одна Звездами Кто нас уверит, что безумие не посетит Великих снова?
Слушайте меня, раджаны. Вот пришелец из Равновесия, давно прошедшего
нашу дорогу, - так давно, что прошлое ими забыто. Теперь они вольны
пользоваться живым и неживым по своему выбору. Они летают без Птиц, и
переговариваются без гонии, и накапливают знания без Наран. Управляют
Равновесием без Великих, раджаны! - Ахука огляделся. - Вы все - Охотники.
Знаете, что Большезубого должно убить, прежде, чем он прижмет нас к
деревьям слоновника... И я говорю, не дожидайтесь, пока нас прижмет. Надо
ввести в Равновесие рукодельные науки, чтобы не зависеть от случайных
изменений живого...
Лохматый коричневый человек с привычно прищуренными глазами астронома
и мускулистым торсом лучника хотел изменить сущность цивилизации,
отбросить основы!
Вместе с восхищением Колька испытывал странное чувство, вроде бы
"анти-энтузиазм". Он понял и принял единственную догму раджанов: действие
должно быть продумано до конца, со всеми его последствиями и последствиями
последствий. Ахука же предлагал действовать наобум, без анализа, да и
какой анализ на пожаре...
"А ты - жестокий человек, Наблюдающий небо, - думал Николай. - Я бы
так не мог. Бедные Великие... И как ты сам обойдешься без Великих? Они
тебе дают научное общение, заменяют лекции и семинары, журналы и книги,
даже записную книжку - ох, смотри, друг Ахука..."
Когда Наблюдающий небо спросил: "Кто пойдет со мною на полночь?",
многие стали поглядывать на пришельца - ждали его рассказа о железном
Равновесии.
Нет, в эту игру его не затянешь... Решайте сами, ребята, - вы знаете
больше, чем Николай Карпов, и лучше представляете меру своей
ответственности.
Колька встал и ушел. Никто его не удерживал. Лишь Нанои, странно
спокойная, поднялась и пошла с ним.
7
Ахука не был первым раджаном, познавшим одиночество. Преступники,
изгнанные за пределы Равновесия, оставались один на один с Диким лесом. Но
Ахука был одинок внутри Равновесия, и мысленно он называл себя "тхавинг".
Одиноким. Он понимал, что затеял безнадежную борьбу. Его тянуло отыскать
Дэви, уйти на песчаные пляжи Раганги. Не думать. Отпасть от всего и быть с
Дэви, как Адвеста с Нанои. Странное желание. Полгода назад он посчитал бы
его болезненным. Теперь он понимал, что в железном Равновесии люди
соединяются в постоянные пары, боясь одиночества. Пожалуй, он понимал
больше, чем человек может вынести.
Чрезмерное понимание лишает воли. Но Ахука не был обыкновенным
человеком. Еще третьего дня, перед вылетом на Границу, он передал по
гониям условный сигнал: "Куйте железо". Сигнал вызвал на полночь, к
большим старинным кузницам, три дюжины дюжин людей, единомышленников Ахуки
- Наблюдающих небо и Кузнецов. Каждый из них приводил с собою еще
нескольких, но Управляющих Равновесием среди них не было. Теперь с Границы
выступил отряд, состоящий из полутора дюжин Управляющих, двух Врачей и,
главное, с ними был Адвеста, пришелец. Помог случай с Акшахом.
...В устье дороги ржали лошади. С Охотниками уходили собаки, гепарды,
боевые обезьяны. Поэтому половине отряда предстояло долгое путешествие
верхом, с охотничьими животными, через весь северо-запад Равновесия.
Ахука, Джаванар, Лахи и Нанои с пришельцем должны были пересесть на Птиц в
ближайшем питомнике.
В четвертый раз Колька собрался в путь. После Совета тревоги Ахука
спросил: "Пойдешь ты с нами, Адвеста?" - "Говорили уже. Что
перетолковывать?" Тогда Ахука объяснил, чего он ждет от пришельца. Колька
должен обучить Наблюдающих небо и Кузнецов "железным наукам" и слесарному
ремеслу.
