детские. Она сидела близко, позволяя мне рассмотреть удивительные зигзаги
на ее глазастой голове, перламутровые переливы на крылышках... Она
казалась мне чудом. Однажды я захотел познакомиться с этим чудом поближе и
попробовал ее поймать. Разумеется, это не удалось: ее удивительные глаза
видели все, происходящее сзади. После этого она больше не возвращалась...
- Я понимаю, - негромко произнес Эл и подумал о том, что у каждого в
жизни была такая вот стрекоза - чудо, исчезнувшее после того, как его
поторопили.
Но разве в его случае речь шла о чуде? Преступление, страдания одного
человека, может быть, гибель другого... Можно ли к этому относиться так же
благодушно только потому, что весь кошмар получил оттенок чего-то
сверхъестественного?
- Весь наш мир - это чудо... Но как только рванешься к разгадкам его
тайн, он перестанет быть таковым. И лишь когда мы заставим себя забыть о
тех иллюзиях знания, которые порой принимаем за истину, и просто посмотрим
на него широко раскрытыми глазами - он может вновь показать свои лучшие
стороны... а может и не показать...
- Не знаю... - Эл замолчал, на этот раз специально, чтобы тишина дала
ему возможность прислушаться к себе. Он действительно не знал уже ничего,
кроме того, что в его жизни наступили перемены, суть которых сложно было
уловить.
- Я старик... Я скоро покину этот мир. И потому я хочу узнать его не
разумом, а сердцем - иначе может оказаться, что я зря прожил жизнь.
Знаете, Эл, мне иногда начинает казаться, что моя жизнь началась только
сейчас, здесь, после той удивительной встречи, когда я понял вдруг, что не
знаю об этой жизни почти ничего. Я, как мальчишка, просто раскрыл глаза от
удивления... Раскрыл и начал видеть... Я не стану вам объяснять, что
именно хочу сказать. Если вам суждено, вы поймете это и так, а если нет -
все слова бессильны. Так что идите домой, хорошенько отдохните, если
можете - отмените встречи со своими клиентами... Хотя и у вас, я думаю, их
не так уж много. И просто постарайтесь научиться радоваться тому, что
светит солнце, что кому-то нужна ваша помощь, а кому-то нужны вы.
Попробуйте начать жить. Не сначала - под этим обычно подразумевают
какую-то бессмысленную чепуху, - а просто жить. Если научитесь - то
поймете.
Эл снова посмотрел на Райсмана. Старик улыбался какой-то особой
мягкой и мечтательной улыбкой.
- Хорошо, - Эл привстал. - А можно напоследок задать вам еще один
вопрос?
- Пожалуйста...
- Как вы сказали, фамилия этого фермера? Похоже, я слышал ее совсем
недавно... Хотя людей с такой фамилией - тысячи... Дуглас, да?
- Да, тот самый Дуглас. Если, конечно, вы помните эту историю.
- Какую? - Эл снова сел.
"Похоже, я так скоро отсюда не уйду... Жаль, что я не знал этого
человека раньше, - вот уж поистине необыкновенная личность!"
- Скандальная и странная история... Хотя я догадываюсь, чем именно
она закончилась. В свое время его жена тяжело заболела. Неизлечимая форма
лейкемии... И тогда Бенджамен Дуглас дал объявление, что готов продать
душу тому, кто сможет вылечить бедняжку... Вот так. Была волна возмущения:
все же - такое заявление! Священники его просто атаковали со всех сторон,
шарлатаны тоже... Ему даже пришлось переехать, чтобы удрать от вызванной
шумихи. Вот так.
- А что... дальше? - Эл почувствовал в горле неприятный комок.
- Дальше... Флоренсия до сих пор жива. И детки подрастают. Но сам
Бенджамен зачастил в церковь - нашлись такие, что не прогнали его с
порога. Значит, если он и продал кое-что, то не тому... Да и мне ли об
этом судить? Говорят, давно в ближайшей округе не видели столь верной и
любящей супружеской пары. А выводы - делайте сами.
- Так, - потянул Эл. - Существо вы видели уже позже?
