штрафа. Нет, дернулся! Сработал эмигрантский инстинкт, когда за
этот тридцатник он убивался на черной работе весь день...
Сработал механически, слепо, и также слепо он шел несколько
минут назад к злополучной банановой лавке, опрометчиво забыв о
пакете с кокаином на переднем сиденье, который сейчас обследует
с радостно-изумленным лицом полицейский в черном плаще с
желтыми, должными фосфоресцировать в ночи полосами. И теперь
доказывай судье, будто убежал вовсе не из-за того, что в машине
находился наркотик, а из-за жалких тридцати долларов. Хорошо,
на пакете нет отпечатков его пальцев, авось адвокат обыграет
такой факт... Но как объяснить случившееся Дональду? И сколько
тот заломит за пакет? И вообще... чем все закончится? А Боря?!.
- Да ты... серьезная штучка, парень, - донесся до него
голос с характерным бруклинским акцентом. - Повезло... нам!
ФРИДМАН-МЛАДШИЙ
Он даже не понял, что, собственно, и произошло... Держал
Марину за талию, чувствовал тонкий, прекрасный запах ее духов,
видел, обмирая от любви и нежности к ней, чистую по-детски кожу
щеки и шеи, и вдруг все поплыло в глазах, пришло осознание
падения и бессилия перед этим падением... После - долгий
провал. А затем вернулось сознание вместе с колко пульсирующей
болью в голове, резью в кистях рук и лодыжках...
Он лежал на полу раздетый, туго связанный прочной
капроновой веревкой, с нашлепкой пластыря на губах.
Расплывчатые пятна перед глазами постепенно оформились в
лица...
Марина и Джейн. Сосредоточенные, даже угнетенные, однако
во взглядах - одинаково мрачная целеустремленность. Попытался
спросить: за что, почему, с ума вы, бабы, спятили? - но лишь
глупо промычал через нос.
- Если слышишь нас, кивни, - мерно и отчужденно произнесла
Джейн. Без акцента. - Ага, слышишь... Тогда так: хочешь жить,
говори: где камни, которые брату послать должен? Учти, Валера,
всерьез тебя спрашиваем, упираться будешь - пожалеешь... Утюг,
которым ты по голове получил, сейчас уже греется, и щипчики
есть для ногтей... А маникюр - вещь - ох, неприятная... Колись,
Валера! Будешь тихо говорить, вежливо, без ора, тогда рот
расклею... Будешь?
Фридман кивнул.
Пластырь оторвался вместе с кожицей губы. Валерий слизнул
кровь, потекшую по подбородку.
- Отважные вы... дамы, - произнес еле слышно,
неповинующимся голосом. - На такое решиться... Только ведь
глупость морозите... Кстати. Как звать-то тебя, мисс липовая
американка?
- Ты по делу, по делу, без болтовни, - предупредила Мавра
угрожающе.
- Хорошо, без болтовни, - согласился Фридман. - Верьте мне
или не верьте, а камни уехали. Могу адрес дать, только вам туда
не добраться. На три дня вы, девушки, опоздали, всего на три
дня. А всех моих денег, дорогуши, на день сегодняшний - тысяч
двадцать. Нужно? Дарю. А потому утюги, щипцы - напрасный и
пошлый номер. А пока не зарвались вы, даю вам шанс. И слово
свое даю: претензий иметь не буду. Тебя, Мариночка, жаль.
Прости, но дура ты. Я же не врал тебе насчет брака... я же...
всерьез, болван! Теперь, ясный день, мероприятие отменяется. Но
обещаю: ни добра от меня не жди, ни зла. Давай сведем партию
вничью. Режь веревки, дорогая, и - разбежались. Повторяю:
большой шанс вам даю, поверьте...
Мавра ударила его ногой в лицо.
- Заткнись, тварюга... - прошипела с яростью. - И гонор
свой проглоти, понял?! Я тебе даю шанс, а не ты... Где камни?!
Фридман сжал зубы, чувствуя ломящую боль от удара в скуле.
И надо же так нарваться... Ладно, главное - спокойствие.