Николай долго, невесело смеялся. Где уж вам, это немыслимое дело -
создать техническую культуру сразу, на пустом месте! Буквально на пустом
месте, даже в языке нет технических терминов. Чтобы выразить понятие
"сопротивление материалов", Ахуке пришлось составить такую фразу: "Расчет
силы, прилагаемой, дабы согнуть и не сломать, пригодный для всех случаев
вообще". Машины он именовал "железными многосоставными предметами".
- Тебя надо было Адвестой называть, саркастически сказал Колька. - О
расчетах целая наука имеется - за год не изучишь.
Ахука спокойно возразил, что "третий язык" - математика планет -
должен быть похож на "третий язык железных наук". Николай перестал
смеяться. Спросил, как же они пользуются "третьим языком", неужели все
расчеты делают в уме?
- В уме? - переспросил Ахука. - В раздвоении, а не в уме.
- Как понимать твои слова?
- Ты съел плод, - сказал Ахука. - Ты откусывал, жевал, глотал.
Переваривал его, превращая древесный плод в свое тело. Твой мозг управлял
кусанием, перевариванием, но твой ум в этом не участвовал, правда? Так мы
делаем расчеты. Мы думаем "надо подсчитать то-то и то-то", а после
перестаем думать. Всю работу делает раздвоение. А как считаете вы?
Колька показал письменный расчет, мелком на листе ниу. Ахука хохотал
и веселился - потешные значки, забава! Этот крючок означает цифру пять? А
этот - три? А почему нуль входит в десятку?
- Видишь, - сказал Колька, - я не сумею быстро научить вас своим
расчетам. Мы привыкли думать руками...
- Сумеешь, - уверенно отвечал Ахука. - Значки просты для понимания.
С этим они тронулись в дорогу, и Колька, естественно, стал испытывать
свои новые возможности. Возвел в четвертую степень основание натурального
логарифма - 2,718 - и мгновенно получил пятьдесят четыре и шесть десятых.
Он проверил подсчет на листе ниу - на ходу сорвал с дерева - и получил то
же самое. Выходило, что раздвоение и впрямь позволяло считать в уме... то
есть в подсознании, и к тому же производить разумные округления. Значит,
дело не в тренировках: бахуш включает какие-то области мозга, заставляет
их работать, а не дремать без толку.
Он развлекался еще некоторое время, проделывая сумасшедшие
вычисления, как эстрадный счетчик. Потом кончилось действие бахуша и стало
нехорошо. Наступило похмелье. Закачались коричнево-зеленые стены,
потянулась дорога час за часом, и он преодолевал эти часы, и все слышал
прощальные слова Брахака: "Я вырастил гонию на поляне железного дома. Если
вернутся друзья твои, прямо с поляны пошлют тебе призыв, Адвеста".
...Мягко стучали копыта, вскрикивали охотничьи звери; мерно,
неторопливо продвигался отряд. Копыта стучали: не вернутся. Ты напрасно
старался, Управляющий Равновесием. Пришельца не найдут. Никогда.
Совмещенные Пространства охватывают тысячи вселенных, и отыскать одного
человека, жалкую крупицу живой материи, менее вероятно, чем выловить одну
определенную рыбешку в океане. Он утратил координаты, он безличен теперь,
как осенний лист, упавший в лесу. Но ребята стартуют. Они должны
стартовать и уходить на поиск вопреки любым теориям. "Как в горло - нож,
как в сердце - гвоздь..." Они должны искать, пока есть хоть ничтожная,
невообразимо малая вероятность, тень надежды.
"Тень... - горько думал Николай. - Нет даже тени надежды. Четырех
человек баросфера не примет".
Так вышло, что здесь Нанои, и если баросфера сможет принять их обоих
- вдруг придет сюда и сможет принять - все равно ничего не выйдет. Климат,
пища, городской воздух. Об этом и думать глупо...
...Он еще тысячу раз вернется к надежде и потеряет ее. Будет выбегать
с захолонувшим сердцем на каждый вызов к гонии - вернулись?! И будет
представлять себе, что делают дружки сейчас, хотя никакого "сейчас",
никакого совмещения времени нельзя предположить в Совмещенных
Пространствах. Но безразлично! - сейчас, он знал, сейчас они стартуют, и
кровь отливает от мозга при переходе, и синий клуб газа поднимается над
асфальтом...