- Конечно... - улыбнулся старик.
На некоторое время опять наступило молчание.
- Спасибо... Извините, мистер Райсман, сколько я вам должен?
- Нисколько. Это я вам должен за то, что вы пришли ко мне... Можете
считать меня коллекционером, которому удалось присоединить к своей
коллекции еще один ценный экземпляр или получить какие-то сведения
относительно его местонахождения... Вас не коробит такое сравнение? Просто
все, касающееся теневой стороны жизни Фанума, - стороны, в которой есть
место чудесам и которая потому скрывается от чужих глаз, - меня невероятно
интересует.
- Ну что ж... - Эл встал, - мне пора...
- Идите... И помните, что я вам сказал. Желаю удачи... Искренне
желаю.
- До свидания.
Эл попрощался и вышел. Сев за руль, он долго не трогался с места:
слишком уж о многом ему следовало подумать.
Или наоборот - не следовало? Кто знает. Вряд ли хоть кто-то в этом
мире мог ответить на этот вопрос.
12
- А я вас ждал, - встретил его у дверей кабинета посетитель.
Неназначенный. Незнакомый. - Я уж думал, вы не придете...
- Простите, - немного смутился Эл, окидывая взглядом человека лет
пятидесяти, одетого в безукоризненный, но слишком плотный для такого
жаркого дня костюм. - Обычно со мной предварительно договариваются по
телефону... То есть не со мной, а с моей секретаршей, но она сейчас в
отпуске...
Соврать про секретаршу его заставил слишком солидный вид клиента.
Одна булавка с бриллиантом в галстуке стоила больше, чем Эл Джоунс
зарабатывал в течение года.
- Понимаю, - кивнул почтенный господин. - Я должен был позвонить, но
решил, что проще будет заехать.
- Тогда... - немного растерялся Эл, - давайте пройдем в кабинет и
поговорим там. К сожалению, у меня закончился апельсиновый сок, а то я
обязательно предложил бы вам стаканчик... Да, вот сюда, пожалуйста.
Упоминание об апельсиновом соке чуть не заставило его покраснеть.
Клиент был не из местных, скорее всего - из какого-то крупного
города, а раз так, его дело обещало быть щекотливым. Просто так в глубинку
не ездят.
- Ремблер, - представился клиент, - консультативная фирма.
Он держался с определенной уверенностью, которая импонировала Элу.
Невольно он принялся сравнивать Ремблера с Григсом - сложно было найти
людей более противоположных. Глядя на черты их лиц в спокойном состоянии,
физиономист наверняка счел бы Григса человеком эмоционально неповоротливым
и грубоватым, в то время как тонкие, хотя и ужесточенные возрастом черты
Ремблера говорили об определенной эмоциональности и возбудимости. Но в
реальности Григс бился в истерике, сверкал глазами и вообще вел себя как
заурядный неврастеник, тогда как Ремблер был солиден и невозмутим.
Хотя, весьма вероятно, что невозмутимость эта была чисто внешней -
иначе Эл вряд ли имел бы честь видеть господина Ремблера у себя. Глядя на
посетителя, Эл подумал, что и тон разговора с ним должен быть совершенно
другим.
- Чем могу быть полезен? - деловито и вежливо осведомился он.
- Мне нужен ваш совет. В данном случае я предпочел бы говорить не с
врачом, а с психологом.
- Очень приятно, - кивнул Эл. Ему и в самом деле было приятно
отвлечься от всех ненормальностей окружавшей его жизни.
- Так вот, - Ремблер явно был склонен сразу переходить к делу, - речь
идет о моей бывшей жене и особенно - о дочери, которой сейчас около
пятнадцати лет... Примерно столько же я не виделся со своей супругой. Не
знаю, - на лице Ремблера возникло некоторое недовольство, - как вы
отнесетесь к моей жизненной истории. Почему-то многие склонны видеть в ней
странности, если не отклонения от нормы, но я действительно любил свою
жену. И до сих пор люблю, хотя она поступила со мной, мягко говоря,
непорядочно. Думаю, вам стоит все узнать по порядку. Наш брак был
неравным. Труди пела в кабаре, к тому же - в ночном кабаре. Вместе с тем
она вовсе не была похожа... на женщин определенного склада. Просто она так
зарабатывала на жизнь, и ни в чем другом я не мог ее упрекнуть. Я даже не
стал расспрашивать ее о том, что заставило ее выбрать такой путь, - она
была достаточно талантлива, чтобы зарабатывать больше какой-нибудь
заурядной секретарши или официантки. Между нами все было очень серьезно,
похоже, она действительно меня любила. Во всяком случае, так мне казалось.
