даже машины с ключами зажигания. Как сообщил в тот день омоновец прямо
в микрофон PC, на пути следования демонстрантов к парламенту отрядам
милиции был отдан, приказ уже не бить людей, а "просто стоять". В
результате чего безоружные толпы сравнительно легко прорвались к
Белому дому и устроили митинг. Собралось около 100.000 человек, толпа
продолжала расти.
И тут по ним были сделаны неожиданные выстрелы со стороны мэрии
(показания всех свидетелей однозначны) - что сыграло роль спускового
крючка. Часть защитников Белого дома бросилась захватывать мэрию,
кто-то в толпе начал кричать: "В Останкино!", клич подхватили Анпилов,
Макашов, Руцкой, туда демонстранты и поехали на брошенных омоновских
машинах - требовать передачи в эфир видеокассеты с парламентским
заявлением. (Заметим, что постоянной ложью о происходящем телевидение
тоже спровоцировало такое требование.)
Грузовики беспрепятственно прибыли к телецентру, где их уже ждал
спецназ дивизии им. Дзержинского. Некоторое время "штурм" Останкино
выражался в словесных требованиях и угрозах Макашова. Затем
демонстранты стали высаживать дверь грузовиком, пока из телецентра не
выстрелили в одного из немногих ополченцев, имевших оружие - на что
раненый ответил из своего гранатомета (прямой эфир РС).
Хотя у слабо вооруженных нападавших не было шансов захватить
здание - спецназ без боя сдал первый этаж. Как позже возмущался
руководитель телевидения Брагин, кто-то "распорядился в разгар боя
увести от нас некоторые подразделения"; в ответ на его звонки глава
МВД В. Ерин заверил, что "контролирует обстановку"; тут же по
распоряжению премьера Черномырдина было отключено телевещание (PC,
13.10.93; "Новое русское слово", 23-24.10.93). По другим, не
прерывавшимся телепрограммам тогда же были пущены не соответствовавшие
действительности титры: "Вещание по первому и четвертому каналам
нарушено ворвавшейся в здание вооруженной толпой". Лишь после этого
начался беспощадный расстрел всех, кто был перед телецентром.
Поддаются ли все эти факты иному объяснению, чем спланированная
провокация? Впрочем, это элементарный прием даже в спортивном
противоборстве: выманить противника на ложный шаг - и ударить (так
американцы недавно расправились с Ираком). К этому выводу пришел даже
автор демократической "Независимой газеты" (8.10.93). Лишь самые
непонятливые демократы, как Ю. Афанасьев, удивлялись:
"Очень много для меня странного и, я думаю, не только для меня.
Вся эта ночь, с воскресенья на понедельник, прошла, как мне кажется,
во всеобщем ожидании, что вот кто-то придет, что начнут действовать
военные, милиция и что они поспеют через несколько минут к
телецентру... что наконец-то силы, которыми располагает президент,
начнут действовать. И ничего такого не произошло. Потом всех, кто был
на улицах Москвы, поражало отсутствие милиции, ОМОНа и вообще тех, кто
призван был следить за порядком... А то, как они прошли, прошествовали
всеми улицами Москвы? Омоновские подразделения просто расступались при
первом их приближении, и какого-то реального намерения противостоять
этому шествию просто не было... Что это за действия властей в условиях
чрезвычайного положения? Тут, конечно, два возможных объяснения: или у
властей не было в их распоряжении сил, или они не хотели их применять"
("Русская мысль", 7-13.10.93).
То, что силы в распоряжении Ельцина были, - он вскоре показал. Не
хотели же их применять лишь на первом этапе акции - для того, чтобы
получить повод для жесточайшего применения на втором. Вооруженных лиц,
прибывших от парламента в Останкино, было в толпе не более двадцати,
но убитых оказалось около ста, в том числе несколько журналистов. Два
часа перекрестным огнем бэтээры прочесывали пространство перед
телецентром и рощу со скрывшимися там безоружными людьми, стреляли
даже по лежащим раненым и машине скорой помощи, не позволив подобрать
их. Показательно и общее соотношение числа погибших в те дни: со
стороны власти - около 20 человек, со стороны парламента и
демонстрантов - многие сотни.
