сумму в пять-шесть миллионов...
- Пять-шесть миллионов? Откуда, к дьяволу, я должен взять их?
- Не преувеличивай, Уолтер, большая часть твоих клиентов - люди
деловые. Если ты уговоришь двадцать-тридцать человек вложиться на паях в
"Дэвида Дарка", каждый выложит всего по сто пятьдесят тысяч. К тому же они
примут участие в престижном предприятии спасения исторического памятника,
ну, и вся эта сумма будет свободна от налога.
- Я не могу никого уговаривать выбрасывал деньги на спасение
трехсотлетнего корабля, которого там может вообще не быть.
- Уолтер, ты должен это сделать. Если откажешь, душа Джейн и души
сотен других людей будут приговорены к вечным скитаниям и никогда не
узнают покоя. Последние случаи безошибочно указывают на то, что мощь
Микцанцикатли растет. Дуглас Эвелит считает, что медный ящик, в котором
демон находится уже века, начал корродировать. Говоря прямо, мы должны
добраться до Микцанцикатли до того, как Микцанцикатли доберется до нас.
- Извини, Джон, - сказал Уолтер. - Ничего подобного не будет. Если бы
кто-то из моих клиентов узнал, почему я предлагаю ему вложить сто
пятьдесят тысяч в спасательную операцию, если кто-то начнет подозревать,
что я делаю это из-за духов... ну, это был бы конец моей репутации, в этом
нет сомнения. Извини.
- Уолтер, прошу ради блага твоей же дочери. Разве ты не понимаешь,
через что она должна пройти? Разве ты не понимаешь, что она при этом
чувствует?
- Не могу, - ответил Уолтер. Потом он добавил: - Я подумаю об этом до
завтра, хорошо? Сейчас я еле могу собраться с мыслями.
- Лады, - сказал я более мягким тоном. - Я провожу тебя до постели,
хорошо?
- Я посижу здесь еще немного. Но ты, если хочешь лечь, не жди меня.
Наверняка и ты тоже измучен.
- Измучен? - повторил я. Я сам не знал, измучен ли я. - Пожалуй,
скорее перепуган.
- Ну что ж, - буркнул Уолтер. Он протянул руку и пожал мою. Впервые я
почувствовал, что мы близки друг другу, как тесть и зять, хотя оба
потеряли все, что должно было нас связывать. - Я должен тебе кое в чем
признаться, - сказал Уолтер. - Я тоже перепуган.
23
Понедельник я провел в лавке, хотя дела шли не блестяще. Я продал
корабль в бутылке и комплект гравюр, представляющих розу ветров,
выполненный в 1830 году Теодором Лоуренсом, но чтобы считать день
нормальным, мне надо было бы продать еще хотя бы несколько носовых фигур и
пару корабельных орудий. Во время перерыва на ленч я направился в
"Бисквит" и поболтал с Лаурой.
- Ты сегодня не особенно хорошо выглядишь, - сказала она. - Что-то
случилось?
- Моя теща умерла во время уик-энда.
- Но ты ведь ее страшно не любил.
- Я всегда восхищаюсь твоим тактом, - хрипло парировал я, может,
немного слишком язвительно.
- В этом заведении не подают такта, - ответила Лаура. - Только кофе,
пирожные и сухие факты. Она что, болела?
- Кто?
- Твоя теща.
- О, гм... с ней случилось несчастье.
Лаура посмотрела на меня, слегка склонив голову к плечу.
- Ты нервничаешь, верно? - спросила она. - Вижу, что ты нервничаешь.
Извини. Ты всегда говорил о своей теще так... что я не поняла. Слушай, я
на самом деле извиняюсь.
Я смог выдавить улыбку.
- Тебе не надо извиняться. Я измучен, это все. В последнее время у
меня одни неприятности, и к тому же я постоянно не высыпаюсь...
- Знаю, что я сделаю, - заявила Лаура. - Зайди ко мне сегодня
вечером. Приготовлю тебе особое итальянские блюдо. Ты любишь итальянскую
кухню?
- Лаура, это ни к чему. Со мной же ничего не случилось.
- Так ты хочешь заглянуть ко мне или нет? И надеюсь, что ты принесешь
какое-нибудь вино.
Я поднял обе руки вверх.
