немалого личного мужества и немалых личных средств. Мужества нам с Вувосом
было не занимать, а вот денег и занять не у кого. Пришлось идти на шабашку.
Мы хорошо так посидели в кустах, в засаде. В траве валялась пустая
бутылка и вскоре должна была обрести свою пару. Мы ждали "час собаки", как
день зарплаты.
И дождались. В полвторого с моего балкона сбросили альпинистскую
веревку.
-- Хорошо, что ты не ревнивый,-- сказал Вувос.
В лунно-фонарном свете блестели железные побрякушки на черной коже
куртки, а прическа Левика выглядела еще отвратительнее. Дюльфером (сам
научил) он спустился на газон и, взглянув на пустое еще крыльцо, быстро
зашагал в сторону амуты.
-- Посиди один,-- бросил я Вувосу и пошел за сыном.
Вот и пришло время им заняться. Не отпуск, а сплошное бебиситерство --
через ночь слежу за детьми. Куда это он идет? Уж не вирус ли проведать?
Красться пришлось недолго. Левик спустился в амуту и, озираясь, скрылся
в крайнем доме у обрыва. Там уже мерцал свет свечи. Я хотел было подобраться
поближе к дому, но вовремя заметил еще одно существо примерно в такой же
экипировке, только помельче, да прическа, вроде, была девичья. Пришлось
посидеть в тени минут десять. Чувствовал себя, как советская женщина,
занявшая две очереди -- и отсюда уходить было пока нельзя -- вдруг
какой-нибудь опоздавший сатанист заметит, а там информация про термос могла
уже пройти, да и вообще интересно...
В конце-концов я решился и присел под окном. Слышно было великолепно!
Не позавидуешь будущим жильцам.
-- ... короче, пора приносить жертву!-- сказал кто-то ломающимся
голосом.
После паузы испуганный девичий голосок пропищал:
-- К-какую?
-- Человеческую!-- отрезал первый.-- Но для начала можно и кошку.
В этот раз пауза была дольше, затем зазвенел возмущенный девчачий
голосок:
-- Почему это кошку?! Я кошку не согласна! Давайте кого-нибудь другого
убьем. Змею, например. Ядовитую.
-- Змею?!-- ужаснулся Левик, с детства панически боящийся змей.-- Нет,
змею нельзя. Потому что они -- слуги дьявола.
-- А кошки тоже слуги дьявола! Особенно черные.
-- Ну, хорошо,-- это был снова Левик.-- можно и не кошку. Можно и
собаку. Я завтра сам принесу убитую собаку, раз вы все трусите!
-- Это кто тут трусит?-- попер первый.-- Ты сначала собаку убей и
принеси. А потом приступим к человеку.
-- А кто сказал, что сатанисты должны убивать людей?-- поинтересовалась
писклявая.
-- Это всем известно. Все настоящие сатанисты приносят человеческие
жертвы!-- упорствовал первый.
-- Это, наверное, гойские сатанисты приносят. А еврейские сатанисты не
должны убивать людей!-- возмутилась писклявая.
-- И кошек!-- добавила звонкоголосая.-- Убери сейчас же руку!
-- Че это я должен ее убирать?!-- нервно хихикнул Левик.-- Ты что,
правил секты не знаешь?
-- Подумаешь, правила!-- возмутилась звонкоголосая.-- Кто их вообще
придумывает... ладно, можешь оставить...
Левик хохотнул и довольным голосом сказал:
-- А теперь надо хотя бы потанцевать... на крышке гроба.
-- Где?!-- ужаснулась писклявая.-- Ты что?! Евреев же в гробах не
хоронят. А на гойское кладбище я не пойду.
-- Дура,-- ласково сказал Левик.-- Ты считаешь, мы просто так этот дом
выбрали для шабашей? Нет. Здесь был другой сторож раньше. Не тот, который
сейчас в будке спит. Его сестру совратил один христианин. Он его убил, а
гроб зарыл в фундамент этого дома. Ясно?
-- Откуда ты знаешь?-- возмутился первый.-- Ты тут живешь всего неделю.
-- Ну и что? У меня отец полицейский. Это служебная информация, не для
всех. Танцуем мы или нет? Только "слоу".
-- Почему это "слоу"?-- подозрительно спросила звонкоголосая.
-- Ну пусть, что тебе, жалко что ли...-- ответила писклявая.