Каким образом эти крысы пронюхали о камнях? Хотя - вопрос не
так и важен. Даже если бы бриллианты имелись у него и поныне,
ничего в данной истории они бы не изменили. Сегодняшняя его
роль - однозначно роль смертника. И зря начал он с отказа и
поучений... Стервы чересчур воспалены и самим риском своей
затеи, и неудачей... Надо по-другому. Разговора все равно не
получится, игра идет ва-банк, а потому главное - затянуть
время.
Следующий удар ослепил - мысок туфли врезался в глаз. Боль
просто-таки пронзила Фридмана, и он закричал.
На рот тотчас же лег плотный лоскут пластыря. Неслись
ругательства Мавры, истерические всхлипы Марины:
- Я не могу... Я уйду...
- Звони своему братцу хренову, - обернулась к ней Мавра. -
Пусть везет шприц и лекарства, мы ему язык развяжем, гаду...
Марина вышла, мелькнул край ее платья в дверном проеме.
" Угораздило же тебя так промахнуться, детка, - едва ли не
с жалостью к ней подумал Валерий. - Как же не повезло тебе, как
же не повезло... И, наверное, я виноват в том, все-таки я...
Воздалось! За зло получил злом... И что теперь? Сколько
времени, интересно? От силы прошел час. Значит, еще час
остается... Если бы знали эти идиотки, что в машине встроена
радиостанция и, услышав вопрос относительно маршрута поездки,
охрана приехала к подъезду заблаговременно и сейчас сидит под
окнами, наверняка зная номер искомой квартиры. Еще час, от силы
полтора, а после сюда ворвутся, единым махом высадив
стандартную хлипкую дверь, четверо вооруженных зверей и, застав
хозяина в этаком положении и состоянии... Эх, девушки! "
Мавра закурила сигарету, бросив спичку Фридману в лицо.
" А может, рассказать ей о последствиях? Нет: у этой
лжеамериканки что-то, видимо, неладно с психикой, судя по
дикости глаз и психопатической взвинченности... Марина
пассивна, но она на поводу у мегеры..."
Новый удар в голову.
- Говорить, падла, будешь?..
Фридман кивнул.
Вновь грубо, рывком отодрался пластырь.
- Твоя взяла, - прохрипел Валерий. - Только без утюгов...
- Струсил? - Смешок с издевкой.
- Нет... Но... дай час на раздумье.
- Что?! - Опять удар. - Финтить вздумал?
Фридман хотел выругаться, но вдруг почувствовал, что язык
не повинуется ему. И с настороженным, внезапным пониманием
уяснил какое-то новое и необратимое состояние, захватывающее
все его существо...
Исчезла будто бы в никуда боль, сознание стало прозрачным
и как бы отдельным от него...
- Ма-а-ри-и-на! - услышалось из ватного, туманного далека
испуганное и злобное одновременно. - Сюда давай! Чего-то с
ним... это...
А потом раздался грохочущий, нарастающий звук. И кошмар
кончился.
...Был тихий, закатный час пасмурного дня. Валерий стоял,
облокотясь на крашенные серой краской поручни набережной, рядом
с тупиком Кони-Айленд-авеню. Океан накатывал ленивую волну на
серый песок широкого пляжа. Откормленные, как домашние гуси,
чайки прохаживались степенно у самой кромки воды.
А грохочущий звук принадлежал поезду, серебристой дугой
скользнувшему по эстакаде над Брайтоном, в дымно-розовом небе
вечернего Бруклина.
"Так значит... сбылось!" - обожгла томительно-радостная
мысль.
Какая-то часть сознания еще сомневалась в реальности
окружавшего Валерия мира, но тут же убедительно различил он
морские запахи, лица прогуливающихся людей, даже ячеи сетки,
отгораживающей теннисный клуб от улицы, частокол счетчиков
парковочного времени на обочине тупика...
Он - в Америке. Да, сбылось. А что же за кошмар привиделся
ему? Будто он связан, лежит в крови на полу, истязаемый... Ведь
ему никогда не снились раньше кошмары, и вот же...
Мелькнул последний вагон поезда. Розовое небо становилось
лиловым, неуклонно темнея. Темнея с пугающей быстротой. Уже и
ночь... Теряются контуры домов, и ничего нельзя различить...
Почему же столь скоро ты нагрянула, ночь, и почему ты таким
осязаемо плотным, стремительным мраком наваливаешься на
Нью-Йорк, на океан, на меня?..