Что стоило "уравнять" этот счет пресловутым "снайперам
мятежников" - но они почему-то стреляли не столько в омоновцев,
сколько в журналистов и безоружных людей, причем ни один из этих
снайперов пойман не был. Вообще, по множеству свидетельств, в
событиях, особенно вокруг Белого дома, активно участвовала некая
неопознанная "третья сила", спровоцировавшая эскалацию насилия
стрельбой по обеим противостоящим сторонам (наиболее детальная версия
опубликована в газете "Завтра" № 3, 1994).
И в штурме парламента участвовали некие "неформальные" боевые
отряды, о которых свидетельствует ельцинский военнослужащий: "... в
этой суматохе были вооруженные группы, которые совсем никому не
подчинялись. Они просто стреляли во все стороны" ("Русская мысль",
7-13.10.93). Были они одеты в гражданское и в полувоенную форму без
знаков различия и в основном добивали раненых. Многие защитники Белого
дома утверждали, что этими группами был так называемый "Бейтар",
организованный при московской мэрии демократом Боксером; другие,
авторы добавляют к ним военизированные группировки от мафиозных
структур - но точных доказательств этому собрать не удалось.
Впрочем, картина и без того показательна, особенно в сравнении в
происходившими там же событиями двухлетней давности и с тем, как они
преподносились телевидением.
В августе 1991 года ГКЧП не решился применить силу против
непокорных "демократов" в Белом доме, не было блокады здания, не были
отключены даже телефоны. "Покоренный вражеский броневик", на который
взобрался мужественный Ельцин - был прислан для защиты здания, и
Ельцин это знал (см. интереснейшие свидетельства генерала Лебедя в
"Литературной России" №№ 34-36, 1993). Тем не менее телевидение
умудрилось показать всему миру даже "штурм Белого дома" с горящими
бронемашинами - хотя они были подожжены в подземном переходе на
Садовом кольце, не собирались никого штурмовать и лишь пытались
вырваться из ловушки; там же случайно, по собственной вине (что
подтверждено следствием), погибли трое несчастных молодых людей,
которых торжественно хоронили как Героев Советского Союза, и Ельцин
театрально каялся перед их матерьми: "Простите меня, что я не смог
уберечь Ваших сыновей"...
В сентябре-октябре 1993 года в Белом доме были отключены
телефоны, электроэнергия, отопление, вода, канализация; "демократы" не
пустили туда даже машины Международного Красного Креста. Затем _без
всякой военной необходимости_ были убиты сотни безоружных людей.
Сначала, без предупреждения, расстреляли палаточный городок перед
зданием, где была в основном молодежь; помня поведение ГКЧП, она
наивно полагала, что и Ельцин не станет стрелять в безоружных - именно
так они надеялись "защитить конституцию"... Затем по безнадежно
окруженному парламенту открыли стрельбу из танковых орудий
кумулятивными и зажигательными снарядами. Просьба Церкви остановить
расстрел была игнорирована. Убивали и выходящих с белыми флагами (что
заставляло других сопротивляться до конца), гонялись по дворам,
стреляли по теням в окнах близлежащих жилых домов, расстреливали на
стадионе; отмечены случаи глумления над трупами... Белый дом
победители подвергли мародерству, вынося даже люстры и ковры... Все
это, разумеется, по телевидению не показывали.
И Ельцин уже не просил прощения у матерей убитых, переложив вину
на своих же жертв: "ради безопасности москвичей мы вынуждены были
создать оцепление вокруг Белого дома, начиненного смертельным
оружием..." (6.10.93). Даже о числе своих жертв президент солгал.
