:
- Спасибо. И вас с Праздником Почтового Хлама, сэр.
- Не смешно, Гарри. Зачем вы это делаете? Для чего вы отбираете
коммерческую почту и храните ее - чтобы разом развести ее в один день...
через каждые две недели?
Гарри пожал плечами. Он бы мог дать объяснение: сортировка того, что
он называл "почтовым хламом" занимала так много времени, что не оставалось
никакой возможности поболтать с клиентами. Вот поэтому он и начал
сваливать "хлам" в одну кучу. Все началось именно таким образом, но
адресатам эта шутка понравилась.
- Всем это нравится, - извиняющимся голосом сказал Гарри. - Люди
могут прочесть сразу все. Или просто отправить одним махом всю кучу в
камин.
- Это незаконно - препятствовать работе государственной почты, -
сказал Волк.
- Если кто-либо возражает, я вычеркну его из списка празднующих День
Почтового Хлама, - сказал Гарри. - Но мне кажется, что моим клиентам этот
день очень по нраву.
- Но не миссис Адамс, - сказал Волк.
- А!.. - Очень плохо. Не будет Праздника Почтового Хлама - и у Гарри
не будет предлога заходить в дом Адамсов и беседовать с Донной.
- Вам придется доставлять коммерческую почту так, как это
предписывают правила, - заявил Волк. - По мере ее поступления. Не надо
накапливать ее. Праздник хлама должен быть отменен.
- Хорошо, сэр. Какие еще изволите дать указания?
- Сбрейте свою бороду. Постригите короче волосы.
Гарри замотал головой. Он знал, что на этот счет гласят правила.
Волк вздохнул.
- Гарри, вы просто не понимаете, что это такое быть почтальоном.
Кабинет у Эйлин Сьюзан Ханкок маленький, тесный, но все же - кабинет.
Не один год она проработала, чтобы получить свой собственный кабинет.
Раньше у нее был только стол. Кабинет доказывал, что она - нечто большее,
чем просто секретарша.
Она работала, нажимая кнопки калькулятора, хмурилась. Потом от
внезапно мелькнувшей мысли журчаще рассмеялась. А мгновением позже поняла,
что в дверях стоит Джо Корриган.
Корриган шагнул в кабинет. Верхняя пуговица на брюках его опять была
не застегнута - и всем это видно. Его жена не разрешает ему покупать брюки
большого размера. Она не оставляет надежду, что он еще похудеет. Корриган
засунул большие пальцы за пояс и уставился на Эйлин несмешливым взглядом.
Эйлин оборвала смех. Снова принялась считать на калькуляторе, и
теперь она даже не улыбалась.
- О'кей, - сказал Корриган. - Как идут дела со штамповочной линией?
Эйлин взглянула на него расширившимися глазами: - Что? О, нет. Пока я
ничего вам сказать не могу.
- Думаете, если заморочите мне голову, так захватите контроль над
компанией? Так? Ибо: линия не работает. Я это проверил. - Корригану
нравилось наблюдать за ней, нравились подобные сцены. Эйлин относилась к
породе людей "все или ничего". Либо она была очень серьезной и полностью
погружена в работу, либо веселилась от всей души.
- О'кей, - вздохнул Корриган. - Выдам вам один секрет. Вам предстоит
повышение. Дело в том, что Роберт Джестон подписал контракт.
- Вот как? Это хорошо.
- Ага. И отсюда следует, что теперь нам придется труднее. А облегчить
нам может... в общем, B качестве первого шага вы назначаетесь помощником
генерального директора. Если вам по душе эта работа.
- О, она мне по душе. Спасибо, - улыбка вспышкой осветила ее лицо -
такая короткая вспышка, словно молния, гаснувшая прежде, чем успеваешь
заметить ее. И Эйлин снова нагнулась над калькулятором.
- Я знаю, что она вам по душе. Потому я и повысил вас. Я уже вызвал
рабочих, оборудовать для вас новый кабинет. Я им сказал, что когда
закончат подготовительные работы, пусть проконсультируются с вами. -
Корриган уселся всей своей тушей на край стола. - Итак. У меня был для вас
секрет. Сюрприз. А в чем заключается секрет вашего смеха?
- Я забыла, - сказала Эйлин. - Зато я закончила работу над теми
сметами. Так что можете захватить их и отнести Бейкерсфилду.
- О'кей, - сказал Корриган. И - разбитый на голову - отправился
обратно в свой кабинет.
Если б он знал, подумала Эйлин. Ей захотелось рассмеяться, но она
сдержалась. Нет, правда, ей не хотелось бы дразнить Корригана. И она
подумала: Что ж я сделала это. А Робин прелесть. Он не лучший в мире
любовник, да он на это и не претендует. Вот как он намекнул ей о повторном
свидании. "Любовникам нужна практика, - вот что он сказал. - Во второй раз
всегда получается лучше, чем в первый."