МИХАИЛ АВЕРИН
Звонок Марины произвел на Михаила впечатление
ошарашивающее, будто его пырнули ножом.
"Похитить Фридмана! Девки сошли с ума!"
Осев в кресло, он замер с закрытыми глазами и лишь через
минуту вскочил, обожженный дотлевшей до фильтра сигаретой.
Вновь замер, глядя отчужденно на заставленную аппаратурой
комнату.
Вот он - тот день, когда все может перевернуться с ног на
голову. Что же... этот день не застал врасплох Мишу Аверина.
Спасибо Дробызгалову за предупреждение о вероятном аресте,
спасибо американским "почтальонам" Бориса и Марины, доставившим
ему ю-эс-эй-паспортишко и подтверждение, что ценности на руках
у Фридмана действительно немалые, спасибо всем!
Он, Миша-Мордашка, много упредил, о многом позаботился.
Красные червонцы превращены в зеленые, кубышка припрятана, есть
ботинки с "бриллиантовыми" каблуками, да и чемоданчик со всем
необходимым для дальней поездки заготовлен...
Вопрос: ехать ли сейчас к Марине на Большую Грузинскую?
О том, что Фридман мертв, он еще не знал, Марина умолчала
о его смерти умышленно, надеясь на какую-то помощь со стороны
брата в этой дичайшей, накаленной уже до предела ее же
собственным психозом обстановке.
Напоследок решил проведать деда, сегодня с утра его не
видел, как бы не занемог старик...
Свет в комнате деда не горел. Михаил раскрыл дверь,
спросил громко:
- Спишь? - но ответа не получил.
Нажал на клавишу выключателя. И - мигом все понял. Старик
был мертв. Видимо, смерть случилась еще прошлой ночью, а он,
Михаил, только сейчас уясняет, что не слышал сегодня сквозь сон
обычного громыхания кухонной посуды и неверного стариковского
шарканья по паркету...
Подошел к умершему. Поцеловал деда в лоб. С горькой
благодарностью и отчаянием. Подумал, не коря себя за цинизм:
"Вовремя, дед, ушел. Да и тяжко тебе было в живых".
И, погасив свет, покинул квартиру.
К дому Мавры подъезжать не стал, оставил машину в соседнем
переулке. Поразмыслив, достал из подголовника сиденья
спрятанный там "ТТ", что купил по случаю неделю назад. Послал
патрон в ствол.
Сунул пистолет за ремень брюк. Мало ли что?.. Он не верил
никому, допуская даже, что сообщницы могли затеять любую
пакость и против него, ведь обстоятельства способны меняться с
логикой внезапной и парадоксальной... А уж если затеяли что -
"ТТ" пригодится. И тогда, не раздумывая, разрядит он обойму и в
сестру родную, мразь эту, теперь уже все равно...
В дверь позвонил, как условились: два длинных, два
коротких.
Мавра открыла незамедлительно.
- Миша, караул... - прошептала, безумно на него взирая. -
Кончился он, сука, зараза, теперь хлопот... - Она закусила
костяшку кулака, болью отгоняя подступающую истерику.
- Тихо ты, - брезгливо проронил Михаил, проходя в
квартиру.
В гостиной увидел скрюченное на полу тело Фридмана с
развернутым как бы в немом крике ртом, забрызганный кровью
паркет...
На диване, уткнувшись лбом в крепко сжатые, белые от
напряжения кулаки, безучастно сидела Марина.
- Ничего... не сказал? - кашлянув, равнодушно обернулся
Михаил к Мавре.
- Сказал, уже вывез...
- Ну вы и даете, гестапо в юбках... - Михаил покачал
головой. - Совсем охренели. Идиотки! Убили слона, и теперь не
знаете, куда его закопать? Главное, сами ведь хотели "бабки"
сорвать, без дележа, а не вышло - сразу "ау, Миша"! А чего
теперь аукать? Чтобы труп вам помог закопать?.. - Он осекся,
вытащив из-за пояса пистолет: в замке входной двери что-то
заскреблось, после раздался отчетливый щелчок, и тут же в
прихожую буквально влетели трое парней: плечистые, в одинаковых
кожаных куртках, высоких, на толстой подошве кроссовках...
Михаил, мгновенно оттолкнув в их сторону Мавру, кувырком
перекатился в соседнюю комнату, рванул на себя створку окна и,
