или читает их на расстоянии. А встретив мой взгляд, усмехается:
- Что-то не вижу огонька в работе...
Примерно раз в месяц Генеральный, согласно новым
либерально-демократическим веяниям, самолично обходит кабинеты управлений
и следственной части, калякает о том, о сем с подчиненными, - так сказать,
проявляет участие к личной жизни и условиям работы. Но сегодняшний его
визит явно связан не только с этим. Я поднимаюсь в кресле:
- Здравствуйте, Роман Андреевич.
- Здравствуй-то здравствуй... - он подходит к моему столу и теперь
рассматривает меня в упор. - Что это у тебя вид помятый и мешки под
глазами? Холостяк. Поди, буйствуешь по ночам?
Я стараюсь дышать в сторону, чтоб хоть не унюхал коньячно-водочный
перегар.
- Да уж где сейчас буйствовать, Роман Андреич? Вы мне такое дело
навесили!
- Ну, докладывай. Что мне в ЦК сообщить? Будет Белкин или не будет?
- Ну-у, как вам сказать? Ищем. Нашли свидетеля похищения, кажется,
знаем одного похитителя...
- "Ищем", "кажется"! - передразнил он меня. - Энтузиазма нет в
голосе, твердости. Хреново, брат. Имей в виду, четыре дня осталось. Может,
тебе помощь нужна? Где твоя бригада - этот Светлов и как его...Житный?
Ржаной?
- Пшеничный, - подсказываю я. - Светлов сейчас в Котласе, ищет одного
зека. А Пшеничный на Курской дороге. Ищет свидетелей убийства этого
бакинского парня, приятеля Белкина.
- Не знаю, не знаю, - он постучал костяшками пальцев по столу. - Тебе
видней, ты в деле, но... Одного загнал куда-то в Котлас, другой ищет
свидетелей убийства. Убийство никуда не денется, знаешь. А вот Белкин
нужен и желательно - живой. А то как в ЦК докладывать? Что мы в своей
стране человека найти не можем?
Я молчал. Сегодня в моем положении нужно молчать и ждать. Даже если
бы он дал мне сейчас еще пять помощников - что с ними делать?
Подняв трубку над телефоном, он повернул диск - как-будто бы
рассеянно или случайно - и, удерживая повернутый диск карандашом, вдруг
спросил, глядя мне прямо в глаза:
- А как ты Светлова получил? Тебе его Щелоков назначил?
Так вот зачем он пожаловал? И вот почему крутит этот диск и даже
зажал его карандашом. Какая прелестная картина: Генеральный прокурор СССР
боится, что телефоны его Прокуратуры прослушиваются КГБ, и в разговоре со
своим следователем на всякий случай отключает телефон! И при этом мы оба
делаем вид, что я не вижу этого жеста, не понимаю его значения.
Коротко, в нескольких словах я рассказываю историю с зятем Брежнева -
Чурбановым, с бриллиантами и брошью, которую он взял, чтобы показать
Галине. Генеральный слушал с явным удовольствием. Я даже удостоился
похвалы:
- Молодец! И конечно, Щелоков против Чурбанова пойдет, и Светлова они
теперь у тебя не заменят. Но имей в виду: и Щелоков, и Андропов будут
очень рады, если мы НЕ найдем Белкина. Уж они разыграют эту карту! Поэтому
кто-нибудь из них может тебе и вставить палку в колеса. Так что будь
осторожен, не наломай дров. - И он опустил телефонный диск и сказал
дежурную начальственную фразу, явно напоказ: - Я думаю, тебе ни к чему
просиживать штаны в кабинете. Делом нужно заниматься, делом! Желаю успеха!
- Он вышел, опустив плечи.
Я снимаю трубку, вслушиваюсь в зуммер, ничего особенного, зуммер как
зуммер, да по зуммеру и не поймешь, конечно, прослушивается телефон или не
прослушивается. Ладно, ну его к черту размышлять, нужно дело делать.
Генеральный меня предупредил - это максимум, что он мог сделать. Светлов
далеко, в Котласе, а вот Пшеничного нужно подстраховать, действительно. И
я набираю номер начальника линейного отдела милиции Курской железной
дороги. Телефон прямой, в кабинет, из служебного справочника руководящих
работников МВД СССР. И ответ следует незамедлительно:
- Полковник Марьямов слушает.
