направления "Москва - Средняя Азия", выданную отделом кадров Курской
железной дороги. И в графе его дежурства неожиданно натыкаемся на
любопытную деталь: "Поезд номер 37 "Москва - Ташкент", 26 мая в
сопровождении бригады N-56 отправился в очередной рейс из Москвы в 5.05
утра". Переглянувшись, берем у начальника линейного отдела расписание
поездов и убеждаемся: поезд N-37 проходит через платформу "Москворечье" в
5.30 утра. А в шесть пятнадцать железнодорожник-обходчик нашел возле
платформы труп Рыбакова!
Светлов даже присвистнул - вот так раз! Больше того, из этого же
графика работы бригада Долго-Сабурова уясняем, что 24 мая, в день
нападения на Белкина и Рыбакова на Курском вокзале, Долго-Сабуров в рейсе
не был, отдыхал в Москве между поездами. Это заставило нас со Светловым
еще раз переглянуться - мы теперь почти не разговаривали, только
обменивались взглядами. Правда, в день смерти старухи-тетки племянник,
судя по справке, находился далеко от Москвы, подъезжал к Актюбинску, и это
несколько охладило наше воображение.
- Вот что... - сказал, прищурясь, Светлов уже в отделе кадров
Управления Курской дороги, где мы листали личное дело этого
Долго-Сабурова. - Вот что... Он холост, живет один, приезжает только
послезавтра из Ташкента. Я бы пощупал его квартиру.
Мы оба понимали, что законных оснований для обыска нет, а все, чем
виноват Долго-Сабуров, - это то, что он племянник умершей старухи и что
поезд проходил через платформу "Москворечье" в ночь на 26 мая. Ну и что,
скажет надзирающий прокурор и отложит, не подписав, ордер на обыск.
17.30 и позже
17.30 мы со Светловым уже на Смоленской-Сенной, в доме, где на первом
этаже размещается кинотеатр "Стрела", а на восьмом этаже в двухкомнатной
квартире, оставшейся ему от умерших родителей, проживает Герман
Долго-Сабуров. Взяв понятыми сотрудников кинотеатра - администратора и
билетершу, которым все равно нечего делать во время сеанса, - я и Светлов
отжимаем замок на двери долго-сабуровской квартиры. Уже первый взгляд на
нее говорит, что бригадир проводников живет не по средствам: тут и
западная радиоаппаратура, и цветной телевизор, и спальный гарнитур
"Ганка". Холостяцкий беспорядок - несколько западных журналов с голыми
девками лежит на диване и журнальном столике, и вообще по всему
чувствуется, что этот Долго-Сабуров не теряет времени зря в перерывах
между рейсами. В ванной, в шкафчике, пачки индийских и немецких
презервативов с так называемыми "усиками" и без и чей-то узенький лифчик,
на кухне снова порножурналы и колоды карт с порнушкой на лицевой стороне,
а в баре и в холодильнике - армянский коньяк, шотландские виски, рижский
бальзам и экспортная водка - то есть набор на все вкусы. Кроме того, в
холодильнике рыбец, початая банка с икрой и внушительное, килограмма на
три березовое ведро с сотами меда. Короче, этот парень умеет вкусно пожить
и живет явно не на свои 160 бригадных. Впрочем, кто из проводников живет
на зарплату? Все проводники так или иначе спекулируют, это знает и
ребенок, в эпоху тотального дефицита на территории такой огромной страны
проводники давно стали кем-то вроде снабженцев, и, как теперь мы видим на
примере Долго-Сабурова, очень неплохо зарабатывают.
Но даже самый тщательный осмотр квартиры не дал желаемых результатов
- никаких тайников с бриллиантами, никакой валюты и вообще ничего
экстраординарного, кроме, разве, этих порножурналов, самиздатовской копии
"Москва - Петушки" и "100 уроков секса".
Через час под вздохи нетерпеливых понятых заканчиваем этот бездарный
обыск, составляем по всей форме протокол, заставляем понятых подписаться
под ним и, несолоно хлебавши, выбираемся на улицу.