-- Чтоб сторож не услышал!-- сурово сказал Левик.-- Иди сюда...
Будь дети постарше, ни за что бы не поверил, что танец может
сопровождаться таким скрипом половиц и громким сопением.
-- Не прижимайся, брат!-- требовала звонкоголосая.-- Хватит танцевать.
Мне уже домой пора.
-- Подождите,-- попросил первый.-- Мы еще не отчитались друг перед
другом. Ну, братья, у кого что?
-- У меня в доме гость гостит. Ученый. Приехал со смертельным вирусом,
а его кто-то спер.
-- А чего не ты спер, козел?-- возмутился первый.
Левик вздохнул:
-- Да я собирался. Но не успел. А теперь уже поздно -- даже отец не
может найти. А уж если он не может...
Такая вот дискотека. Наши маленькие еврейские сатанисты. Я снова
переместился в тень, а через несколько минут по-одной вышли девочки. В доме
задули свечу. Вскоре появился Левик с братом-сатанистом, в миру -- Бенчиком,
с первого дня торчащим у нас дома. Они еще постояли пару минут, не в силах
разойтись из-за переполнявших их впечатлений.
-- Ты что, правда собаку завтра убьешь?-- ужаснулся Бенчик.
-- Да ну. У нас какой-то кретин дохлых собак на крыльцо подбрасывает.
Так я сопру одну и притащу.
-- Давай скажем, что вместе убили?-- попросил Бенчик.
Левик подумал и кивнул:
-- Ладно. Только кончай ты с этими человеческими жертвами, а то они не
придут больше. Давай лучше к вахканалиям переходить. Я думаю, уже можно.
Видел, как я ей руку на задницу положил?
-- Видел!-- восхищенно сказал Бенчик.-- А ты видел, как я Ципи прижал?
От недосыпа, водки и тихой отцовской радости, что сын не вор, мне стало
весело. Очень уж они были похожи на рекламу израильского средства от
импотенции: "Тебе будет что рассказать друзьям". Короче, мне тоже захотелось
принять участие в разговоре. И я сказал из темноты страшным замогильным
голосом:
-- Вот за это меня, христианина из фундамента и убили!
Как они рванули!
Я закурил и в прекрасном настроении вернулся к встревоженному Вувосу:
-- Левик так влетел в подъезд, что я был уверен -- ты за ним гонишься.
Я уже думал, может тебя придержать...
-- Это не он,-- сообщил я.
-- Хорошо,-- обрадовался Вувос.-- Тогда давай выпьем за молодежь, а то
холодно.
Действительно холодало. Иудейская пустыня все-таки. Исчезли с улиц
последние неблагополучные подростки и подгулявшие благополучные господа. В
этот ночной час, когда дома в тишине пустыни остывают, как обычные камни,
чувствуешь хрупкость и чуждость молодого городка.
Чем больше мы пили, тем чаще Вувос сбивался на Елку. Образ ее
становился все демоничнее. Часам к трем его осенило:
-- Это очевидно! Как же я раньше-то... Боря, это все мистификация. КГБ
замазывает перед арабскими товарищами "русский след", чтобы не делиться
вирусом. А вирус она украла сама, по заданию КГБ. У которого она на
службе... Ну откуда баба может стрелять лучше меня? Плюс к тому: каратэ,
акваланг, парашют, машина, мотоцикл, лошадь... Она же не каскадер, верно?
Значит, шпионка. Красивая и смелая.
-- И с хорошим английским,-- кивнул я.-- Только она это все на моих
глазах осваивала, не в шпионской спецшколе.
-- А где?
-- По-разному. Типа частных уроков.
-- На какие деньги, интересно?
-- Какие деньги? Всегда находились добровольцы. Я думаю, захоти она
учить марсианский, тут же приземлилась бы тарелочка с сексуально озабоченным
пришельцем.
Вувос вздохнул и оборвал:
-- Неважно. Подумай, бабу с такими данными могли не завербовать?.. А
знаешь, жаль, что с ней так получилось...
В который раз проехал джип внутренней охраны. Дежурные уже успели
смениться -- рядом с водителем маячил знакомый сталактит бороды одного из
наших заказчиков. Коты совершенно обнаглели. Привлеченные запахом закуси,
они решили заодно и погреться -- терлись теперь вокруг и гоняли друг-друга,
привлекая диким ором нездоровое внимание к нашему кусту.