- Здравствуйте, полковник. Это Шамраев из Союзной прокуратуры. Вы не
знаете, где сейчас мой помощник следователь Пшеничный?
- В Подольске, товарищ Шамраев. Там штаб оперативной бригады,
работающей по вашему делу. Наши люди мобилизованы с самого утра по всей
линии до Серпухова. Все поднято на ноги, товарищ Шамраев!
- Хорошо, полковник. Вы не хотите туда прокатиться?
- Если нужно, я готов. Я в вашем распоряжении.
- Я заеду за вами через десять минут.
То же время. В Котласе
- Это же натуральное блядство, товарищ подполковник! Фактическое
блядство! Посмотрите на этих ангелочков! Думаете, кто они?
Студентки-комсомолки? Ничего подобного! Трехрублевые бляди!
Прямо с котласского аэродрома подполковник Светлов приехал в лагерь
номер УУ-121 и, как кур в ощип, попал в скандал, происходивший в кабинете
начальника лагеря майора Смагина. Пять юных девиц, от пятнадцати до
восемнадцати лет, смазливых, с припухшими губками тесно сидели на диване и
довольно бесстрашно выслушивали брань начальника лагеря. Были они не
зэчки, а цивильные, вольные, студентки котласского профтехучилища.
- Ну, что мне с ними делать, товарищ подполковник? - говорил Светлову
майор Смагин. - Представляете, что делают эти твари? Ночью у нас в зоне
лесоповала, в тайге никого нет, никакой охраны, потому что все зеки в
лагере. Так эти шлюхи с ночи прячутся там по всяким времянкам, шалашам и
ждут. В шесть утра зону оцепляет охрана, а в семь привозят зеков и зеки
приступают к работе - лес валят. А эти твари тоже приступают к работе,
минетчицы сраные! Выучились же, ... их мать, на французский манер зеков
обслуживают, по сто человек в день пропускают! И с каждого по трешке
дерут, комсомолки! Зек, может, месяц этот трояк собирает по копейке, а они
в две минуты его отсасывают... Ну, что мне с ними делать, товарищ
подполковник?
Светлов, сам утомленный ночным загулом, поспавший лишь пару часов в
самолете "Москва - Котлас", прячет глаза и нетерпеливо пожимает плечами.
Ему не до этих студенток. Все трое - майор Смагин, подполковник Светлов и
заместитель начальника лагеря по режиму капитан Жариков, высокий желчный
мужчина с прокуренными лошадиными зубами - все трое прекрасно понимают,
что ничего с этими девицами сделать нельзя. Поскольку еще в 1936 году из
уголовного кодекса изъяли и статью о наказании за проституцию (в СССР нет
проституции!), этим пигалицам максимум что грозит - штраф 15 рублей за
"нарушение общественного порядка". И девицы это тоже прекрасно знают,
потому всю ругань майора выслушивают спокойно и угроз не боятся.
Наконец, майор Смагин выпроваживает девиц и, узнав о цели приезда
Светлова, несколько меняется в лице:
- Акеев? Он на "химии", расконвоирован. Числится за спецкомендантом и
работает сварщиком на строительстве химкомбината. А что с ним?
- Вы уверены, что он в Котласе? Где у вас спецкомендатура? И где этот
химкомбинат?
- Я вам дам машину и провожу.
Но Светлов от сопровождения отказался, взял у майора машину и через
весь Котлас помчался в спецкомендатуру. Там, минуя грудастую
расконвоированную зэчку-секретаршу неполных двадцати лет с заголенными
мини-юбкой ногами, Светлов напрямую прошел в кабинет спецкоменданта
капитана Чабанова. И через несколько минут выяснилось, что хотя осужденный
В.Н. Акеев числится на стройке сварщиком, главная его тут профессия - быть
толкачом, добывать для стройки дефицитные материалы, запчасти, в связи с
чем его постоянно посылают в командировки то в Архангельск, то в Киров, то
в Москву. Кто же может быть лучшим толкачом, чем знаменитый спортсмен,
бывший чемпион Европы?! Вот и сейчас главный инженер
"Котласхимстройтреста" с ведома спецкомендатуры командировал Виктора
Акеева в Москву, в Министерство промышленного строительства.
