- Все! Сегодня мы делаем этого Шаха!..
Я напрягся, но он не подал вида, продолжал играть в эту дурацкую
секку. Мосол докурил, взглянул на часы. Ребята - Рамиз и Сикун - молча
смотрели на него, ждали приказаний.
- Рано еще... - сказал Мосол с явной досадой. - В семь часов
электричкой поедем на песчаную косу. Это их место, я засек. Завтра они
уезжают, только вот им! - он сделал неприличный жест. - Сестра! Сегодня
будет ему сестра, этому Шаху!
Он лежал, сощурив узко глаза и сжав губы. Потом рывком встал,
распорядился:
- Пошли! Засадить надо винца! Чтоб веселей было эту сестру на хор
поставить.
И увел Рамиза и Сикуна.
Через пару минут я зевнул, безразлично отодвинул карты и сказал: -
Ладно. Надоело... Пойду посплю, что ли...
Выскочив на улицу, я голоснул первой попавшейся машине, какому-то
частному "Москвичу". В Баку, как и в Москве, почти любой частник готов
заменить вам такси.
- Приморский бульвар!
- Деньги есть? - спросил у меня водитель.
- Есть, есть! Поехали!
- Пожар, что ли?
- Почти.
Минут через пять мы доехали до дома Изи Котовского.
Я увидел, что его синий "Жигуленок" стоит во дворе, и бегом взбежал
на четвертый этаж. Изи не было дома, но под ковриком меня, как всегда,
ждал ключ от двери. Я вбежал в квартиру, бросился к телефону. На часах
было без четверти семь. Конечно, Сашки не было дома! Телефон не отвечал.
Я открыл Изин письменный стол, пошарил в ящике. Все автомобилисты
обычно имеют вторые ключи от машины и держат их где-нибудь в "тайном
месте". У Изи местом для всех вещей был письменный стол, там лежало все -
от лекарств до отверток и плоскогубцев. Вывалив содержимое ящика на пол, я
обнаружил ключи от его машины. Спешно переодевшись в нормальные брюки и
рубашку, я прихватил деньги, редакционное удостоверение и выскочил из
квартиры. Было без десяти семь.
Через минуту без всяких документов на машину я мчался по Приморскому
бульвару в сторону Песчаной Косы. Я знал, я вспомнил, что Мосол выиграл на
воровском конкурсе браунинг и, следовательно, я должен опередить его. Под
ногами, под передним сидением, у меня была монтировка - единственное
оружие, которое предусмотрительный Изя Котовский всегда возил с собой.
Теперь, при редакционном удостоверении "Комсомольской правды", я даже
на чужой машине чувствовал себя, как в родном седле. Этим бакинским
лихачам, этим азербайджанским водителям-кепконосцам я показал московский
класс езды! К каждому светофору я подъезжал в ту секунду, когда он
переключался на зеленый и, не останавливая машины, на второй скорости
давал газ и уходил вперед, к новому светофору. Улица имени 26 апреля,
кинотеатр Низами и напротив него родная редакция газеты "Бакинский
рабочий", где до "Комсомольской правды" я отработал три года. Знали бы они
там в редакции - Артур Гуревич, Алешка Капабьян, Нина Крылова и все
остальные - кто сейчас пролетел под раскрытыми окнами секретариата газеты!
Не исключено, что Изя Котовский там сейчас, в фотолаборатории, точит
лясы...
С улицы 26 апреля - в Черный город, знакомая дорога в сторону
аэродрома, только километров за пять до Бильгя нужно свернуть к морю,
направо. Я шел по шоссе на скорости 120 в час, легко обходя машины и
аэрофлотские автобусы, а рядом, на насыпи, тянулись рельсы электрички. Я
уже видел, что явно опережаю семичасовую электричку Мосола, я даже чуть
сбавил скорость. И вдруг...
Шум двигателя исчез. Машина, теряя скорость, бесшумно катилась по
шоссе. Я растерянно глянул на панель с приборами - японский городовой!
Бензин! Стрелка бензобака лежала на нуле и горела красная предупреждающая
лампочка, а я - осел эдакий! не посмотрел и не заправился в городе!
Матеря себя, я пристал к обочине, кинулся к бензобаку, открутил
крышку и заглянул внутрь - как-будто бензин мог быть там каким-то чудом!