...Так начиналось величайшее, со времени Киргахана, событие в истории
Равновесия. Позже назовут его Поворотом Ахуки, будут осмысливать, строить
предположения. Никто не будет знать, что вначале была дорога и кучка
всадников, и среди них - смятенный, одинокий, потерянный Николай Карпов,
которого назовут Адвестой Рыжебородым, Пришельцем, Железным Адвестой, а
еще долгое, долгое время спустя - Шестируким властелином железа, а еще
позже забудут и его вместе со всем, что было.
Дорога, питомник, долгий полет на Птицах. К исходу вторых суток они
достигли цели. Холодный ветер нес запах льда, за коричневым островерхим
хребтом алели на закате снежинки Высочайших Гор. Поселок был маленький,
плохо обжитый, с высоты он был виден весь. Треугольник между рекой и
дорогой. Но Равновесие везде одинаково. Здесь тоже пахло чистой водой и
плодами. В воздухе плыл вечерний шум: трескотня древесных лягушек и
обезьян, песни, ровный гул Раганги на порогах и мягкие шаги людей. Под
вечерним небом светились бордюрные травы, обозначающие проулки. На пологом
косогоре высвечивался желтый огромный узор, похожий на виноградную кисть,
- каждая ягода по четыре метра в диаметре. Он тянулся далеко, к берегу
Раганги - весь косогор выглядел гигантской декоративной клумбой. Но это
была не иллюминация в честь новой жизни, как подумал Колька. Строились
новые дома. Бурный рост стен сопровождается ярким желтым свечением,
похожим на свет в подземельях Памяти.
- Здесь тебе будет лучше, - сказала Нанои. - Воздух сухой и
прохладный.
Они повернули к косогору и пошли среди фундаментов этой странной
постройки.
Над берегом тихо шипели стволы-водососы, поднимающие воду Раганги на
верхнюю точку косогора. Вся площадь была иссечена канавками-арыками,
кое-где в них еще возились роющие животные, обравнивая откосы. Другие
канавы уже проросли травой, и в них паслись водяные козлики. Копытца
стеклянно булькали в воде. За кольцами стен, еще не достигших метрового
роста, суетились большие грызуны Строителей, что-то подгрызали, волоча
трехгранные хвосты. Кое-где можно было увидеть и самого Строителя,
коренастого, сурового, с замашками полководца. Он посылал грызунов, резко
взмахивая ладонью, повернутой определенным образом. Один Строитель,
освещенный снизу, как театральный призрак, тихо засмеялся и промолвил:
- Э-а, Железный человек уже здесь! Нравится ли тебе наше
домостроительство? Теплой полуночи!
- Теплой полуночи, очень нравится, - сказал Колька. - Идем, Рыжая
Белочка.
Он устал. Переезд был трудный, долгий. Эту жизнь надо принимать
такой, какая она есть. Позже он попробует найти свое место и свою дорогу,
а сейчас ему нужно, чтобы Нанои была рядом.
8
Прошел месяц. Вторая жизнь, как казалось, захватила и успокоила
Кольку. Он по-прежнему был счастлив с Нанои, старался быть с ней как можно
больше, но работы тоже становилось все больше. Сразу после переезда ему
пришлось приступить к "этим идиотским лекциям", как он выразился про себя.
Он здорово волновался - идиотские или нет, а к делу надо относиться
добросовестно.
Сначала он собрал группу Наблюдающих небо, чтобы разобраться в их
познаниях и выработать общий словарь. Он предупредил Ахуку, что
понадобится доска, и для занятий было выбрано уютное место в тени, под
гладким срезом скалы, черной, как настоящий аспид. Слушатели рассаживались
на земле, а Колька топтался перед "доской", пробовал рисовать, стирать и
угрюмо оглядывался.
Он волновался и почти не верил в успех. Переводить с одного
математического языка на другой нисколько не проще, чем с русского на язык
ирокезов, в котором каждая фраза выражается одним словом, длинным, как
