Дин МАКЛАФЛИН
БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ
пер. И.Гурова
Пролог
Холодный ветер выл и загонял острые кристаллики все глубже в шерсть
Чир-куалы.
Чир-куала упрямо карабкался на холм. Идти было трудно. Ходильные
ласты не находили опоры в мягком белом порошке, который покрыл всю землю,
а склон был крутым. Его короткие неуклюжие ноги ныли от усталости. Он
проваливался в белый порошок, барахтался в нем. Порошок был холодным.
Другого такого холодного времени Чир-куала не помнил. Никогда еще
ветер не дул так свирепо, так непрерывно. Чир-куала уже много раз засыпал
и просыпался, а он все дул и дул. И никогда еще земля не пряталась под
таким глубоким слоем странного белого порошка.
Чир-куала ничего не понимал.
Холодные твердые кристаллики прилипали к его шерсти. Он стряхивал их,
а ветер обсыпал его все новыми и новыми. Ветер пробирался сквозь густую
шерсть, и его сотрясала дрожь. Ходильные ласты болели, и Чир-куала
тихонько поскуливал.
И все-таки он упрямо лез на холм. Он хотел есть. Его терзал голод.
Только эти муки были способны выгнать его на холод и ветер. Прежде, когда
наступало холодное время, он лежал, уютно свернувшись в своем логове, пока
небо снова не становилось синим, а воздух - теплым, и белый порошок на
земле не растекался водой.
Но на этот раз холод никак не уходил, ветер выл, не стихая, а небо
оставалось серым. Он ничего не ел уже... уже...
Ему вспомнилась его последняя добыча - маленький неповоротливый
зверек, которого он изловил в глубине логова. Совсем крошечный. Он на него
и не посмотрел бы, если бы голод не раздирал его внутренности.
А когда он его проглотил, то заснул и проспал все темное время, а
потом пришло светлое время, и он ничего не ел, потому что есть было
нечего, и в следующее темное время он спал беспокойно: ему мерещились
всякие съедобные зверьки.
И вот теперь голод выгнал его из логова и заставляет лезть на холм.
Новые звери на вершине холма иногда давали ему еду - если он,
разобравшись, чего они от него хотят, делал это. Иногда бывало очень
трудно и всегда непонятно, но когда у него получалось то, что им было
нужно, новые звери давали ему вкусные вещи.
Склон был засыпан холодным белым порошком. Из него торчали сломанные
стволы бывшего леса и длинные сухие стебли. Обломки, укрытые белым
порошком, ранили ходильные ласты Чир-куалы, и позади него уже тянулась
цепочка голубых пятен.
На обрыве Чир-куала ухватился цепкими веслообразными лапами за
торчащие стебли, чтобы легче было лезть. Стебли обломились. Он упал и
покатился вниз по склону в вихрях белого порошка. Порошок забился ему в
шерсть - мокрый и холодный порошок.
Потом он долго лежал, жалобно поскуливая. У него не было сил
шевелиться. Но он все-таки заставил себя встать и снова начал карабкаться.
За стебли он больше не хватался.
В конце концов он добрался до вершины. Ветер там дул еще более
свирепо. Он ерошил шерсть Чир-куалы, отнимал тепло у его тела. Чир-куала
заплакал тоненько и жалобно. Его ходильные ласты сначала жгла боль, а
теперь они почти ничего не чувствовали. Голубых пятен в отпечатках
становилось все больше. Спотыкаясь, он брел к логову новых зверей,
поселившихся на вершине.
Он шлепнул лапой по плоской штуке, которая загораживала вход. Она не
шелохнулась. Он шлепнул еще раз, и еще, и еще - все сильнее и настойчивее.
У него вырвался надрывный вопль. Он не понимал, почему новые звери не
убирают штуку, которая загораживает вход, и не дают ему еды.
Ему нужна еда. Он голоден.
Холодный ветер выл и выл.
Чир-куала бил по двери лапой и всхлипывал.
1.
Напиток этот именовался кофе, хотя варили его из стеблей растения,
родина которого находилась в сорока световых годах от Земли. Он был
горьким, как хина с примесью цедры, но если пить его горячим и
подслащенным, он вполне мог заменить кофе.