На душе паскудно. Целый день работы потрачен зря. Два "гениальных
сыщика" оказались на деле просто м...ками. Тычемся, как слепые котята,
где-то возле молока, а найти не можем.
- Коньяк у него хороший, у падлы! - говорит хрипло Светлов и лезет в
карман, выгребает деньги. - У меня четырнадцать рублей. У тебя?
- Червонец, - говорю я, не считая, свои-то я знаю точно.
Трудно поверить, что у следователя по особо важным делам и начальника
отделения МУРа на двоих двадцать четыре рубля. Это кажется диким, особенно
в наши дни, когда кругом пышным цветом рассветает взяточничество, но...
что я могу вам сказать? Иногда, все реже, правда, и среди нашего брата
встречаются честные люди, хотя говорить об этом приходится теперь с
некоторой стеснительностью, словно ты убогий или недоразвитый. Будто
оправдываешься.
Так или иначе, мы чувствуем, что неудачи этого дня нужно залить
спиртом, да вообще - с какой стати эти проводники да "племянники" гуляют,
жрут икру и наслаждаются девочками (не зря же эти порножурналы и лифчик в
ванной), а мы - два крепких еще мужика, сорок с небольшим, нормальные
"бойцы" и "ходолки", поститься должны? Хрена лысого!
Подстегивая этим друг друга, мы на муровской "Волге" Светлова рулим в
"Прагу". У парадных дверей, конечно, очередь уже змейкой, как всегда, на
двери табличка "свободных мест нет", и швейцар в галунах за
стеклянно-зеркальной дверью стоит, как памятник. Но мы хозяйски толкаем
дверь, успокаиваем швейцара своими удостоверениями, и вот нас, уже почти
как иностранцев, услужливый метрдотель ведет наверх. Можно занять
отдельный кабинет, можно сесть у оркестра, можно - на самый верх, в зимнем
саду с фонтаном. Любые места для таких почетных гостей!
Но мы ведем себя скромно, берем тихий столик в зимнем саду и, помня о
своих ресурсах, заказываем официанту:
- Бутылку белой, салат и ростбиф. В четвертак уложимся?
- Уложитесь, товарищ подполковник, - улыбается он, и Светлов
удивленно вскидывает на него глаза, но тот уже ушел, улыбаясь.
Мы оглядываемся. Ресторан, тихая музыка из общего зала, компания
студенточек через три столика от нас, и еще одна солидная компания за
столами вдоль стены - не то диссертацию отмечают, не то награды обмывают:
мужчины все в служебно-официальных костюмах, женщин нет.
Ресторанная обстановка всегда поднимает настроение, тем паче
предвкушение стопки и соседство с этими студенточками - мы со Светловым
выпрямляем спины, взглядываем орлами. Конечно, с нашими несчастными
двадцатью четырьмя рублями не разгуляешься и не угостишь этих студенточек,
но потанцевать можно будет, а там жизнь покажет.
И вдруг - не помню, о чем мы говорили в ту минуту со Светловым,
кажется, об улетевших в Баку "архаровцах", если они там ничего не
надыбают, нас пора списывать в утиль, - но вдруг я умолкаю от
неожиданности: официант ставит на наш столик трехэтажный поднос с блюдами,
просто "скатерть-самобранка". Тут и спелые болгарские помидоры и нежинские
огурчики, разносолы и маслины, икра паюсная и зернистая, сациви, балык -
всего не перечислишь. Ту же бутылка водки в серебряном ведерке со льдом,
коньяк армянский "три звездочки" и вино "Гурджуани".
- Постой! В чем дело? - говорит ему Светлов. - Мы заказали только
водку, салат и ростбиф. А это не наш заказ.
- Не беспокойтесь, товарищ подполковник, - улыбается официант. - Это
просто наша кухня вас скромно угощает.
- Подождите, но я же вам сказал, что у нас при себе только
четвертак...
- Ну-у, товарищ подполковник... - укоризненно говорит официант. - О
чем вы говорите?! Мы же свои люди. Отдыхайте. Минут через двадцать будут
жаренные потроха, грибы и шашлыки по-карски из свежей баранины.
Персонально для вас, товарищ следователь, жарит наш повар Стукозин. Вы его
помните?