Продолжать обсуждать детали операции "Номи" уже не хотелось -- чем
больше мы о ней говорили, тем менее осуществимой она казалась, не помогала
даже водка. Я слегка "поплыл" -- еще не дремал, но уже не бодрствовал. Сидел
в прострации с открытыми глазами. Вувос тоже притих, только изредка тяжело
вздыхал. Неожиданно из темноты материализовался силуэт с большой сумкой. Я
пихнул Вувоса локтем.
-- Елка,-- сипло прошептал он.
Бедолага, совсем голову потерял. Силуэт приблизился. Джинсы, ветровка.
Под капюшоном я разглядел лицо Елки. Ничего себе... неужели, действительно,
"рука Москвы"? Но зачем она собак режет?
-- Убью..,-- прошептал Вувос.
-- Чуть позже,-- попросил я.
Елка остановилась на крыльце, сбросила сумку, поозиралась, пошарила по
карманам, закурила. Огонь зажигалки романтично озарил растрепавшуюся прядь и
красивое взволнованное лицо. Руки у нее подрагивали. Вувос отвернулся.
Она докурила сигарету и швырнула окурок в наш куст, потом рывком
закинула тяжелую сумку на плечо и скрылась в подъезде. Еще и свет зажгла,
дура. Испачкать одежду боится, что ли. Ну все, дадим ей еще несколько минут
на распаковку трупа и будем брать.
-- Слушай,-- глухо сказал Вувос,-- а зачем она так долго стояла на
крыльце?
-- Ждала, что мы предложим ей выпить,-- я быстро разлил остаток по
стаканам, и мы не чокаясь, как на поминках, опрокинули.
-- Щ-щ-щ,-- вдруг прошипел Вувос.
В тишине прошаркали шаги. Согнутый под тяжестью мешка, озирающийся
силуэт с крючковатым носом крадучись приближался к нашему подъезду. Уже
стали видны седые волосы, тяжелый подбородок, оттянутое на коленях
спортивное трико, вцепившаяся в горло пластикового мешка большая сильная
рука с узловатыми пальцами. Просто театральный злодей. Попав в свет фонаря,
он ускорил шаг, почти побежал к моему крыльцу и вывалил на него
окровавленную собаку.
Мы синхронно встали из-за куста.
-- Простите,-- сказал я вежливо,-- а какой породы ваша собачка?
Мужик вздрогнул и вызывающе сверкнул глазами:
-- Это неважно!
Мы приблизились и поинтересовались:
-- А что важно?
Кажется, наши лица ему понравились больше, чем наши очертания, потому
что он вдруг чуть улыбнулся:
-- Важно то, что эта собака спасет десятки тысяч человеческих жизней!
-- Это что,-- громко возмутился наш ревнитель иудейской веры,--
жертвоприношение некашерных животных?
А я, кажется, все понял. Сказывется порой покойный дедушка-профессор,
да полвека в медицинской семье (если считать год за три).
-- Так вы хирург?-- сказал я.
Мужик развел окровавленными руками.
-- Да хоть гинеколог!-- зло буркнул Вувос.-- Тут же дети в школу по
утрам ходят.
Мне этот аргумент показался странным, и я зачем-то добавил:
-- А по ночам женщины...
Вувос сразу притух, потерял интерес к происходящему здесь и даже
демонстративно отошел в сторону. А мы остались дышать друг на друга
перегаром. Интересно, он принимает до операции или после? Наконец, я
спросил:
-- Какого черта? До мусорки донести тяжело?
-- Не в ваши годы судить, что мне тяжело! -- заносчиво ответствовал
хирург.-- Мне, автору нескольких уникальных операций, не дают самостоятельно
аппендикс удалить! Это что?! А на все мои разработки просто плюют! Смеются!
Не подпускают к операционному столу!
Хирург подступал все ближе и орал все громче, и я поймал себя на том,
что отступаю.
-- Где ваши наручники?-- напирал он на меня.-- Вы же полицейский, я
знаю! И вообще, где вы были раньше? Почему вы только сегодня меня поймали?!
А ваши эксперты?! Это просто сборище недоучек! Уже по первому трупу
профессионал должен был понять, кто это сделал! Я! Профессор Уманский!
Потому что больше в Израиле никто этого делать не умеет!