Некоторые даже предпочитали его настоящему. Время завтрака уже
кончилось, обеденное еще не наступило, и в столовой, кроме Сигурда Мюллера
и стажера Лорена Эстансио, не было никого. Мюллер поднес чашку к губам и
снова поставил - пусть еще немножко остынет.
- Ну, и что вы об этом думаете? - спросил он молодого человека.
Эстансио пожал плечами - неловко и неубедительно.
- Мне что-то страшно становится, - признался он.
- Да неужто? - Мюллер всей грудью налег на столик. - Почему бы это?
Молодой стажер смутился.
- Ну... - начал он. - Помните, год назад, когда я только приехал
сюда, вы дали мне решать задачи - те же, которые даете шаркунам?
Мюллер улыбнулся.
- Я даю их всем вам, желторотым зазнайкам. Вы же - патентованные
умники, иначе вас сюда не прислали бы. Это обеспечивает мне хороший
контрольный стандарт.
Эстансио кивнул.
- Мне явно не удалось блеснуть, - сказал он.
- Вы показали средний результат, - припомнил Мюллер так, словно это
не имело большого значения. Он постучал ногтем по столику. - Вся соль
проверок на интеллект заключается в том, чтобы задачи были не по зубам
даже самому умному, иначе от них нет никакого толку. - Мюллер откинулся и
сощурил глаза. - За семь лет, которые я провел здесь, средний
интеллектуальный уровень наших стажеров не повысился ни на йоту. Видимо,
вы, ребята, достигли эволюционного плато.
- Это-то меня и пугает, - пробормотал Эстансио. - Ведь мне ни
лабиринты, ни другие задачи не в новинку, но на вашей серии я споткнулся.
И когда я увидел, как шаркун справился с двойным системным лабиринтом,
хотя он понятия не имел о самой идее лабиринта... - Он замялся и повторил
растерянно: - Мне страшно.
- Да, смышленый был экземпляр, - заметил Мюллер.
С этим Эстансио согласиться все-таки не мог.
- Простая случайность, - возразил он.
Мюллер покачал головой.
- Нет, не случайность. - Он придвинулся ближе. - А что если
сегодняшний был не первым?
Эстансио сдвинул брови.
- О других таких я не слышал, - произнес он с сомнением в голосе. - И
уж, во всяком случае, за время, пока я тут, такие нам не попадались.
- Но вы приехали всего год назад, - напомнил Мюллер, - а я как раз
перед этим обследовал двух таких. Оба экземпляра из одной местности - из
той самой, где поймали сегодняшнего.
- С горы Зиккурат?
- Вот именно, Популяция, изолированная в горном районе, численностью
около семи с половиной тысяч. А не так давно их там было шесть тысяч. За
последние десять лет они заметно размножились.
Эстансио задумался, машинально поворачивая свою чашку то в одну, то в
другую сторону.
- Местность, пожалуй, вполне подходящая, - сказал он наконец.
Мюллер с усмешкой кивнул, а затем попросил:
- Ну-ка, объясните мне почему.
- Небольшая популяция в изолированном районе, где естественный отбор
особенно жесток. При таком положении вещей почти неизбежно должны
проявиться эволюционные тенденции.
- У Хотермена вычитали? - спросил Мюллер.
Эстансио покраснел.
- Совершенно верно. Но ведь он прав?
Мюллер пожал плечами.
- В принципе - конечно, - согласился он. - Однако Хотермен
рассматривал совсем иную ситуацию. Он имел в виду развитие определенных
генетических тенденций, то есть такое положение, когда данные гены уже
существуют. А тут происходит совсем другое.
- Вы уверены? - нерешительно спросил Эстансио.
- Абсолютно, - заявил Мюллер. - Наша станция была создана здесь,
когда планета перешла от Альфы к Бете, то есть почти тысячу лет назад. Мы
исследовали шаркунов на протяжении всего этого срока. Если бы интересующие
нас гены существовали и тогда, они выявились бы в первые же двести лет. Но
чего не было, того не было. Первый достаточно сметливый шаркун, хотя и
вдвое уступавший нынешним по смышлености... Не морщитесь, не морщитесь, я
проверял в архиве... Первый такой шаркун был обнаружен сорок лет назад.