Данный вопрос остался открытым. Может быть, да - может быть, она
переспит с ним еще раз, но скорее всего, нет. Он без обиняков сказал ей,
что он женат. До сих пор она это только подозревала.
Никогда у нее не возникало и намека на мысль, что ее личная жизнь
может как то повлиять на жизни деловую. Но он не подписал контракт с
Корригановской компанией сантехнического оборудования - а это очень
большая сделка. И теперь она себя ощущала очень странно. И хотелось
понять, отнеслась бы она с таким безразличием к выявленном семейному
статусу Робина, не ожидай, что он заключит контракт. А он - подписал.
И вот она сидит здесь, складывает числа, перекладывает бумаги, и
внезапно она спросила себя: какое значение имеет ее работа для
водоснабжения и канализации? Я не произвожу труб. Я их не прокладываю. Я
вообще не имею дела с трубами, я даже не указываю другим, где следует
прокладывать эти трубы. Все что я делаю - это перекладываю бумаги.
И это - немаловажная работа. Она упорядочивает хаос. Эйлин может
ошибиться. Это может быть случайная оплошность, а может быть
преднамеренной ошибкой. От мельчайшего прикосновения ее пера тысячи
материалов и оборудования будут посланы с одного конца Земли на другой. Но
к творчеству ее работа не имеет никакого отношения. Работа у Эйлин ничуть
не более творческая, чем у тех, кто двигает вперед цивилизацию, или
занимается взысканием налогов... или скажем у кочегара... на дизельном
топливе.
Мистер Корриган, вероятно, весь день будет ломать голову, чем был
вызван внезапный взрыв ее смеха, и невозможно объяснить ему причину этого
смеха. Просто смех овладел ею - неожиданный и непреодолимый: то, чем она
занималась прошлой ночью с Робином Джестоном, было более, чем что-либо в
ее жизни, связано - непосредственно связано! - с делом водоснабжения и
канализации.
О том, что автомобиль украден, узнают еще не скоро. Несколько часов,
во всяком случае, есть - в этом Алим Нассор был совершенно уверен.
Настолько уверен, что мог бы просидеть в этом автомобиле хоть десять
добавочных минут. Раньше Алим Нассор был великим человеком. Когда он снова
станет великим, ему придется скрывать то, что он сейчас делает.
До того, как он стал великим, его звали Джордж Вашингтон Карвер
Дэвис. Его мать очень гордилась этим именем. Она рассказывала, что
остальные члены семьи хотели назвать его иначе: Джефферсоном Дэвисом.
Дурачье: это было бы неудачное имя, в нем не чувствовалось силы. Потом у
Алима Нассора было множество других имен - уличные клички. Матери эти
имена не нравились. Когда она выгнала, наконец, его, он принял свое
теперешнее имя.
В арабском и суахили "Алим Нассор" означает "Мудрый завоеватель". Не
многие знают смысл его имени - так и что из того? Это имя пропитано силой.
В "Алиме Нассоре" несравненно более силы, чем в "Джордже Вашингтоне
Карвере". Об Алиме Нассоре писали газеты. Он запросто заходил в здание
городского муниципалитета - заходил, чтобы посмотреть, что там делается.
Он получил на это право после того, как прекратил бунты. Он - в туфлях,
украшенных бритвенными лезвиями и с цепью, обмотанной вокруг талии. И были
деньги; деньги, которые можно было грести лопатой. Деньги государства.
Все, что угодно, лишь бы в черном гетто вновь стало спокойно. Это была
чертовски хорошая игра, а закончилась она весьма скверно.
Он тихо выругался. Мэр Бентли Аллен. Черный мэр Лос-Анджелеса - этот
чертов Дядя Топ перекрутил все каналы, все возможности. И этот глупый
черный конгрессмен, сукин сын, которому все было мало... Нет, он, эта
задница, внес всех своих родственников в платежную ведомость города. Всех
до единого - что и обнаружил тот траханый репортер телевидения. В наши дни
черный человек, занявшийся политикой, должен иметь незапятнанную,
безупречно белую репутацию.
Ладно, та игра закончилась, и нужно было начинать снова. Он и начал.
Одиннадцать дел, и каждое сработано превосходно. Они принесли... что?
Добыча составила за четыре года четверть миллиона долларов. А скупщики
краденого выдали за нее лишь менее ста тысяч. Значит, каждый из четырех
заработал за четыре года только двадцать тысяч. Это даже нельзя назвать
заработком! Подумать только: часть денег ушла на подкуп служителей закона.
Но даже без этого - пять тысяч за год?
Это дело будет тринадцатым. Оно не займет много времени. Сейчас в