- Лады. Сдаюсь. Приду с удовольствием. Во сколько?
- Ровно в восемь. Может, я не буду очень голодна в восемь-ноль-ноль,
но в восемь-ноль-пять я точно буду умирать с голоду.
- Даже работая здесь?
- Брат, когда съешь одно пирожное, это все равно что съел все.
Послеобеденное время в лавке тянулось неимоверно долго. Солнечный
свет продвигался по стене, освещая корабельные хронометры, бронзовые якоря
и картины парусников. Я пытался дозвониться до Эдварда в музей, но мне
сказали, что он ушел на лекцию. Потом я позвонил Джилли, но она была
занята в салоне и сказала, что подаст признак жизни позже. Я даже позвонил
матери в Сент-Луис, но никто не поднял трубку. Я уселся за столик и стал
читать журнал о строительстве, который мне этим утром подсунули под двери
лавки. У меня было такое впечатление, что я совершенно один на какой-то
далекой и чужой планете.
В пять часов, заперев лавку, я направился в бар "Харбор Лайт", сел
там один в угловой кабине и выпил две порции шотландского. Сам не знаю,
зачем я пил, наверно, по привычке. У меня был такой клубок мыслей в
голове, что я никак не мог напиться, только тупел и злился. Я как раз
думал, а не глотнуть ли еще на посошок, прежде чем я сяду в машину, когда
рядом с моей кабиной прошла какая-то девушка в коричневом широком платье.
Прежде чем она исчезла, она обернулась и посмотрела на меня. Невольно я
нервно вздрогнул, как человек, неожиданно разбуженный от сладкого сна. Я
мог бы поклясться, что это была та самая девушка, которую я видел на шоссе
в Грейнитхед в ту ночь, когда миссис Саймонс отвозила меня домой. Та же
самая, которая наблюдала за мной в баре Реда в Салеме. Я вылетел из
кабины, ударившись бедром о прикрепленный к полу столик, но прежде чем я
добрался до двери, девушка уже исчезла.
- Вы видели девушку, которая только что прошла? - спросил я Реда
Санборна, стоявшего за стойкой. - Одета в коричневый широкий плащ, очень
бледное лицо, но приятное.
Ред, вытряхивая шейкер, состроил соболезнующую мину. Но Грейс, одна
из кельнерш, сказала:
- Высокая девушка, да? Вернее, довольно высокая. Темные волосы и
глаза и бледное лицо?
- Вы тоже ее видели?
- Конечно, видела. Она вышла из одной из комнат, и я не могла понять,
как она туда попала. Я не видела, как она входила, и она ничего не
заказывала.
- Наверно, хиппи, - заметил Ред. Для Реда любая девушка, которая не
носила уродливые блузки и подметающие пол юбки, ходившая в туфлях на
высоком каблуке и не читавшая "Редбук", была хиппи. - Видимо, дело идет к
лету. Первая хиппи в этом году.
При обычных обстоятельствах я намылил бы шею Реду за неверное и
чрезмерно частое употребление слова "хиппи", но этим вечером я был слишком
взволнован и обеспокоен. Если влияние демона, погруженного в воды пролива
Грейнитхед, растет с каждой минутой, то как знать, кто из окружающих меня
людей служит ему? Может, эта девушка была призраком, более материальным,
чем другие? Может, и другие люди, которых я не подозревал, тоже были
призраками: может, Ред был призраком, и Лаура, и Джордж Маркхем. Откуда же
мне знать, кто упырь, а кто обычный человек? Предположим, Микцанцикатли
уже захватил их всех? Я чувствовал себя как врач из кинофильма "Вторжение
похитителей тел", который не знал, кто из его родственников и друзей
пришелец космоса.
Я вышел из бара "Харбор Лайт" и направился к своей машине,
запаркованной посреди площади. Под дворником на переднем стекле торчал
кусок бумаги, на котором было намалевано губной помадой: "Ровно в 8:00. Не
забудь. Л." Я сел в машину и поехал от центра, направившись в сторону
Холма Квакеров. Я хотел проверить, все ли в порядке дома, и купить
какое-нибудь вино в магазине в Грейнитхед.