Ну-ка, угадайте, откуда он был родом?
- С горы Зиккурат?
Мюллер ударил кулаком по столу.
- Совершенно верно, - процедил он сквозь зубы. - Произошла мутация.
Другого объяснения нет. И произошла она в изолированной популяции.
Эстансио долго молчал.
- Почему вы его забили? - спросил он наконец.
- Потому же, почему я забил первых двух, - ответил Мюллер. - Хочу
взглянуть на его мозг. Первые два... я думал, это случайность. Теперь я
изменил свое мнение и полагаю, что клетки мозга этого последнего
экземпляра подтвердят закономерность.
- Но как же правила? - с недоумением спросил Эстансио. - Ведь шаркун,
демонстрирующий исключительные качества...
Мюллер подергал свою мефистофельскую бородку.
- Правила, правила! - бросил он пренебрежительно. - Я должен знать
точно, а другого способа нет. - Внезапно он резко переменил тему. - Во
всяком случае, так могло показаться на первый взгляд:
- Вы ведь возвращаетесь с этим рейсом грузового космолета?
Вопрос был чисто риторический. Стажера приглашали остаться на станции
еще на год лишь в исключительных случаях. Эстансио кивнул.
Мюллер удовлетворенно улыбнулся.
- Очень хорошо, - сказал он. - Когда уедете, можете говорить об этом
сколько хотите. Но пока вы еще тут... Этого не было. Просто не было. Вы
поняли?
- Кажется, да... - протянул Эстансио. - Но... почему?
- А потому, что они умнеют, - ответил Мюллер. - Если не принять мер,
они все станут умными - куда умнее нас. И они свирепы - вы же видели, как
ведут себя дикие. Значит, этого нельзя допустить. Вот зачем мы из века в
век сохраняем тут станцию. Чтобы наблюдать за ними. Потому что кто-то уже
тогда сообразил, к чему идет дело. Чтобы вовремя осадить их. Но тут
хватает идиотов, которые - представьте себе - хотят, чтобы шаркуны
эволюционировали. Ну, так им незачем знать про мутацию. Да и остальным
тоже.
- А-а... - сказал Эстансио, растерянно сдвинув брови. - Но что мы
можем сделать? Как им помешать?
- Не спрашивайте, - хихикнул Мюллер. - Не то я объясню.
- Нет, все-таки... - не отступал Эстансио.
Мюллер налег грудью на столик и многозначительно забарабанил по нему
пальцами.
- Вы слышали, кто прибудет с космолетом?
Эстансио задумался, припоминая.
- Ну, Блэкитт, еще Холмен и...
Мюллер жестом остановил его.
- Я говорю не о сотрудниках, а о тех, кому приспичило знакомиться с
условиями жизни на планете.
- Хичкок? - Эстансио явно недоумевал. - Но ведь он... он же будет за
них заступаться. Он всегда за кого-нибудь заступается.
- Оно так, - согласился Мюллер, - но только он редко бывает в курсе.
И по большей части просто сует всем палки в колеса. То же будет и тут.
- Вы уверены?
- Да, уверен, - Мюллер улыбнулся. - Я ему поспособствую.
И он захохотал.
"Я содрогнулся, господа. Содрогнулся!"
Хичкок решил, что именно этой фразой он, когда вернется на Землю,
начнет свою речь о том, что ему довелось увидеть на Одиннадцатой планете в
системе Скорпиона. Так он начнет свою речь на заседании Общества защиты
гуманности, учредителем которого был, и объявит очередную кампанию по
помощи и спасению.
Институт Одиннадцатой Скорпиона, конечно, попробует протестовать. Эти
ученые завизжат, будто он подтасовывает факты. Пусть их! Те, чьи гнусности
он вытаскивал на свет в прошлом, всегда прибегали к подобным уверткам, но
тщетно. Широкая публика знала, на чьей стороне правда.
Хичкок составил свое мнение, едва прибыл на Одиннадцатую Скорпиона, а