Бензобак был пуст. В отчаянье я стал голосовать каждой проезжающей машине
- может, кто-то даст мне бензин, отольет из своего бака. Но теперь мимо
меня ехали все те, кого я только что так вызывающе, так нагло обогнал. И
потому они с мстительной улыбкой проскакивали мимо. Какой-то мужик даже
показал мне язык, кто-то сделал ручкой...
И в это время мимо промчалась электричка. Электричка, в которой
ехали, я не сомневаюсь, Мосол с Рамизом и Сикуном. Клацая по стыкам
рельсов, вагоны промчались по насыпи и стали быстро исчезать вдали.
Я бессильно опустился на сидение машины, потом снова попробовал
голосовать - бесполезно! Шоссе - дорога на аэродром - считается
правительственной трассой, здесь и останавливаться нельзя, даже если
кто-нибудь и мог бы отлить мне свой бензин, он не станет этого делать,
зачем ему рисковать автомобильными правами? Я тупо сидел в машине. Бежать
пешком до этой косы? Глупо, я прибегу туда часа через полтора. Качалки
нефтяных вышек, натыканные вдоль дороги и разбегавшиеся от нее во все
стороны вплоть до горизонта, монотонно клевали скважины, будто повторяли
вместе со мной: "И-ди-от!!! И-ди-от!!!".
Не знаю, может быть прошло минут двадцать, когда рядом затормозила
милицейская машина с крупными буквами по борту "ГАИ". Старший лейтенант
милиции, улыбчатый азербайджанец, уже предвкушая крупный штраф, который он
сейчас сорвет с меня за остановку на правительственной трассе, лениво
вышел из машины и подошел ко мне:
- И в чем дело? - спросил он нараспев. - Да-акументы!
Я смотрел на него, понимая, что только он и может быть сейчас моим
спасеньем. Нужно было только выбрать правильный тон в разговоре с ним. Я
молча вытащил из кармана красное удостоверение "Комсомолки", где на
кожаной обложке, кроме названия нашей газеты, было золотом вытеснено
магическое: "ЦК ВЛКСМ". Я показал ему эту красную книжку, и он тут же
изменил тон:
- Ждете кого-нибудь?
- Вот что, старший лейтенант, - сказал я. - Глупость у меня
получилась, бензин кончился. Отлей мне пару литров, - я кивнул на его
милицейскую "Волгу". - Я заплачу.
Лейтенант сокрушенно покачал головой:
- Зачем обижаешь, дорогой? Пару литров для "Комсомольской правды" мы
еще можем даром дать. Шланг есть?
Откуда я мог знать, есть у Изи шланг или нет? Я открыл багажник -
оказалось, что там даже запаски нет, не только шланга. Лейтенант
укоризненно взглянул мне в глаза.
- Ладно, - сказал он и тут же милицейским жезлом остановил проехавшую
мимо машину. Через пару минут, перегородив своими машинами движение на
шоссе, мы поставили их так, чтобы его бензобак был рядом с моим
бензобаком, а шлангом, взятым у владельца третьей машины, старший
лейтенант сам перекачал мне из своей гаишной машины наверное полбака
бензина.
Я было сунул все-таки руку в карман за деньгами, но лейтенант
взглядом перехватил этот жест, и я понял, что он действительно обидится,
если я опять предложу ему деньги. Я пожал ему руку, сел в машину и погнал
по шоссе. Теперь, с разрешения родной милиции, я выжал педаль газа до
отказа. Стрелка спидометра завалилась вправо - 130, 135, 140... Казалось,
легкая, даже без всякого груза в багажнике, машина сейчас оторвется от
асфальта, взлетит. А на автотреке ВАЗа меня уверяли когда-то, что на
больших скоростях "Жигули" будут стелиться к земле, конструкторы
хреновы!..
Быстро темнело, я включил ближний свет и, плавно вписавшись в поворот
к Песчаной косе, вымахнул на старую грунтовую дорогу, убегавшую в дюны
Песчаной косы. Рядом струились рельсы электрички, а сам поезд пунктиром
виден был вдали, на конечной остановке. Уже не жалея Изину машину, я снова
дал максимальный газ. Баранку пришлось держать двумя руками, а спиной
упереться в сиденье так, чтобы на ухабах от тряски не выбить головой
потолок.