В бухгалтерии строительно-монтажного управления N 5 Управления
"Котласхимстройтреста" Светлов потратил еще не меньше часа, чтобы снять
копии со всех командировочных документов Виктора Акеева и установить таким
образом сроки его пребывания в командировках. По этим срокам выходило, что
Акеев больше живет в Москве, чем сидит в Котласе, и командировки ему часто
продлевают прямо в Москве, в Министерстве. Так, в последнюю командировку
он уехал еще в начале мая... Впрочем, главный инженер
"Котласхимстройтреста" Коган был Акеевым доволен:
- Не знаю, какой он боксер или там сварщик, но мне бы таких штук пять
толкачей - я бы комбинат раза в три быстрей построил. Он мне даже лимиты
на арматуру в Госплане вышиб, вы представляете?!.
Покончив с бумагами, Светлов ринулся назад, в аэропорт - он едва
успевал к последнему в этот день проходящему рейсу на Москву.
Как ни странно, в аэропорту Светлова ждал капитан Жариков. Светлов
удивленно взглянул на него, Жариков сказал хмуро:
- Разрешите несколько слов, товарищ подполковник?
- Да, конечно.
- Я по поводу Виктора Акеева. В конторе лагеря разговаривать было
нельзя, везде уши. А дело касается майора Смагина, начальника лагеря...
- Минуточку, я только закомпостирую билет.
Рейс "Печора - Котлас - Москва" опаздывал, как обычно. У них было
время поговорить.
- Смагин хочет выдать за Акеева свою дочь, - сказал Жариков Светлову.
- Она в него по уши влюбилась и крутит папашей, как хочет. Поэтому он и
расконвоирован, и на "химию" переведен. И сейчас они оба в Москве, в
гостинице "Пекин".
- Откуда вы знаете? - удивился Светлов.
- Как только вы уехали из лагеря, майор Смагин трижды заказывал
телефонный разговор с этой гостиницей, с дочкой. Думаю, он хочет
предупредить их о вашем визите сюда. Только телефон у нее в номере не
отвечает.
- Спасибо, пройдемте со мной, - Светлов спешно двинулся к почтовому
отделению котласского аэровокзала. Здесь стоял междугородний
телефон-автомат и Светлов тут же набрал по коду Петровку, 38, свой
служебный телефон и продиктовал своему заместителю майору Ожерельеву:
"Елена Васильевна Смагина, гостиница "Пекин", телефон поставить на
прослушивание, междугородние звонки не соединять, Смагину срочно взять под
наблюдение, с ней должен быть Акеев".
Безусловно, Акеев жить в гостинице не имел права, он был без
паспорта, но нелегально, за взятку мог ночевать и в "Пекине" у своей
любовницы.
- Спасибо, капитан, - сказал Жарикову Светлов. - Родина вас не
забудет. Я сообщу в ГУИТУ о вашем ревностном отношении к делу.
- Это еще не все, - все так же хмуро сказал Жариков. - Хотя у нас
лагерь образцово-показательный и на каждом шагу плакаты висят и лозунги
типа "Честный труд - дорога к свободе" и "Моральный кодекс строителя
коммунизма", а на самом деле это одна показуха. Смагин заигрывает с
зеками, либеральничает, оркестр тут организовал, и в результате - прошу
вас... - он открыл сжатый на протяжении всего разговора кулак. В его
жесткой ладони лежали две ампулы морфина. - Это морфий. Я реквизировал у
зеков во время последнего шмона. А вот это - упаковка, нашел в мусоре, -
Жариков достал из кармана кителя кусок картонной коробки. На фабричного
образца этикетке стоял чернильный штамп "Главное Аптечное Управление
г._Москвы" - Как видите, товар из Москвы. И я не сомневаюсь, что привозит
его будущий зять майора Смагина Виктор Акеев.
Н-да, подумал Светлов, очень, очень хочется капитану Жарикову стать
начальником лагеря, уж он тут наведет порядок! Светлов еще раз
поблагодарил капитана, сказал, что непременно доложит о его работе в
Главное Управление исправительно-трудовых учреждений, взял ампулы морфия и