- Стукозин? - я напрягаю память. Кажется, он проходил по делу
плавучих волжских ресторанов. Да, Стукозина и еще нескольких поваров,
которые хоть и воровали по-тихому, не зарываясь, но не кормили людей
гнилым мясом, я пожалел тогда, выделил из общей группы махровых жуликов и
"передал на воспитание коллективу трудящихся". Ну что ж, я не против
стукозинских белых грибов, он действительно мой должник, если на то пошло,
он точно мог "загреметь", я вполне мог тогда отправить его лет на пять
туда, где сейчас боксер Акеев загорает. - Как же! Помню Стукозина, -
говорю я, веселея. - Привет ему!
Теперь мы на равных со Светловым. Оба "угощаем" друг друга. Он
угощает меня своей муровской известностью, а я его - своим престижем
следователя. И вообще, жить веселей, когда тебя узнают в ресторанах и
отдают долги, да еще таким способом... Надо будет сходить потом на кухню,
побалагурить с этим поваром, думаю я, и мы со Светловым приступаем к
пиршеству. Минут через тридцать, расправившись под закуску с бутылкой
водки, чувствуем себя превосходно, кадрим девочек-студенточек за соседним
столиком, потом пересаживаем за свой столик этих "птичек". Девочки легко
идут на сближение, это заочницы кооперативного института, для того и
прикатили в Москву на сессию из Донецка и Воронежа, чтобы не тратить тут
время зря. Мне досталась упитанная крашенная блондинка двадцати трех лет,
Светлову - вертлявая "бэби-вумен", эдакая вертлявая малышка-брюнеточка.
Розовым язычком она каждую минуту облизывает пухлые губки, отчего глаза у
Светлова тут же покрываются мутной мечтательной пленкой.
Все шло как надо - танцы, девочки, жаренные грибы "по-прокурорски",
как аттестовал их Светлов, горячие куриные потрошки, коньячок армянский и
грузинское вино "Гурджуани" под кавказские шашлычки. Досаждали только
официальные тосты за соседним столом у стены, там постоянно пили "За
здоровье нашего заместителя министра!", "За достижения нашего
управления!".
Светлов не выдержал, спросил у нашего официанта с досадой:
- Что там за типы пьют?
- Минздрав, товарищ подполковник, - почти по-военному доложил
официант. - Вон слева - заместитель Петровского - Балаян Эдуард
Саркисович, до минздрава у нас в КГБ работал. Толковый мужик.
Государственную премию обмывают за какой-то новый препарат для
космонавтов.
- Ладно, - милостиво махнул рукой Светлов. - Тогда пусть гуляют.
Только пусть он наших девочек не жрет глазами, этот Балаян.
Действительно, темно-карие бархатные глаза этого Балаяна - ему лет
сорок пять, с пышной седой прядью в густой черной шевелюре - слишком часто
останавливаются на нашем столике и рассматривают нас в упор, спокойно и
подолгу. Мне это не нравится, я демонстративно, назло ему обнимаю свою
блондиночку за талию, а другую руку приятельски кладу на плечо
светловолосой "бэби-вумен" и предлагаю гусарски-небрежным тоном:
- А не завалиться бы нам на мою холостяцкую квартиру, товарищ
подполковник? Потанцуем, музыку послушаем. Еще не вечер!
Девочки все равно не верят, что Светлов - подполковник милиции, а я -
следователь по особо важным делам, да мы и не особенно настаиваем на этом.
"Честно" им признаемся, что оба - стоматологи из "платной поликлиники", и
я даже обещаю подлечить дома зуб светловской пигалице.
Короче, идет нормальный ресторанный треп, и на очередном его витке
моя подвыпившая воронежская блондинка говорит, что лучше бы мы были
спортсменами, она "обожает" спортсменов, ее жених держит третье место по
боксу в Воронеже и тренирует секцию бокса в детской спортивной школе.
- Как Акеев, - срывается у меня с языка, но девочки не знают, кто
такой Акеев, и Светлов объясняет им:
- Виктор Акеев - наш большой друг, бывший чемпион Европы по боксу в
среднем весе. Он сейчас в заграничной командировке уже больше года, и вот