Дом ждал меня у выезда из Аллеи Квакеров. Он казался мне старым и
покинутым, более заброшенным, чем когда-либо. До сих пор я еще не исправил
ставень на втором этаже, и когда я вылез из машины, он приветствовал меня
протяжным скрипом. Я подошел к главным дверям и вынул ключ. Я почти ожидал
услышать знакомый шепот: "Джон?", но вокруг царила тишина, было слышно
лишь меланхолическое бурчание океана и шелест листьев живой изгороди.
Внутри дома было очень холодно и чувствовалась сырость. Напольные
часы в холле встали - я забыл их завести. Я вошел в гостиную и довольно
долго стоял, желая услышать шепот, шум, звуки шагов, но здесь царила
тишина. Может, Джейн перестала посещать этот дом с тех пор как убедилась,
что ей нельзя забрать меня в Страну Мертвых. Может, вчера я видел ее в
последний раз. Я вошел в кухню и проверил холодильник, чтобы узнать, не
испортились ли продукты, но не нашел ни зеленой плесени на сосисках, ни
содержимого взорвавшихся консервных банок на стенках. Я вынул минеральную
воду "Перье" и сделал четыре или пять больших глотков прямо из бутылки.
Потом скривился, ощутив холод во рту и движение пузырьков газа, почти
вечность ползущих по моему пищеводу.
Я возвратился в гостиную, чтобы разжечь огонь, когда мне почудилось,
что наверху что-то скрипнуло. Я застыл в холле и прислушался. Звук не
повторился, но я был уверен, что в одной из спален кто-то есть. Я взял со
стола зонтик и начал подниматься по темным ступеням. На середине пути я
задержался, крепко сжимая остроконечный зонтик. Невольно я дышал все
громче и чаще.
Я сказал себе: не паникуй. Знаешь же, что Джейн уже не имеет над
тобой никакой власти. Ты встретил орду духов на Кладбище Над Водой, но ты
все еще жив и в своем уме. Там, наверху, тебя вряд ли ждет что-то худшее.
Тебе наверняка не грозит большая опасность.
Однако тишина пугала меня больше, чем скрип качелей, больше, чем
шепот и неожиданный холод. В этом доме никогда не бывало совершенно тихо.
Старые дома обычно скрипят и трещат, как будто двигаются во сне. В них
никогда не бывает такой тишины, такой абсолютной тишины, какая теперь
воцарилась в моем доме.
Я добрался до верхней ступеньки лестницы и прошел по темному коридору
к последней спальне. Ни звука, ни шепота, ни шороха шагов. Я осторожно,
через щель, сунул руку в комнату, зажег свет и потом пинком открыл дверь.
Спальня была пуста. Я увидел только раскрашенный сосновый стол и узкую
кровать, прикрытую обычным домотканым покрывалом. На стене напротив висела
вышивка с надписью: "ЛЮБИ ГОСПОДА СВОЕГО". Я огляделся, инстинктивно
поднял зонтик, как копье, а затем потушил свет и закрыл за собой дверь.
Она ждала меня на лестничной площадке, в резком свете корабельного
фонаря, который я притащил из лавки. Джейн, совершенно как живая. На этот
раз она не мигала как древняя кинопленка, она была совершенно материальна.
Ее причесанные волосы блестели в свете фонаря, а лицо, хотя и бледное,
выглядело так же естественно, как и в утро перед ее гибелью. На ней была
простая белая перкалевая ночная рубашка до пола, обтягивающая пышные
бедра. Руки Джейн скромно держала сплетенными перед собой. Только глаза
выдавали что-то неестественное: они были черные и глубокие, как озера
смолы, где человек легко мог утонуть вместе со всем багажом своих
убеждений и принципов.
- Джон, - заговорила она где-то в моей голове, не шевеля губами. - Я
вернулась к тебе, Джон.
Я стоял неподвижно и чувствовал, как мороз пробегает по моей спине от
ее вида и от звука ее голоса. Она уже достаточно меня перепугала, когда
казалась голографической проекцией. Но теперь она стояла передо мной как
живая, и мне казалось, что я медленно схожу с ума. Каким чудом возникла
эта иллюзия?! Каким чудом ей удавалось выглядеть так естественно, а ее
пышным бедрам - так возбуждать меня, если она была мертва? Тело Джейн было
раздавлено и изуродовано, однако она стояла передо мной - самое печальное
из моих воспоминаний, вернувшееся к жизни и вызывающее такую причудливую