Потом она забеременела и, поверьте, я был рад этому. И вот, когда ей
подошло время рожать, она вдруг исчезла. Я вначале думал, что она просто
попала не в ту больницу, - например, из-за того, что начались
преждевременные схватки, - но ни в одной из больниц ее не оказалось. Она
попросту исчезла. Сейчас я немного начинаю догадываться о причинах... Но
только догадываться. После этого она прислала мне письмо, переполненное
"прости", "так вышло" и подобных выражений. Признаться, я тогда думал о
ней хуже, чем когда бы то ни было, и ответил довольно резко... Не прошло и
года, как я понял, что все равно не могу жить без нее и без ребенка - если
тот жив... Я начал ее искать, потратил довольно крупную сумму, но она так
и не нашлась. Ни она, ни девочка. Совсем недавно я совершенно случайно
увидел ее лицо на заднем плане фотографии в здешней газете и поспешил
сюда. Между нами состоялся разговор, из которого я узнал о существовании
Изабеллы - так она назвала мою дочь, хотя я, признаюсь, не в восторге от
этого имени. Вот тут и возникли кое-какие проблемы.
Он замолчал, выбирая нужные слова, для того чтобы ввести Эла в курс
дела наиболее удобным для себя образом.
"А ведь он ее не на шутку любит, - подумал вдруг Джоунс, угадывая за
сдержанностью и даже подчеркнутой лаконичностью Ремблера при описании его
отношений с женой настоящее глубокое чувство, которое обычно называют
любовью с большой буквы. - Черт побери, мне просто нравится этот человек!
И мне его действительно жаль. Вот кому бы я с удовольствием помог. И
помогу, если сумею".
- Ну вот... Труди говорит, что все дело как раз в Изабелле. Она не
хочет, чтобы я видел девочку. Вначале, говорила она, она просто
испугалась, так как не знала, как я к ней отнесусь. Теперь она боится за
саму дочь. По ее словам, девочка не переживет, если я ее оттолкну. Труди
рассказывала Изабелле обо мне, и та по-своему любит отца и мечтает
увидеться с ним. И все же... Тут есть только два варианта: или девочка
черная - и тогда Труди подумает, что я заподозрю ее в измене, хотя в моем
роду как раз встречались негры. ("Да, по нему этого не скажешь", -
удивился Эл.) Или бедняжка уродлива. Страшно уродлива... Я старался
объяснить Труди, что постараюсь принять Изабеллу такой, какая она есть, но
она до сих пор сомневается, стоит ли нас знакомить. Она плакала при
встрече и выглядела испуганной. Так вот, я хочу, чтобы вы посоветовали
мне, как лучше начать разговор с дочерью. Вдруг я действительно испугаюсь
ее внешности в первую секунду? Да и как вообще следует говорить с
подростком при таких обстоятельствах? Думаю, во всяком случае я сумею
скрыть свои эмоции - но мне далеко не всегда хватает тактичности. И вот
этого я хотел бы избежать. Понимаете?
Эл кивнул. Чем дальше, тем больше восхищался он этим человеком. И не
только его решением признать ребенка, каким бы тот ни был, но и
откровенностью в оценке собственных качеств. Есть две вещи, в которых люди
признаются реже всего: отсутствие чувства юмора и неумение тактично
общаться с людьми. Эл даже догадывался о причинах возможных трений
Ремблера с близкими: он действительно был ранимым и впечатлительным
человеком, но руководящая должность, да и вообще роль "истинного мужчины"
заставляли его стесняться собственных "слабостей" и играть роль более