Я был уверен, что знаю место, где должны быть Сашка и Лина. Песчаная
коса заканчивается двумя небольшими скалами - Каменным Седлом, за ними
есть крохотный Залив Влюбленных. Там, укрывшись от посторонних глаз,
десятилетиями целуются поколения влюбленных, я сам там первый раз
поцеловался с девочкой из девятого класса...
Электричка отошла от станции и двинулась мне навстречу. Все! Неужели
я опоздал?
Спустя минуту я уже подъезжал к пустынной станции "Пляж", откуда
только что уехали последние курортники. Станция была пуста, пляжи вокруг
нее - тоже. Здесь же кончалась и грунтовая дорога, и дальше, до Каменного
Седла были только песчаные дюны и мокрая кромка берега. Я бросил машину
влево, к самой воде и, поднимая колесами фонтаны брызг, покатил к Заливу
Влюбленных. Когда моя машина вымахнула из-за Каменного Седла в Залив
Влюбленных, я увидел картину, которой боялся больше всего: на опустевшем
пляже здоровые парни Рамиз и Сикун прижимали к земле избитого Сашку Шаха,
Рамиз держал у Сашкиного горла нож, чтобы тот не рыпался, а в стороне, у
воды, Мосол насиловал Лину. Девчонка кусалась, извивалась ужом, поджав под
себя коленки, а Мосол выламывал ей руки, бил кулаком с зажатым в нем
браунингом и кричал:
- Убью! Я тебя выиграл! Убью!
Другой рукой он все пытался стянуть с себя брюки...
Я включил фары, нажал клаксон и бросил машину прямо на эту
барахтающуюся у кромки воды пару - Лину и Мосола. В сумраке вечера им не
было видно, что это за машина - милиция? частник? дружинники? Боковым
зрением я видел, как Рамиз и Сикун тут же оставили Сашку и кинулись наутек
через Каменное Седло. Но Мосол...
Этот парень не терял голову в острые минуты. Ослепленный четырьмя
фарами мчащегося на него автомобиля, он вскочил, прижал к себе Лину, и
отчетливо, чтобы мне было видно в машине, приставил браунинг к голове
девушки.
Я ударил по тормозам. Машина зарылась в песок в двух метрах от Лины и
Мосола. Сквозь слепящий свет фар им не видно было, кто сидит в машине.
Изнутри машины я видел избитую Лину в разорванном купальнике, голую, с
детской грудью, пушистым лобком, кегельно-стройными ногами, и Мосола -
расхристанного, с полуспущенными брюками, одной рукой он цепко прижимал к
себе Лину, другую, с браунингом держал у ее лица. Увидев, что машина
остановилась и смысл его жеста достаточно ясен тем, кто сидит внутри,
Мосол выждал короткую паузу и стал медленно, вместе с Линой, таща ее за
собой, отходить в сторону, из-под света фар. Боясь за Лину, я неподвижно
сидел в машине, подавшись всем телом вперед, почти прижавшись лицом к
стеклу машины. В конце концов, пусть он сбежит, лишь бы ее оставил живой.
Но в ту секунду, когда Мосол уже ступил в грань между светом фар и
вечерним сумраком, сильное тело коротко метнулось к нему из мрака и обоих
- и Мосола и Лину - сбило с ног. И тут же прозвучал выстрел, и я вдруг
почувствовал, как лобовое стекло машины стеклянной пылью брызнуло мне в
лицо, на рубашку, на брюки. Сашка! Это Сашка Шах бросился из темноты на
Мосола, сбил его с ног, и, падая, Мосол выстрелил. Пуля полоснула по
лобовому стеклу "Жигулей", и оно разлетелось просто в пыль. Я не знаю,
каким биологически-защитным рефлексом я успел закрыть ресницы раньше, чем
это стекло брызнуло мне в зрачки. Скорей всего я просто моргнул с перепугу
в момент выстрела, и это спасло мне зрение.
Я слышал, что рядом, на песке, идет смертельная борьба, но я не мог
открыть засыпанных стеклом глаз. И тогда, ощупью открыв дверку машины, я
слепо выбрался наружу и подбежал к Сашке в тот момент, когда Мосол уже
зигзагом убегал от него по песчаным дюнам, а Сашка стрелял в него отнятым
браунингом. Лина кричала: "Саша, не надо! Не надо!", а он отталкивал ее