На фоне множества свидетельств официальная цифра в полторы сотни
убитых выглядит приуменьшенной в несколько раз. Характерно уже то, что
убитые и раненые поступали в больницы и морги из Останкино, из
окрестностей Белого дома - но их почти не привезли из самого здания. В
оппозиционной печати было немало утверждений о тайном вывозе тел из
Белого дома; тогдашний генеральный прокурор В. Степанков также
признал, что 5 октября в Белом доме прибывшие туда следователи "не
обнаружили ни одного трупа". И вообще, по его мнению, "увиденное
сильно отличалось от той картины, на которой "Белый дом" предстает как
источник угрозы, начиненный массой оружия... даже первый визуальный
осмотр свидетельствовал; бой вела только одна сторона. Такую ситуацию
я затрудняюсь назвать боем" ("Литературная Россия" № 3, 1994).
В Белом доме была устроена церковь, три священника (один из
юрисдикции Зарубежной Церкви, о. Виктор с Украины - считается
погибшим) исповедывали и причащали защитников, готовых умереть в
сопротивлении "желтой диктатуре". Их бескорыстный нравственный облик
намного выигрывает по сравнению с приемами Ельцина: накануне
переворота сотрудникам силовых служб повысили зарплаты; по сведениям
PC, тульской дивизии обещали платить в долларах; ОМОНу платили премии
в размере месячной зарплаты. Депутаты, перебежавшие на сторону Ельцина
до 3 октября, получили по 2 миллиона рублей, сохранение квартир, новую
руководящую работу - эти посулы по ночам выкрикивала перед осажденным
парламентом машина с громкоговорителем, вперемежку с фривольной
песенкой о путане-проститутке...
Более двадцати священников Русской Православной Церкви и
присоединившийся к ним священник Зарубежной части Церкви о. Стефан
Красовицкий осудили действия президентской стороны как "массовые
немотивированные преднамеренные убийства", совершенные "с особой
жестокостью", и потребовали создания специальной комиссии в Думе для
расследования ("Литературная Россия" № 1-2, 1994; "Путь" № 1, 1994).
Но, к сожалению, высшее руководство Церкви не дало должной
нравственной оценки этой "победе демократии" - хотя бы в той форме,
как Патриарх осудил использование советской военной силы в Литве в
1991 году.
А ведь против бесчинств "победителей" выступили и "Международная
амнистия", и правозащитники-демократы, создавшие, как в былые времена,
правозащитный комитет - когда в последующие дни в Москве происходили
массовые аресты, закрытие оппозиционных газет (даже
антикоммунистических), избиения на улицах. Были опубликованы
коллективные протесты русских эмигрантов. Даже на волнах "Свободы"
(Волчек, Кагарлицкий) признавали: "Кэгэбэшники брежневских времен были
джентльменами в белых перчатках по сравнению с нынешними"... По
телевидению же - вместо траура по погибшим - два дня звучала веселая
музыка.
Кто-то, впрочем подсказал Ельцину, хоть и с опозданием, объявить
траур (главным образом по своим), и даже убрать караул от мавзолея
(раньше это президенту в голову не приходило, хотя та же кремлевская
часть охраняет и его резиденцию). Но тут же, на непросохшей крови,
раздавались награды тем, кто стрелял в своих безоружных сограждан,
выплачивались деньги депутатам-перебежчикам (остальных наряды
автоматчиков в трехдневный срок выбросили из московских квартир). И
продолжалась демонизация расстрелянного парламента, который якобы
заминировал Белый дом, постановил убить Ельцина вместе с семьей (это
утверждал сам Ельцин в Японии) и т. п...
Таким образом, президент попрал в октябре не только формальную
законность, но и нравственные нормы, о которых именно "демократы"
столь охотно любят говорить. Неудивительно, что ставка президента на
силу, даже если это и дало ему в руки неограниченную власть -
